Мисс Рекстон, которая не могла противиться искушению блеснуть своим превосходным образованием, довольно добродушно улыбнулась мистеру Фонхоупу и сказала:
– Правильно. Знаете, говорят, что король Джон провел в монастыре ночь накануне подписания Великой хартии. Это историческое место, ибо там, по слухам, был убит Сенульф, король Уэссекса. Кроме того, там много всего происходило и в не столь отдаленные времена, – добавила она уже более сдержанно, так как не столь отдаленные времена требовали упомянуть о довольно неприличной женщине.
– Нельсон! – сказал мистер Фонхоуп. – Романтичный Мертон! Я поеду с вами. – Он забрался в экипаж, сел рядом с Сесилией, ласково улыбнулся леди Омберсли и произнес: – Теперь я знаю, что хотел сделать. Сегодня утром я проснулся в смутном беспокойстве, но не знал причины. Я поеду в Мертон.
– Вы не могли хотеть поехать в Мертон! – возразила сильно раздраженная леди Омберсли, надеясь, что Чарльз не заставит ее краснеть, сказав этому утомительному моодому человеку какую-нибудь резкость.
– Да, – сказал мистер Фонхоуп. – Там будет зеленая листва, а это то, чего страстно жаждет моя душа.
Какое ужасное слово – Вэндл! Как режет слух! Почему вы так хмуро смотрите на меня? Мне нельзя поехать?
Это внезапное превращение из восторженного поэта в хнычущего мальчишку выбило леди Омберсли из колеи, и она мягко ответила:
– Мы бы, конечно, с удовольствием взяли вас с собой, Огэстес, но мы едем в гости к маркизе де Виллачанас, и она не ожидает вас.
– О, – сказал мистер Фонхоуп, – какое чудесное имя! Виллачанас! Как звучит! Испанская леди в ярких одеждах, богатых безмерно, в блеске бриллиантов и жемчугов!
– Не знаю точно, – сердито ответила леди Омберсли.
Софи, которую забавляла абсолютная невосприимчивость мистера Фонхоупа к намеку, что его присутствие нежелательно, весело сказала:
– Да, жемчуг, достойный королевской короны. И она любит англичанина, моего отца!
– Великолепно! – восхитился мистер Фонхоуп. – Я так рад, что пришел сюда!
Казалось, что от него невозможно избавиться иначе, кроме как прямо приказав ему покинуть экипаж. Леди Омберсли отчаянно, а Сесилия умоляюще посмотрели на Чарльза; а мисс Рекстон улыбнулась ему, давая понять, что она отлично все понимает и глаз не спустит с Сесилии.
– Кто этот Адонис? – спросил сэр Винсент у мистера Ривенхола. – Когда он сидит рядом с вашей сестрой, от их красоты дух захватывает!
– Огэстес Фонхоуп, – коротко ответил мистер Ривенхол. – Кузина, если ты готова, я помогу тебе сесть!
Леди Омберсли, получив молчаливое согласие на присутствие мистера Фонхоупа, велела кучеру трогаться, сэр Винсент и Хьюберт, верхом, пристроились позади экипажа, а мистер Ривенхол сказал Софи:
– Если это твоих рук дело…
– Даю слово, нет. Если бы я думала, что он имеет хоть малейшее представление о твоей враждебности, я бы сказала, что он провоцирует тебя, Чарльз!
Он не смог удержаться от смеха.
– Сомневаюсь, что у него бы тогда было хоть малейшее представление о чем-нибудь менее жестоком, чем удары дубинкой. Как ты его выносишь!
– Я говорила тебе, что мои помыслы не так уж чисты, Давай лучше не будем говорить о нем! Я поклялась не ссориться с тобой сегодня.
– Ты меня удивляешь! Почему?
– Не будь таким ослом! – сказала она. – Конечно потому, что я хочу править твоими серыми!
Он сел рядом с ней в бричку и кивком велел груму, который держал лошадей под уздцы, отойти.
– Ах, вот что! Когда мы выедем за город, я отдам тебе вожжи.
– Ты, наверное, сказал это, – заметила Софи, – чтобы с самого начала вывести меня из себя. Однако ничего не выйдет.
– Я не сомневаюсь в твоем мастерстве, – сказал он.
– Откровенное признание. Вероятно, ты с трудом сделал его, и это лишь увеличивает его ценность. Но в Англия дороги настолько хороши, что никакого особого мастерства не требуется. Видел бы ты испанские дороги!
– Это намеренная провокация, Софи! – сказал мистер Ривенхол.
Она рассмеялась, отрицая, и стала спрашивать его об охоте. Когда они миновали узкие улочки, он позволил лошадям догнать и обогнать ландо. И увидел, что мисс Рекстон дружески беседует с мистером Фонхоупом, а Сесилия сильно скучает. Причину этого открыл Хьюберт, некоторое время проскакавший рядом с бричкой. Он сказал, что предметом обсуждения был «Ад» Данте.
– Это как раз для Фонхоупа! – добавил он значитель– Он знает эту итальянскую чепуху намного лучше Эжени, Чарльз, и может цитировать часами, без остановки! Кроме того, есть еще какой-то парень, Юберти или как-то похоже, так он и того знает. Ужасная чепуха, по-моему, но Тальгарт – говорю вам, он первоклассный парень, а? – сказал, что Фонхоуп чертовски начитан. А Сесилии это не слишком нравится. Клянусь Юпитером, я посмеюсь, если Эжени выведет ее из игры с поэтом!
Не получив поощрения от брата, он перестал распространяться на эту тему и отстал, чтобы поравняться с сэром Винсентом. Мистер Ривенхол передал Софи вожжи и заметил, что она, должно быть, рада, что не едет в ландо.
Софи удержалась от комментариев, и остаток пути прошел очень приятно; никакие спорные темы не нарушили хорошие отношения между ними.
Дом, нанятый сэром Горасом для маркизы, представлял собой просторную виллу, приятно затерянную в прелестных садах. Дом был окружен лесом, полным колокольчиков, и хотя он был отделен оградой, в рощу можно было попасть через изящную металлическую калитку, привезенную из Италии бывшим владельцем особняка. С подъездной аллеи к парадной двери вели несколько низких ступеней. Когда бричка подъехала, дверь широко раскрылась, из нее вышел худой, одетый в черное человек и, поклонившись, остановился на верхней ступеньке. Софи как всегда дружелюбно приветствовала его и сразу же спросила, куда мистер Ривенхол может поставить своих лошадей. Худой человек повелительно щелкнул пальцами, как фокусник, и, казалось, ниоткуда появился грум, который бросился к лошадиным мордам.
– Я прослежу, как их поставят, Софи, и зайду в дом вместе с мамой, – сказал мистер Ривенхол.
Софи кивнула и взбежала по ступенькам, сказав:
– С нами на два человека больше, чем вы ожидали, Гастон. Полагаю, вас это не затруднит.
– Это ничего не меняет, мадмуазель, – величественно ответил он. – Мадам ожидает вас в салоне.
Маркиза полулежала на софе в гостиной, выходящей на южную лужайку. Апрельское солнце и так не было ослепи, тельным, а шторы на окнах гасили его лучи. Шторы, как и обивка кресел, были зеленого цвета, и поэтому в комнате царил полумрак, как под водой. Софи, войдя, немедленно раздвинула шторы и
