входите или выходите?
– Выхожу, – ответил Дайзарт, провожая взглядом отъезжающий экипаж. – Хорошая у вас лошадка, видно, что умеет бегать. Валлиец?
– Да, я вполне доволен им, – согласился граф. – Бегает свободно и быстро и очень подвижен в колене. Словом, чистокровный валлиец; я на прошлой неделе купил его у Черстерфорда. Не желаете ли зайти к нам еще раз?
– Нет, мне надо к Лиммеру, – ответил виконт.
Он задумчиво разглядывал зятя. Граф, похоже, был в добром расположении духа; все знали, что он богат и может купить целое аббатство; поскольку существовал шанс получить от него эти три сотни, просто попросив их, то виконт не собирался упускать его.
– Вы бы не дали мне взаймы три сотни фунтов? – с надеждой спросил он.
– Три сотни?
– Согласен на пятьсот! – предложил виконт, вспомнив некоторые свои весьма неотложные долги. Кардросс рассмеялся:
– Вы можете называть любую сумму, но я вообще не собираюсь одалживать вам деньги. И благодарю вас, Дайзарт, что вы не обратились с этим к Нелл!
– И не собирался, – сказал виконт, сдерживая сильное желание рассказать ему, что все обстоит как раз наоборот.
– Снова затруднения? – спросил граф. – Знаете, вам следовало бы ограничить себя!
– Не вижу в этом смысла, – возразил Дайзарт. – Это ничего не дает! Единственный способ уладить дела – это крупный выигрыш. И я в нем не сомневаюсь, потому что в один прекрасный день фортуна должна улыбнуться мне! Однако я всерьез подумываю, не заняться ли мне «фараоном», и, наверное, так и сделаю! В этом году в кости вселился дьявол.
Однако известие о намерении Дайзарта изменить образ жизни было встречено, к его разочарованию, без особого энтузиазма.
– Чем еще вы можете нас порадовать? – спросил граф. – Я, правда, не видел, как вы на прошлой неделе с завязанными глазами везли через Пиккадилли тачку, но мне говорили, что вы надолго остановили там все движение. Я должен поздравить вас с этим и еще с вашим последним подвигом, когда вы вырезали свои инициалы на всех деревьях в парке Сент-Джеймс.
– За час пятнадцать минут! – с простодушной гордостью заявил Дайзарт.
– Охотно верю.
– Господи! – строптиво сказал Дайзарт. – Чем же еще заниматься в этой жизни, как не устраивать время от времени какой-нибудь переполох!
– Вы могли бы попробовать привести в порядок свои поместья.
– Это не мои поместья, – ответил Дайзарт. – Так папочка и позволит мне вмешиваться! Кроме того, если уж говорить о поместьях, то старина Моултон сделает все гораздо лучше, чем я. Он много лет был нашим управляющим и тоже не собирается позволять мне вмешиваться. Да я и не хочу.
– Я могу кое-что предложить вам, – сказал Кардросс, приветливо глядя на Дайзарта. – Я не буду одалживать вам три сотни, чтобы вы просадили их в «фараон», но я готов заплатить ваши долги и купить вам назначение в любой действующий полк, какой вы только назовете.
– Черт возьми, если бы вы только могли! – с чувством вскричал Дайзарт.
– Я могу.
Голубые глаза виконта загорелись, но радостный огонек тут же угас, и он засмеялся, с грустью покачав головой:
– Ничего не выйдет! Старый джентльмен и слышать об этом не захочет. Бог знает, зачем он хочет держать меня в Англии – я не единственный его сын, и он вряд ли испытывает удовольствие, когда видит меня дома. Я раздражаю его до конвульсий! Знаете, я ведь ездил в Девоншир после того, как с ним случился удар. Поехал ради матери, но в конце концов она вынуждена была признать, что я приехал напрасно. Однако он все равно не позволит мне уйти в армию.
– Если вы сами этого хотите, я постараюсь уговорить его.
