ведет себя, как подобает истинному джентльмену, и я никогда не замечала у него повышенного самомнения. Я была очень несправедлива, ведь герцог не предоставил мне ни одного повода написать о нем такое. Просто…
– Продолжайте! – подбодрила девушку пожилая герцогиня. – Не бойтесь сказать правду. Если вы не будете со мной откровенны, я могу заподозрить что-нибудь ужасное.
– Мне показалось, мадам, что герцог ведет себя вежливо с другими людьми не для того, чтобы угодить им, а для того, чтобы сделать приятно себе! – собравшись с духом, выпалила Феба. – И та лесть, которой он окружен… он ее не замечает, поскольку принимает как само собой разумеющееся… ведь у него такое знатное происхождение. Не знаю, почему, но меня это очень здорово разозлило. Если бы он просто относился к другим людям грубо и дерзко, наверное, это бы только вызывало у меня смех, хотя это бы оказалось гораздо хуже. Думаю, именно безразличие герцога так часто меня задевает, что мне даже порой хочется поколотить его!
Герцогиня рассмеялась.
– О да, я вас прекрасно понимаю. Скажите, а как Сильвестр относится к лести? Она ему нравится?
– О нет, мадам! – заверила ее Феба. – Герцог всегда ведет себя приветливо в компании, я не замечала у него абсолютно никакой чопорности. Только, не знаю, правда, как это выразить, наверное, он ведет себя с каким-то отчуждением… О, я не хотела вас огорчать. Умоляю, умоляю вас, простите меня!
Мать герцога Салфорда немного погрустнела.
– Вы не огорчили меня. Меня беспокоит лишь то, что мой Сильвестр все это время жил, отгородившись от остального мира. Огорчило, да и то совсем ненадолго! К тому же сейчас все изменилось.
– Это все из-за его брата, мадам? – осмелилась поинтересоваться Феба, робко заглянув в глаза герцогини. Элизабет Салфорд кивнула.
– Да, они были близнецами, и, несмотря на разницу в характерах, так сильно любили друг друга, что эта привязанность не ослабла даже после женитьбы Гарри. Когда Гарри умер, Сильвестр ушел в себя. Надеюсь, вы поймете, что я хочу сказать, ведь у вас такие проницательные и умные глаза. Сильвестр очень сдержанный человек. Он не позволял никому прикасаться к своим ранам, а эта рана…– Герцогиня замолчала на несколько секунд, затем продолжила: – Он так долго никого не подпускал к себе, что, наверное, это вошло у него в привычку. Отсюда и та отчужденность, которую вы в нем подметили. Это очень точное определение Сильвестра, можете мне поверить! – Пожилая леди улыбнулась Фебе и взяла ее за руку. – А безразличный вид, моя дорогая, мне тоже очень хорошо известен… я знакома с этим безразличием много лет, причем оно свойственно не только Сильвестру. Оно проистекает, как вы правильно предположили, из гордыни. Это порок нашей семьи, он передается по наследству! Все Рейны славились своей гордыней. Казалось, и Сильвестр родился с ней… Это высокомерие достигло немыслимых размеров, когда он в очень молодом возрасте унаследовал от своего отца высокий титул. Мне всегда казалось, это самое худшее, что могло произойти с Сильвестром, но я надеялась, что лорд Уильям Рейн, дядя Сильвестра, быстро избавит его от этой заносчивости. Однако, к несчастью, хотя Уильям и добрейший человек на земле, он не только держится очень высокомерно, но и считает, будто глава рода Рейнов более знатная персона, чем глава рода Ганноверов![24] Я очень люблю Уильяма, но он относится к тому типу людей, кого бы вы назвали «средневековыми». Уильям, например, мне как-то заявил, будто общество все перемешалось и сейчас многие знатные люди не держат «необходимую дистанцию». Он бы отчитал Сильвестра за невежливость по отношению к самому скромному арендатору, но, не сомневаюсь, что именно он внушил Сильвестру, будто педантичная вежливость просто обязательна при таком высоком происхождении, noblesse oblige[25], так что, с одной стороны – Уильям постоянно твердил Сильвестру о величии Рейнов, с другой – слишком много людей считали его своим господином, вот у Сильвестра и появились неверные представления о собственной персоне, моя дорогая. И, если быть откровенной, я не думаю, что он когда-нибудь сможет от них избавиться. Жена Сильвестра, если он будет ее любить, могла бы многое сделать, чтобы исправить его, но ей не удастся полностью изменить его характер.
