— Не надо, сестра. Чепуха, поверьте.
Бергер за столом в своей каюте записывал в журнал:
— 18 сентября 1944. Плохая ночь. Дождь и бурное море. Нижний парус разорван шквалом на шести склянках средней вахты. Погода к утру снова сменилась на штиль. Господин Штурм доложил, что в трюме шестнадцать дюймов воды.
Он положил перо и прислушался к тупому монотонному чавканью помпы. Плохо. Плохо вообще, что она приняла так много воды. Хотя он не говорил об этом Штурму и Рихтеру, он знал, что серьезность ситуации должна быть им очевидна, как и ему.
В дверь постучали и вошел Рихтер:
— Штурм передает поздравления, капитан. Она снова сухая.
Бергер кивнул:
— Что ты думаешь, Хельмут?
Рихтер пожал плечами:
— Она стара, капитан. Слишком стара. Не думаю, что медная обшивка выдержала все эти годы. Бог знает, в каком состоянии ее балки. — Он выдержал паузу: — А когда шквал ударил прошлой ночью, она едва не перевернулась…
— Думаешь, у нее есть повреждения, о которых мы не знаем?
Прежде чем Рихтер ответил, на палубе раздался беспорядочный шум, вперемешку с радостными воплями. И странная барабанная дробь. Бергер мгновенно вскочил на ноги, распахнул двери и выбежал наружу с Рихтером на пятках.
Это был дождь, капризный тропический ливень. Большинство членов команды бегали по палубе, как безумные; кто мог найти ведра, поставили их набирать пресную воду. Монахини, укрывшиеся под тентом, смеялись, как дети, когда вода потоком просочилась насквозь. Штурм стоял под импровизированным душем, вода каскадом стекала с головы. Он повернулся и, увидев Бергера, торопливо подошел.
— Извините, капитан. Коллективное помешательство.
Он стоял, утирая лицо платком, словно пойманный школьник. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и от палубы начал подниматься пар.
Бергер спросил:
— Как помпы?
— Откачали досуха, капитан. — Штурм сделал паузу — На данный момент.
Бергер кивнул, сознавая, что большая часть команды находится рядом и подхватит любую информацию. Он принял решение и действовал в соответствии с ним. Кроме всего, мало полезного делать вид, что серьезной ситуации не существует.
— Плохо, господин Штурм. Сегодня шестнадцать дюймов. То же самое вчера. Четырнадцать — днем раньше. Здесь должна быть причина.
Наступила мертвая тишина, прерываемая лишь скрипом оснастки и хлопаньем повисших парусов.
Рихтер заговорил первым:
— Может, я нырну и посмотрю, капитан?
Он был превосходным пловцом и самоочевидно силен, как бык. При полном штиле опасность была небольшой. Бергер кивнул:
— Хорошо.
Он вынул ключ из кармана и вручил его Штурму.
— Достаньте винтовку из оружейного шкафа, просто на всякий случай.
Пока Рихтер снимал башмаки с веревочной подошвой, сестра Анджела подошла к Бергеру:
— Зачем винтовка, капитан?
Бергер пожал плечами:
— Акулы. Пока их не видно, но представьте, что они появятся, когда в воде человек, так весь этот мусор не поможет.
Сестра Лотта побледнела. Она подошла к Рихтеру, стоявшему у поручней, затягивая пояс:
— Здесь… здесь… очень глубоко, господин Рихтер?
Рихтер захохотал:
— Тысяча саженей, не меньше. Но не бойтесь, я не стану нырять до дна.
Бергер, услышав диалог, нахмурился, но время едва ли подходило, чтобы делать какие-нибудь замечания. Вместо этого он спросил:
— Хочешь линь, Хельмут?
Рихтер покачал головой:
— Зачем? Она не движется ни на дюйм. — Он поставил ногу на поручень, прыгнул и чисто вошел в воду.
Косячок мелких рыбешек рассыпался перед ним, превратившись в серебряное облачко. Он быстро шел вниз сквозь воду цвета зеленого стекла, бледного под солнцем. Доски корпуса «Дойчланд» были покрыты слоем ракушек, морская трава всюду поросла ковром ярких кричащих красок.
Днище не скребли много лет, подумал он, и доплыв до киля, секунду подержался за него, потом начал прокладывать путь к носу.
На палубе молча ждали. Рихтер вынырнул, отдышался, помахал и снова ушел в воду. Сестра Лотта крепко сжимала трос руками с побелевшими суставами и пристально смотрела в воду. Бергер внимательно посмотрел на нее, обернулся, и увидел что на него смотрит сестра Анджела. Лицо ее было спокойным, но в глазах что-то похожее на боль. Он вынул трубку и начал набивать из потертого клеенчатого кисета. Еще проблемы. Как будто у него их недостаточно. И почему это случилось с Рихтером, самым лучшим моряком в команде?
В этот момент боцман вынырнул и, кашляя, подплыл к левому борту, волосы прилипли к лицу. Кто- то бросил линь и он взобрался на борт. Некоторое время он, дрожа, сидел на корточках. Бергер спросил:
— Ну как там? Можешь говорить. Пусть все слышат.
— Ничего особенного, капитан — ответил Рихтер. — Никаких следов серьезного повреждения. Как мы и думали, она очень старая дама. В некоторых местах в щели между досками можно просунуть два пальца. Скажу, что она нуждалась в переборке еще десять лет назад.
Бергер повернулся ко всем:
— Вы слышали. Ничего такого, с чем мы не можем справиться. А при двойной команде у нас нет трудностей с работой у помпы.
Лица вокруг еще были наполнены неуверенностью, но в это мгновение затрепетал главный парус, когда крошечный ветер с юга-востока зарябил воду.
Бергер поднял глаза на раздувшиеся паруса и засмеялся:
— Вот оно, доброе предзнаменование. Мы снова движемся. За работу, господин Штурм.
Штурм пролаял приказы и команда рассеялась. Сестра Анджела сказала:
— Если у вас есть время, капитан, я хотела бы поговорить с вами.
Бергер перевел взгляд с нее на Лотту, которая, как и другие монахини, уносила свои вещи из-под тента:
— Хорошо, сестра.
В каюте она смотрела на него через стол, совершенно спокойная, сложив руки:
— Лотта — наиболее уязвимая среди моих питомиц, капитан. Я дала клятву следить, чтобы ничего не препятствовало пути, избранного ею.
— Вы хотите сказать, что она еще не является настоящей монахиней — сказал Бергер. — Не так, как остальные?
Он покачал головой:
— Для меня нет никакой разницы, уверяю вас. Мой приказ по команде относительно вас и ваших подруг абсолютно ясен.
