— Никого тебе искать не надо, сами найдут. Можешь, девочка моя, выйти и за бедного, если тебе по сердцу придется, лишь бы хорошего рода. А не за какого-нибудь оболтуса, что все промотает. Но я уверен, ты девочка достаточно разумная, только не делай ничего втайне от меня.
— Не сделаю, батюшка...
Данное обещание не означало, понятное дело, признаний, которые делаются по ночам на ушко лучшей подруге, — конечно, ничего подобного граф Дембский не ожидал, да и Клементина отлично понимала, что отец имеет в виду. От неё не требовали откровений о любом движении души, но о таких вещах, как тайные свидания, скрываемые знакомства или бегство с возлюбленным и речи быть не могло. Девушка воспитывалась в убеждении, что честные дела прятать не надо, тайны требуют, как правило, проступки, а то и преступления. Бывают, конечно, и исключения, например, по отношению к врагу. Взять хоть разные заговоры против захватчиков в Польше...
Таким образом, успокоившись в отношении финансов, Клементина дала волю чувствам.
Виконт де Нуармон не отважился предложить руку и сердце исключительно из финансовых соображений. Он понятия не имел о состоятельности графа Дембского и привык скорее к нищете эмигрантов из страны, которой даже не было на картах Европы, да и самого графа причислял к несчастным, проживающим жалкие остатки былой роскоши. При красоте и воспитании Клементины богатое замужество было обеспечено, что для влюбленного виконта явилось бы страшным ударом. Он жаждал обладать прекрасной полькой, но дать ей ничего не мог Разве что предложить жалкое существование на руинах фамильного замка в обществе нескольких коров, лошадей, овец, чуть более многочисленной домашней птицы и громадного количества крыс и летучих мышей, а также трех человек прислуги: старого лакея, кухарки и девки для черных работ Разве такого богатства она достойна! И почему он, как последний дурак, без памяти транжирил теткино наследство, осыпая золотом каких-то мерзких куртизанок, швырял деньги циркачам и хористкам из оперы, раздаривал друзьям и врагам лучших лошадей, проигрывал в салонах дикие суммы, а выигранное оставлял на чай прислуге?! Да эта прислуга сейчас в десять раз богаче его. Кретин недоделанный!!!
Самокритику сам на себе виконт отработал, нечего сказать, очень даже добросовестно, но делу это мало помогло. Единственное спасение — Великий Алмаз — снова, и весьма настойчиво, стал вылезать на первый план. Если бы удалось им воспользоваться... Нет, теперь бы он уж не валял дурака, не транжирил деньги столь легкомысленно, а поместил бы их с умом и начал жить исключительно по средствам. Ведь эта девушка — настоящий ангел, а не какая-то капризная кокотка... Де Нуармон перебивался кое-как и не ходил в лохмотьях только благодаря разумному подходу своих заимодавцев Те отлично понимали, что из вконец обанкротившегося должника все равно ничего не выжать, и предпочитали терпеливо дожидаться, когда его обстоятельства улучшатся. Выгодная женитьба виконту по-прежнему светила, и кредиторы даже сами подсовывали ему завидные партии, весьма огорчаясь при этом, что тот не хватается за вдову банкира, пусть не первой молодости, но зато купающуюся в роскоши и ещё очень даже на ходу. А у дочки виноторговца, миллионера, аж слюнки текут при виде такого жениха Рано или поздно все равно сдастся и на что-нибудь из предложенного согласится И в ожидании сей счастливой минуты виконта кормили и одевали в кредит Даже собственного коня, заложенного за долги, де Нуармону разрешалось брать в случае необходимости.
Виконт теперь ежедневно доставал алмаз, разглядывал его часами, но по-прежнему боялся огласки.
Будучи абсолютно уверен, что в случае малейшего скандального душка он потеряет Клементину навсегда, молодой человек ни на что не мог решиться. Он так угрызался, что помрачнел, похудел и даже изменился в лице. И весьма вероятно, совсем бы загнулся или отмочил какую-нибудь несусветную глупость, не вмешайся вовремя судьба.