– Конечно, не удастся, мадам. Я хотела сказать…
– Но в этом есть своя прелесть, – продолжила герцогиня, слегка улыбаясь этому смущенному восклицанию, но больше никак не реагируя на него. – Однако самое странное, что некоторые из его самых лучших качеств, развились из этой же гордыни. Сильвестр, конечно, даже не в состоянии вообразить себе, что кто-то станет оспаривать его наследственное право носить титул лорда, но я могу вас также уверить, что ему и в голову никогда не сможет прийти пренебречь самой малейшей из своих обязанностей, которые налагает на него титул, какими бы скучными они ни были. – После небольшой паузы она продолжила: – Вся беда в том, что ему несвойственна забота о подчиненных. Он уделяет им ровно столько внимания, сколько требуют приличия – и вряд ли это изменится. Знаете, Сильвестр далеко не филантроп. Ко всем людям, за исключением немногих, которых Сильвестр любит по-настоящему, боюсь, он всегда будет относиться холодно и безразлично. Однако для этих нескольких избранных он готов сделать все, что угодно, начиная от героических подвигов и кончая самыми будничными вещами. Ну, например, он всегда уделяет много времени развлечению своей беспомощной и больной матери!
– Не сомневаюсь, что он никогда не считал уход за вами скучным занятием, мадам, – попыталась разуверить ее Феба.
– О, Господи, из всех его обязанностей это самая тоскливая! Я решила не позволять ему тратить на меня время, но, как вы, наверное, уже подметили, Сильвестр всегда все делает по-своему и не особенно считается с мнениями других, особенно когда думает, что это пойдет на пользу человеку.
– Герцог нередко казался мне… немного своевольным и властным, мадам, – кивнула Феба, и ее глаза загорелись от каких-то воспоминаний.
– Да, я уверена, что вы не могли не заметить этого. Гарри часто называл Сильвестра «герцогом», подшучивая над его властным характером. К сожалению, все его лучшие душевные качества спрятаны в нем слишком глубоко, и они не всем заметны. Однажды доктор убедил его, будто меня вылечат горячие ванны. Так вот Сильвестр повез меня против моей воли в Бат, даже не предупредив, в какое ужасное место мы едем… Я простила его только потому, что ему пришлось так много хлопотать из-за той утомительной поездки! Жене Сильвестра придется со многим мириться, но, думаю, она никогда не сможет обвинить его в безразличии, когда разговор будет идти, например, о ее здоровье!
Феба слегка покраснела и пробормотала:
– Мадам… Вы ошибаетесь! Я… он…
– Неужели Сильвестр приложил все силы к тому, чтобы его нельзя было простить? – шутливо поинтересовалась герцогиня Салфорд. – Он мне пожаловался, что шансов на прощение у него нет, но, надеюсь, Сильвестр ошибается.
– Герцог и не думает жениться на мне, мадам. Он не желает этого в глубине души! – проговорила Феба. – Сильвестр только стремится заставить меня пожалеть о том, что я убежала от него… И еще он хочет заставить меня влюбиться в него, но уже слишком поздно… Его светлость не любит проигрывать. Он мне сам сказал, что предложение непроизвольно слетело с его губ… а потом, по-моему, уже гордость не позволила ему взять свои слова обратно.
– Мне очень стыдно за сына! – воскликнула герцогиня. – Сильвестр говорил мне, будто все испортил, и сейчас я вижу, что это правда! Меня не удивляет, что вы отказали ему. Я с удовольствием узнала, что его покинуло знаменитое красноречие, когда он делал вам предложение. Насколько я могу судить по собственному опыту, мужчины, даже самые большие ловеласы, редко могут похвалиться красноречием, когда их желания искренни.
– Но его светлость не хочет жениться на мне! – упрямо стояла на своем Феба, утирая влажный лоб платком. – Ведь когда я сказала, что не верю ему, он заявил, что спорить со мной бесполезно и замолчал!
– О Боже, какой же Сильвестр у меня простофиля!
– И потом я сказала, что он… хуже Уголино, и он… н-ни-чего на это не ответил! – трагическим голосом поведала мисс Марлоу.
– Тогда все ясно! – со вздохом провозгласила герцогиня. – Я умываю руки! Пусть расхлебывает
