Было уже одиннадцать ночи, когда он пришел ко мне. Сидел какой-то потерянный и невидящим взглядом смотрел в черноту за окном. Я не знала, что делать. Принесла все, что было в доме: вино, коньяк, кофе. Хорошо, сказал он, откроем вино. Я вот сижу и думаю, говорить тебе или нет, может, тебе лучше не знать, но, с другой стороны, как я могу не сказать тебе? Так что, пожалуй, скажу, ты тоже, если потребуется, расскажи все, ничего не скрывай. Без капитана, видно, не обойтись.
Вино принялась раскупоривать я сама, теперь такие хорошие стали делать штопоры, паралитик откупорит. А он сидел и так смотрел, что я оставила бутылку в покое и кинулась целовать эти мои драгоценные веснушки. Сердце разрывалось, только теперь я поняла, как же его люблю. Кажется, и он это понял, даже улыбнулся, нам обоим стало легче. Да что там, сказал, ради тебя я не только готов сидеть — и на каторгу пойду. Пообещай мне, что на первый вопрос ты ответишь подробно, хотя, может, они и не разнюхают и никаких вопросов не зададут.
Я пообещала, хотя и не была уверена, что обещание сдержу. Пошел я, значит, к этому ветеринару, начал он рассказывать, до этого я там все разведал, несколько раз приезжал, то на автобусе, то на велосипеде, такой я умный, старался, чтобы никто там меня не приметил. Дом капитальный, довоенный, особого ремонта там никогда не делали, стен не переставляли, паркет не перестилали. Я уже знал часы работы клиники, знал, когда дом остается Пустым, ну и выбрался туда с отмычками...
Я слушала, не перебивая, и старалась казаться совсем спокойной. Бартек рассказал мне все. Езус- Мария, что теперь нам делать? Ему и мне? Ведь он же из-за меня... Ясно, что я никому словечка не пророню, но ведь они же сами могут выйти на него!
Очень хорошо, тогда пусть и на меня выходят!
И я тоже все ему рассказала, ведь Бартек же ни о чем не знал. Домом в Константине занялся без моего ведома, чтобы не ставить меня под удар. Смешно. Так смешно, что плакать хочется. Он тоже слушал меня молча и спокойно, причем его спокойствие не было притворным, он не пришел в ужас. Ничего себе влипли мы оба, сказал он, когда я закончила.
Надо подумать...
Я постаралась убедить Бартека хотя бы в том, что он должен вернуть свои долги. Восемьдесят миллионов лежали рядом, стоило лишь руку протянуть.
Пусть хотя бы это спадет с его совести, вернет долги, у тех, кто давал ему в долг, полиция не станет отбирать. Так что совесть его будет чиста, а дальше.., а там что Бог даст. Кажется, мне достанется имущество после тетки, нет, не теткино, мое собственное, так что в случае чего из него можно будет возместить эти восемьдесят миллионов. Когда я второй раз приходила в тот дом, меня уже никто там не заметил, хорошо, что у меня словно предчувствие какое было и я все сделала так, как сделала. Просто чудо! А второе чудо — компаньон хозяина рекламной фирмы, в которой я подрабатываю, захотел купить мою нумизматическую коллекцию и заплатил столько, сколько я запросила.
Наверняка принял меня за девицу легкого поведения, которой срочно понадобились деньги. И об этом я рассказала Бартеку, оправдываясь тем, что наверняка сама была не своя, обратившись с таким предложением к этому отвратному типу. Я боялась, что Бартеку будет неприятно слышать об этом, а он, наоборот, развеселился и принялся смеяться. Коханая, сказал он мне за кого ты меня принимаешь? Зачем оправдываться? За кретина недоразвитого? Так внешность обманчива, я всегда знал, что ты клевая девушка, с тобой хоть копей красть! И меня беспокоит только одно: до того, как меня посадят, сделать для тебя хоть немного из того, чего ты заслуживаешь. И надеюсь, что я тебе тоже хоть немного дорог. Послушай, а не пожениться ли нам?
