мальчика. В следующий раз будет знать.
Нисколько не обеспокоился он и тогда, когда Майк (с помощью Дугласа) под вымышленным именем завербовался в вооруженные силы Федерации. Он был уверен, что ни один сержант не станет измываться над Майком. И Джубала совсем не волновало, что может случиться с десантниками Федерации: непримиримый старый реакционер, Джубал сжег свое почетное демобилизационное удостоверение и все, что к нему прилагалось, в тот день, когда Соединенные Штаты распустили свою армию.
Джубал был удивлен тому, как мало несуразностей Майк совершил в качестве «рядового Джонса» и как долго он просуществовал в этом обличьи – почти три недели. Майк завершил свою военную карьеру периодом расспросов, за которым последовала лекция, доказывающая бесполезность армий (с рекомендацией сокращения населения посредством людоедства). Далее Майк предложил себя в качестве подопытного кролика для любого оружия любой природы, чтобы доказать, что оружие не только бесполезно, но и
Дуглас разрешил Джубалу просмотреть сверхсекретный отчет («экземпляр № 1; количество экземпляров – 3»), взяв с того слово, что ни одна душа, включая госсекретаря, не узнает, что рядовой Джонс – это Человек с Марса. Джубал просмотрел материалы. В основном это были путаные доклады о том, что происходило, когда «Джонса» обучали обращению с оружием. Джубал с удивлением обнаружил, что некоторые свидетели имели смелость под присягой подтвердить, будто видели, как оружие исчезает.
Последний параграф Джубал прочел с особым вниманием: 'Выводы: упомянутый человек является прирожденным гипнотизером и может быть использован в разведке, но непригоден для военных действий. «Однако его низкий коэффициент интеллекта (слабоумие), чрезвычайно слабое общее развитие и параноидальные тенденции (мания величия) делают нежелательным использование таланта этого гения- идиота. Рекомендации: увольнение без пенсии и пособия».
Майк научился шутить. Когда на последнем параде его взвод появился на плацу, генерал и вся его свита вдруг оказались по пояс в буколическом конечном продукте, хорошо знакомом каждому солдату, но здесь явно неуместном. Затем вся жижа исчезла, оставив после себя стойкий запах и веру в массовый гипноз. Джубал решил, что Майк переборщил со своей шуткой. Потом припомнил случай в медицинской школе, когда декану подсунули труп. Тоже та еще была шуточка!
Джубал даже порадовался бесславной военной карьере Майка, потому что Джил в это время была дома. Когда Майк вернулся, он вовсе не казался обиженным непродолжительностью своей службы. Он похвастался Джубалу, что выполнил данное Джил обещание и никого ни исчез, разве что несколько неживых вещиц… хотя, как грокнул Майк, были случаи, когда Земля могла бы стать более приятным местом, если бы не слабость Джил. Джубал не спорил: у него был свой список кандидатов на виселицу.
Способы совершенствования были у Майка уникальны; Майк и сам был уникален. Но эта его последняя штучка – 'преподобный доктор Валентайн М.Смит, б.г.н., д.б., д.ф.
Хуже всего было то, что Майк объявил, будто почерпнул эту идею из рассуждений Джубала о том, что есть церковь и какова она должна бы быть. Джубал согласился, что нечто подобное он мог в принципе говорить, хотя самого разговора не помнил.
Майк был уклончив, отвечая на вопросы о получении степеней: несколько месяцев в очень маленьком, очень бедном колледже одной секты, степень бакалавра, полученная после экзамена, визит в епархию и последующее за этим рукоположение в этой признаваемой, но малоизвестной секте, докторская диссертация по сравнительной религии, которая была чудом эрудиции, хотя в ней и отсутствовали выводы, «заслуженное» получение докторской степени, совпавшее с крупным (анонимным) пожертвованием этой вечно голодной школе, вторая докторская степень gonoris causa за «вклад в развитие межпланетной науки», полученная после того, как Майк дал понять, что именно такова должна быть плата за его появление на конференции по изучению Солнечной системы. В свое время Человек с Марса отказал всем вузам от Калифорнийского технологического до Института кайзера Вильгельма. Гарвард оказался не в силах противостоять искушению.
Что ж, сейчас они должны бы покраснеть под цвет их флага, подумал Джубал. Майк провел несколько недель в качестве священника в церкви выпестовавшей его секты, затем порвал с сектой, объявившей его схизматиком, и основал собственную церковь. Полностью кошерную, закрытую, насколько это допускал закон, почтенную, как в свое время церковь Мартина Лютера, – и тошнотворную, как выгребная яма.
От мрачных раздумий Джубала отвлекла Мириам.
– Босс! Гости!
Джубал поднял голову и увидел идущую на посадку машину.
– Ларри, мой револьвер! Я поклялся, что застрелю следующего болвана, который плюхнется на мои розы.
– Он садится на траву, босс.
– Скажи ему, пусть сделает еще попытку. Мы снимем его на втором заходе.
– Похоже, это Бен Кэкстон.
– Так и есть. Привет, Бен. Что будешь пить?
– Ничего, профессиональный вы совратитель. Нам надо поговорить, Джубал.
– Ты это уже делаешь. Доркас, стакан теплого молока – Бен болен.
– Но без содовой, – уточнил Бен. – Частный разговор, Джубал. Олл райт, идем ко мне в кабинет. Хотя, если ты считаешь, что можно что-то утаить от моих разбойников, поделись способом.
После того, как Бен кончил приветствовать членов семьи (в трех случаях – нарушая правила санитарии), они поднялись наверх.
Бен оглянулся.
– Что за черт! Где это мы?
– А, ты еще не видел нового крыла! Две спальни, а там, внизу, еще одна ванная. А здесь моя галерея.
– Здесь хватит статуй для целого кладбища.
– Не надо, Бен! «Статуи» – это когда говорят об дохлых политиках. Это скульптуры. Пожалуйста, говори почтительно, иначе я впаду в буйство. Тут у меня копии некоторых известнейших скульптур, созданных в этом отвратительнейшем мире.
– Так, эту ужасную вещь я уже видел… но когда вы успели приобрести остальной хлам?
Джубал повернулся к «Прекрасной Омиэр».
– Не слушай, ma petite shere
Он повернулся к Бену и резко сказал:
– Бен, я должен дать тебе урок, как надо смотреть на скульптуру. Ты был груб с леди, а я этого не терплю.
– Что? Не говорите глупостей, Джубал. Вы сами бывали грубы с леди… с
–
– Вы знаете, что я никогда не был бы груб со старой женщиной, которая позировала скульптору. Чего я не могу понять, так это так называемого художника, заставляющего позировать чью-то прабабушку в чем мать родила… и вашего дурного вкуса, и стремления к приобретению подобных вещей.
Появилась Энн, одетая в мантию. Джубал сказал:
– Энн, я когда-нибудь был груб по отношению к тебе? Или к кому-нибудь из девушек?
– Я могу только высказать свое мнение.
– Затем тебя и позвали. Ты не в суде.
– Вы никогда не были грубы ни с кем из нас, Джубал.
– Ты можешь припомнить случай, чтобы я был груб с леди?