Судьба приняла форму дождя, который хлынул совершенно неожиданно. Виконт не раз мрачно торчал перед витриной ювелирного магазина, куда совсем не собирался заходить, так как ни на что ещё не решился, а вид всяких драгоценностей нервировал его до невозможности, — таким образом, можно сказать, занимался мазохизмом. На то, что происходит на небесах, внимания, естественно, не обращал, а посему дождь явился для него полнейшей неожиданностью. Молодой человек оглянулся, ища, куда бы спрятаться, и увидел закрытый экипаж графа Дембского, останавливающийся как раз напротив.
Граф тоже его заметил и пригласил сначала в карету, а затем и к себе домой.
Клементина отсутствовала, была где-то в гостях Граф приказал подать вина, и оба уселись в салоне, ожидая её возвращения. Вечер у обоих — редкий случай — выдался свободный.
Граф Дембский на зрение не жаловался. Руки дочери у него просили множество раз с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать, и все возможные признаки бурных чувств были ему знакомы, в том числе и по собственному опыту. А посему он, разумеется, догадывался, чем это так тяжко болен виконт де Нуармон. Граф симпатизировал молодому человеку, знал его семью, высоко ценил его отца и в свое время был с последним очень дружен, а посему позволил себе проявить сочувствие, хотя ни в коей мере не собирался поощрять к каким бы то ни было признаниям. Просто хотел, чтобы тому стало легче.
Виконт же в только что разглядываемой витрине увидел рубиновые запонки, счастливым владельцем которых он сам некогда являлся. И сей предмет в очередной раз наполнил его горечью и отвращением к собственной персоне. Первое же доброе слово прорвало и так уже очень тонкую оболочку сдержанности и душевного равновесия.
— Вы, граф, имеете дело с последним дураком и скотиной, — заявил молодой человек. — Лучшее, что вы можете сделать, это вызвать прислугу и приказать вышвырнуть меня за дверь. Сам, добровольно, я не уйду. Характера не хватит. Я люблю мадемуазель Клементину страстно, безумно... Лучше признаться сразу, чтобы не было потом недоразумений. Но руки её у вас не прошу, не имею права, так же как не достоин признаться ей в своих чувствах. И все это меня убивает.
— Довольно своеобразная позиция, — мягко заметил граф. — Вас угнетает какая-то.., гм.., неприятность?
— Угнетает одна, и весьма существенная. Безденежье. Я лишился всего, я — нищий! И что делать, ума не приложу. Ведь не могу же я обречь на нищету женщину, которую люблю больше всего на — свете, а жить без неё тоже не могу. Вы говорите, что я похудел, ничего удивительного: питаюсь в основном угрызениями совести, а это малокалорийная пища. Простить себе не могу, что был таким идиотом, недавно только.., ну, уже почти три года... одумался и взглянул правде в глаза. Да, признаюсь, я подумывал о богатой женитьбе, но как только увидел вашу дочь, забыл обо всем на свете. Я скорее застрелюсь...
Граф Дембский был человеком уравновешенным и с большим чувством юмора. Столь драматичное признание его рассмешило, ибо финансовые проблемы, как препятствие в возможной женитьбе на Клементине, стояли на самом последнем месте.
— Вряд ли это будет лучшим выходом, — прервал он отчаянный монолог де Нуармона и подлил ему вина, тактично скрывая при этом свое веселье. — А что у вас, собственно, осталось? Ведь от любого состояния что-нибудь непременно остается.
— Осталось... — Слова виконта были полны горечи и сарказма. — Несколько коров и свиней... Женюсь на обожаемой женщине и осчастливлю тем, что ей предстоит кормить крупный рогатый и прочий скот...
— Я, упаси Бог, не хочу на вас давить, но должен сообщить, что моя дочь отлично умеет ходить за свиньями, — промолвил граф, с трудом сдерживая смех. Искренность и простота виконта явно свидетельствовали в его пользу А сознание собственного материального благополучия, которое могло решить все проблемы, позволяло графу чувствовать себя уверенно и отлично развлекаться занятным разговором.
Де Нуармон открыл было рот, чтобы произнести очередную мрачную тираду, но промолчал, а затем с горечью заметил:
— Вы надо мной смеетесь И правильно делаете.
— Даже и не думал.
— Но это невозможно. Мадемуазель Клементина и свиньи?!
— А также коровы, лошади и куры Вам, юноша, не мешает поучиться истории и географии Наша страна многое пережила, и было время, когда моя дочь в глухом лесу стерегла свиней, пряча их от врага. Иначе повстанцам в той местности нечем было бы питаться. А ещё случилось и так, что все мужчины из