– Подмажете его деньгами, да? Послушайте моего совета и поберегите деньги. Или подождите, пока я не натворю чего-нибудь такого, что он будет готов отправить меня хоть в Испанию, лишь бы подальше отсюда! – сказал Дайзарт, натягивая перчатки.
– Не говорите глупостей! И давайте войдем в дом, ведь мы не можем обсуждать это на улице!
– Если вам некуда девать наличные, одолжите мне пятьсот фунтов! – развеселился Дайзарт. – Что касается всего остального – я сам не знаю, чего я хочу, а если бы даже и знал, все равно от этого не было бы толку!
Он немного подождал и, поскольку Кардросс ничего не ответил, двинулся вниз по улице, одарив его насмешливой улыбкой.
Глава 4
Несколько дней спустя Нелл, испытывая чувство, близкое к облегчению, вежливо попрощалась с мужем. Он просил ее сопровождать его в Мерион, и ей очень хотелось поехать (только хорошо бы без недовольной Летти); но с того момента, как появился омрачивший жизнь счет от мадам Лаваль, она с ужасом ждала, что он может повторить свою просьбу. Теперь ей меньше всего на свете хотелось быть с ним рядом, потому что чувство вины, которое и так тяжелым камнем лежало на ее сердце, в его присутствии, казалось, вот-вот раздавит ее. Если он улыбался ей, она представлялась себе гнусной обманщицей; если в его поведении чувствовалась холодность, она считала, что он обо всем узнал, и была готова провалиться сквозь землю. В этом смятенном состоянии, духа ей не приходило в голову, что соображения, не позволяющие ей раскрыть перед ним свое сердце, толкают ее к поведению, которое определенно укрепляло его в подозрении, будто ее интересует только богатство, мода и флирт. В разгар сезона не было недостатка в балах, которые заполняли все ее время; не было недостатка и в ревностных поклонниках, готовых сопровождать красивую молодую графиню, если граф был занят. Ему казалось, что он только и видит, как она собирается на прием или на бал, и едва ли он сомневался, что она предпочитает компанию своих обожателей – даже самых пошлых – его обществу.
– Знаете, любовь моя, – сказал он однажды, насмехаясь над самим собой, – думаю, судьба свела меня с вами, чтобы я умерил свою самонадеянность! Представляете себе, я ведь считал себя блестящим кавалером! Теперь-то я понимаю, что это не так, – я просто невероятный зануда.
Она ничего не ответила, но ее щеки покрылись густым румянцем, и, когда она взглянула на него, ему показалось, что на мгновение он увидел то любящее, живое создание, какой она ему показалась когда- то. Но уже в следующий миг это выражение исчезло, и она с нервным смехом заметила, что он говорит чепуху, а ее ждет Летти, которую она обещала отвезти в Ричмонд на вечер на открытом воздухе, устраиваемый леди Бриксуорт.
Неудивительно, что при таком обращении с ним Кардросс, слишком гордый, чтобы показать свою боль и обиду, отгородился стеной прохладной, слегка ироничной учтивости, которая, естественно, убивала в самом зародыше желание Нелл отбросить осторожность и сложить к его ногам все свои сомнения и трудности.
Как назло, от Дайзарта не было никаких известий, а Летти занятая собственными заботами, постоянно испытывала терпение брата, снова и снова наседая на него со своими требованиями при каждой встрече. Она в течение нескольких недель так транжирила его деньги по всем магазинам, что он однажды просто взорвался и по-родственному сказал ей «пару ласковых слов», из которых его несчастная жена, невольно оказавшаяся свидетельницей этой сцены, усвоила, что долги и бесчестие, по его суровому суждению, – это одно и то же. Поэтому о том, чтобы поведать ему о своих собственных неприятностях, не могло быть и речи.
Вот почему она с таким облегчением попрощалась с ним. Ему предстояло отсутствовать неделю, а за это время, думала она, вполне возможно, что Дайзарт найдет способ избавить ее от долга мадам Лаваль.
