только после ужина.
— Вы хотите сказать, что он приезжает только для того, чтобы поесть, а не ради моего общества? — нахмурилась Аманда. — Анабел, между прочим, божится, что его интересуют только мои деньги, так что, пожалуй, начну теперь прихорашиваться к его приезду.
Грэнт усмехнулся.
— Предложу ему кухарку. Держу пари, будет на что поглядеть. А еще лучше, если вы намекнете ему, что ждете предложения и дорогого обручального кольца в подарок. Тогда этот синеносый законник сразу уберется восвояси.
— У меня есть идея получше. Почему бы вам не заняться своим делом и дать мне заняться своим?
— Но ваше дело — это мое дело, — напомнил он ей. — По крайней мере, так было, пока вы не сунули в него свой нос и не присвоили половину. Или что-то в этом роде. Черт побери, у меня голова пошла кругом в последнее время, и я уже потерял представление, где мое дело, а где — нет. Может, оно уже все ваше, только никто не поставил меня в известность?
— Не выпили ли вы слишком много бренди?
— Вы же знаете, что нет, а то Чалмерс уже донес бы вам. Нет больше миссис Дайвотс, нет старой кухарки, Чалмерс от вас без ума, Пэдди поет вам дифирамбы со своим богомерзким акцентом, Дарси волочится за вами. И конца всему этому не видно. Что случилось с моим славным мирным житьем-бытьем? Куда оно подевалось, как только в него вмешались вы?
Тирада Грэнта была прервана Чалмерсом, представившим Дарси. Когда законник уже входил в комнату, Грэнт громко прошептал:
— Ради Бога, наденьте туфли, Аманда. Мы же оба не хотим, чтобы его воображение разыгралось от вида ваших ножек!
Перед тем как отправиться в Лексингтон, чтобы встретить поезд на Балтимор, Грэнту нужно было обсудить с Амандой несколько вопросов, но ему не удавалось разыскать ее ни в доме, ни в конюшне. Наконец, Чалмерс посоветовал посмотреть в саду, где Грэнт ее и обнаружил.
Она лежала под яблоней, устремив взгляд сквозь листву в небо, и что-то тихонько напевала. Туфли ее валялись, брошенные в траве. Пока он смотрел, не решаясь беспокоить ее, над ее лицом запорхала бабочка. Аманда улыбнулась, протянула руку, и к удивлению Грэнта, бабочка опустилась на ее ладонь.
— Боже, какое прелестное создание! — нежно проворковала она. — Ах, если бы природа подарила мне твою красоту…
Грэнту подумалось, что природа на самом деле благословила Аманду, дав ей тело, будто созданное, чтобы вызывать восхищение.
В эту минуту он не мог вообразить себе ничего более прекрасного, чем Аманда, лежащая на солнце: глаза блестят словно звезды, длинные черные волосы разметались по ярко-зеленой траве.
Он заговорил, и волшебство рассеялось. Его голос вспугнул бабочку и заставил Аманду приподняться.
— Я искал вас.
— Неужели? Зачем это?
Она поспешно оправила юбки и стала собирать волосы в узел.
Как он ни старался, но не мог вспомнить те наставления, которые он хотел ей дать. Сейчас они казались незначительными и пустыми.
— Я хотел попрощаться, — признался он. Ослепительная улыбка была ему наградой за искренность.
— Я рада. У меня для вас кое-что есть. — Поискав в кармане юбки, она осторожно вынула оттуда что-то зеленое и протянула ему.
— Будьте осторожны, чтобы не помять его. Когда они высыхают, становятся ужасно хрупкими.
Когда он наклонился, она положила ему на ладонь стебелек клевера с четырьмя листочками.
— Это на счастье, — объяснила она, видя, что он не понимает. — Я нашла его сегодня утром и хотела бы, чтобы он был у вас в пути и на скачках.
Смущение и разочарование отразились на его лице.
— Вы не передумали насчет поездки?
— Вовсе нет! Я только хотела, чтобы у вас все прошло удачно. — Она засмеялась, и глаза ее озорно блеснули. — Мы, картежники, народ суеверный.
Он с улыбкой ответил:
— Как и мы, игроки на скачках. Вы знаете, почему на дверях каждой конюшни прибита подкова?
Она кивнула.
— Рогами вверх, чтобы поймать и удержать счастье. Пэдди объяснял мне.
— Так скажите мне, есть у вас какой-нибудь амулет, с которым вы садитесь за карточный стол?
Она застенчиво улыбнулась:
— Да, у меня есть золотая монетка на счастье из моего самого первого выигрыша. Она у меня всегда с собой, где бы я ни была. Это дает мне уверенность, что я никогда не останусь совсем без денег.
— Где бы вы ни были? — заинтересовался он. — Даже сейчас?
Она кивнула:
— Даже сейчас.
— Где вы храните ее? Наверное, не в туфле.
Пристально глядя на нее, он опустился на колени и склонился над ней.
— Наверное где-нибудь глубоко за корсажем? — Его всегда удивляло, что такие вещи заставляли ее краснеть. Он был уверен, что девичья застенчивость тут ни при чем, и терялся в догадках.
— Вы покажете мне ее, Аманда? — тихо спросил он. — Можно мне подержать ее в руках, согретую на вашей груди?
Боже, почему она становилась такой слабой, будто бескостной, когда он смотрел на нее так? Почему вся она начинала трепетать, как лист на ветру? Сами собой, ее руки прижались к груди, но он отвел их в сторону.
— Нет. Дайте мне сделать это. Я хочу сам отыскать ее.
Одну за другой его ловкие пальцы расстегивали маленькие перламутровые пуговички на ее блузке, а глаза неотрывно смотрели на нее. И когда лишь кружевная сорочка скрывала ее груди с розовыми сосками, он мягко заставил ее опуститься на траву.
Легчайшими прикосновениями, медленно, будто желая растянуть эти мгновения, он расстегивал кружева, но вдруг не в силах сдерживаться, сдернул сорочку, обнажив наконец ее груди. И там, на левой лежала монетка, поднимаясь и опускаясь в такт ее частому дыханию.
Его дыхание обжигало ей грудь, заставляя ее напрягаться еще больше, как бы прося его прикосновения.
— О, пожалуйста, — простонала она, обняв руками его голову и плотнее прижав его губы к своей груди. — Пожалуйста…
Она громко вздохнула, когда его горячий влажный рот достиг своей цели, и он, обхватив сосок губами, стал погружать его все глубже и глубже в горячий рот. Мир закружился вокруг нее, дыхание ее участилось, и ей хотелось теперь только сильнее прижаться к нему. Его руки гладили ее живот, бедра, и он чувствовал, как бьется ее сердце, когда он нежно ласкал ее губы.
Аманда могла бы поклясться, что не поняла, как случилось, что его рубашка оказалась расстегнутой, и когда он подался вперед, и его губы впились в ее рот, у нее вырвался сладостный крик от прикосновения его груди к ее возбужденным соскам.
Их губы слились. У нее перехватило дыхание, когда его язык вошел в ее рот, а жесткий торс опустился на нее, сдавливая груди. Рукой он гладил ее бедра, поднимаясь все выше и выше. И вдруг она почувствовала его член — жесткий и твердый, упершийся в ее ногу.
Никогда еще мужчина не прикасался к ней так. Никогда раньше она не позволяла этого. Но в ее