Господи, если можно бы было расписаться с ним немедленно! Как жена я по закону имею право не давать показаний, которые могут обернуться против мужа.
Я не так боялась за себя, как за него, и опять пришлось соврать, но, видно, с теткой я прошла неплохую школу, потому что он мне поверил. Как я ненавижу ложь!
Если бы произошло еще одно чудо, если бы все это закончилось как-то благополучно, клянусь, ни за какие сокровища никогда больше не стану лгать!
Мы с Бартеком договорились, что теперь с нас хватит. Черт с ними, с остальными прадедушкиными сокровищами. Того, что добыли, с нас достаточно, и он, и я работать умеем, начинать могли бы даже с нуля. И если бы еще мне и квартиру возвратили... Ведь через три месяца возвращается пани Яжембская, мне придется освободить ее квартиру, а Бартеку и вовсе негде жить, мотается между отцом и матерью, которые давно развелись и которым наплевать на сына. При виде сыночка мать каждый раз кривится, отец недвусмысленно дает понять, что охотно не виделся бы с ним вообще, чудесные родители...
Конечно, я заставила Бартека сходить к врачу.
К счастью, никакого перелома нет, рука просто вывихнута в локтевом суставе, ему тут же, на месте, в частной клинике, се вправили, через два дня все будет в порядке. А травмы такого характера, что ни у кого не вызвали подозрений, мог запросто слететь с лестницы и разбиться, никто ничего не заподозрит.
Ну вот, сказала я, а теперь затаимся и сидим тихо.
Никому ничего не говорим, ничего больше не предпринимаем. Бартек согласился со мной.
И несмотря ни на что я все-таки счастлива, раз могу его любить. Наконец-то, первый раз в жизни, я могу любить человека и не бояться, что любовь мне боком выйдет...
* * *
Господи боже мой, какая же это была развалюха!
Некогда прекрасный особняк, просторный, двухэтажный, с террасами, с балконами, был превращен просто в хлев. Да еще не всякая свинья выжила бы в таком. Сердце болело при виде мерзости и запустения, царящих здесь.
— Езус-Мария, и они называются людьми! — с ужасом произнесла я. — Правду говорят — каждая страна имеет такой общественный и государственный строй, какого заслуживает. Вот из-за таких свиней мы и живем по шею в дерьме!
— Ты думаешь, дом еще можно привести в порядок? — с недоверием поинтересовался Януш.
— Конечно, можно. Дерево сгнило, но кирпичные стены крепкие. Посмотри сам. Столярка уже никуда не годная, лестницы тоже, а также террасы, ну да их восстановить — нет проблем. Возьмем крышу.., не знаю, как там стропила, покрытие надо менять. От водосточных труб, видишь, одно воспоминание осталось. Могу не глядя сказать, что от паркетных полов в доме — тоже, ну и, естественно, сан- оборудование и вся канализация нуждаются в замене. Ремонт большой, но все можно привести в нормальный вид, фундамент еще века простоит, а местность не влажная, так что он от сырости, по всей вероятности, не пострадал...
Сев на своего строительно-архитектурного конька, я еще долго могла бы говорить, но Януш меня перебил:
— К делу. Итак, придерживаемся твоей версии: ты жила здесь ребенком, тебя замучила ностальгия по прошлому, вот и явилась посмотреть, как тут сейчас... Если возникнет необходимость, придумаем наследника бывшего владельца, который сейчас проживает в Америке и просил пас съездить посмотреть на его бывшую собственность. В общем, будем действовать по обстоятельствам.
Первым жильцом разоренного особняка, с которым мы познакомились, оказалась весьма агрессивная старушка. Видимо, заметила нас в окно, вышла на террасу и принялась нас подозрительно разглядывать.
Я вежливо обратилась к ней:
— Простите, вы живете в этом доме?
— А что? — опять же подозрительно спросила она.
В порыве творческого вдохновения я произнесла длинную речь, базируясь на нашем запасном варианте.
Рассказала старушке о владельце дома, с которым была знакома в доисторические времена. Пришлось прибавить себе с десяток лет, не страшно, я имела право хорошо сохраниться. Старушка слушала
