размера дыру. Страницы вокруг дыры он легонько смазал клеем, так, на всякий случай, ибо вряд ли кто-то мог заинтересоваться столь «актуальной» темой. Соколы в окрестностях давным-давно перевелись, равно как и любители такого рода развлечений.
После чего успокоился и почти забыл о сокровище.
* * *
Война с Пруссией, по счастью, семьи не коснулась.
Клементина с супругом и двумя детьми пребывала в Польше, где доживала последние дни её бабушка, старая графиня Дембская. Граф Дембский приехать к матери не мог, так как в свое время пренебрег необходимыми хлопотами и по-прежнему находился в черном списке, будучи для властей прямым кандидатом в Сибирь. У старой графини хватило ума лишить сына всего польского наследства и отписать его на внучку, графу же приказано было отправиться в Англию и присмотреть за тамошним имуществом.
Виконт, а теперь, после смерти отца, уже граф де Нуармон совсем не рвался участвовать в военных событиях и с удовольствием сидел на родине жены, заводя многочисленные знакомства и участвуя в немудреных сельских забавах. Будучи человеком без классовых предрассудков, можно сказать, даже с легким налетом демократизма, он легко сходился с самыми разными людьми, пока, наконец, не попал на некоего пана Владислава Крепеля, шлифовщика алмазов и ювелира в одном лице.
Пан Крепель лет пятнадцать тому назад, ещё молодым человеком, послан был собственным весьма предусмотрительным отцом подучиться за границу и два года провел в Амстердаме, а два — в Лондоне.
Там он как раз и очутился в самый разгар алмазного скандала, который его, понятное дело, живо заинтересовал. И сейчас, демонстрируя французскому графу различные украшения, ювелир не преминул упомянуть о столь необычном деле Завязался оживленный разговор, так как французский граф проявил к теме огромный интерес.
Пан Крепель, свидетель вне всяких подозрений, мог себе позволить выдвигать разные домыслы и соображения и с удовольствием извлек даже собственные свои письма к отцу, посланные тогда из Лондона и содержащие всякие подробности.
— Вот, пожалуйста, — удовлетворенно заявил он, листая корреспонденцию. — Это был сэр Генри Мидоуз, уж он-то разбирался в деле! В его фирме я полгода практиковался. Он лично со мной беседовал, в конце концов, я был не каким-то мальчиком на побегушках, мой отец не последний в своем деле человек. Ну, и от самого сэра Генри знаю, что предмет спора существовал в действительности. Видел его раджа.., раджа Горакпура в детстве, ну и тот полковник-самоубийца, и жрецы свидетельствовали Сэр Мидоуз связывался с полицией, был уверен, что совершена кража, и категорически утверждал, что алмаз оказался в Англии...
Графу де Нуармону в этот момент сделалось как-то сразу очень жарко, так как вспомнилось, что Мариэтта приехала именно из Англии...
— Мне интересно было и как специалисту, — продолжал пан Крепель. — Судя по описанию, алмаз так и напрашивался, чтобы его распилили. Тогда получилась бы редчайшая вещь: два идентичных камня необыкновенных размеров. Такого не было даже в прославленном колье Марии-Антуанетты. И не плоские, заметьте, ведь он представлял собой настоящую глыбу!
Что представляет собой алмаз, граф де Нуармон знал, пожалуй, лучше всех.
— А тот факт, что так нигде и не появился и до сих пор его прячут, — лучшее доказательство, что владеют им незаконно...
Ни словом не упомянув о своем личном участии в сей неблаговидной истории, граф де Нуармон с легким румянцем на щеках жадно выслушал весь рассказ и даже кое-что записал Раздувшийся от гордости пан Крепель охотно делился известными ему подробностями. Он был убежден, что сэр Мидоуз ещё жив, для хорошо законсервированного англичанина шестьдесят — не возраст, несомненно жив также и гораздо более молодой инспектор полиции, и уж наверняка жива и здорова леди Арабелла Блэкхилл, вдова самоубийцы. Она тоже находилась в Индии в описываемые времена.
Результатом сей сенсационной беседы явилось письмо графа де Нуармона к находящемуся в Англии тестю. Лично отправляя письмо и не имея ни малейшего представления о филателии и будущем коллекционировании, граф приклеил на конверт марки по десять копеек, отрезные, беззубцовые. Ему и в голову не могло прийти, да и откуда, что именно эта мелочь позволит его потомкам обнаружить в далеком будущем бесценное сокровище, не говоря уже о том, что как раз в тот момент ему было глубоко наплевать на всех потомков.
В письме же, содержащем подробности, которые граф запомнил и записал, он просил Дембского непосредственно связаться с упомянутыми лицами и получить от них как можно больше информации об интересующих его событиях и сплетнях. Просьба мотивировалась обычным интересом к сенсациям.
И письмо графа, и ответ его тестя сохранились в семейных архивах, так как, к счастью, не все дома Европы были сметены с лица земли второй мировой войной.
* * *
Старая графиня Дембская умерла, во Франции все более или менее успокоилось, и супруги де Нуармон могли наконец без опаски вернуться домой.
Дочурке Клементины, очаровательнейшей девчушке, было в то время шесть лет, и она являлась предметом обожания четырнадцатилетнего панича Пшлесского из соседней усадьбы Пшилесье. Все семейство Пшилесских восхищалось графинюшкой Доминикой совершенно искренне, так как девочка обладала ангельским характером и потрясающим обаянием. Ее младший братишка, четырехлетний Ян Петрусь (во французском варианте Жан Пьер), тоже был симпатягой, но сестренке и в подметки не годился. Клементина, ведомая интуицией и собственной боевой юностью, детей воспитывала разумно и не баловала. Однако как матери ей было приятно, что детьми восхищаются, так что молодой Кшиштоф Пшилесекий получил приглашение погостить во Франции. Графиня де Нуармон приобрела тем самым полную уверенность, что о женихе для дочери заботиться не придется. Дело едва не дошло до обручения чуть ли не с колыбели, как это принято в королевских домах.
В 1884 году, в чудную эпоху конца века, брак был заключен и Доминика переехала жить в Польшу.
Брат с родителями оставался в Нуармоне, который процветал почти как в старые добрые времена. Конечно, стража с алебардами у каждой двери не стояла и вооруженные рыцари не охраняли стены замка, но нормальной прислуги хватало, так что было кому ходить за свиньями, коровами и лошадьми.
Граф де Нуармон продолжал пламенно любить жену до конца жизни и все время боялся её потерять. Поэтому только на краю могилы, в начале двадцатого века, утратив уже былую ясность ума от старости и болезней, граф решился на признание.
— Поговаривали... — произнес он с трудом. — Может, ты помнишь, дорогая.
Клементина, сдерживая слезы, заверила его, что помнит все пережитое вместе с ним.
— Алмаз, — выдавил из себя граф. — Великий Алмаз...
Клементина честно напрягла память.
— Да. Помню. Что-то такое было. Очень давно.
— Он есть, — твердо заявил граф, неожиданно обретя силы, и замолчал.
Клементина, убежденная, что муж начинает бредить, но надеясь, что он ещё немного поживет, охотно согласилась — пожалуйста, пусть этот алмаз побудет.
Граф снова собрался с силами.
— Он у меня, — прошептал он. — Спрятан в книге. В библиотеке. Это было то.., благодаря чему.., я
