корабля, ни отбирать у тебя Кеннита. Ах, Кеннит! Подумай сама, какая может быть между мной и тобой ревность? Мы обе необходимы ему. Обе! Его притязания столь обширны, что поодиночке мы не сможем их удовлетворить. Надо нам с тобой сделаться сестрами… даже ближе сестер! Итак… Дай-ка я подберу имя, которым ты сможешь меня звать. — И драконица сузила золотые глаза, напряженно размышляя. — Ага! Молния! Зови меня Молнией!
— Молнией?
— Одно из самых моих ранних имен, в переводе с языка, которого теперь уже нет, гласило: «Зачатая во время грозы, когда ударила молния». Я просто сократила его до одного слова, ведь вы, люди, живете мгновенно и предпочитаете короткие понятия, чтобы не запутаться. Итак, зови меня Молнией!
Этта робко спросила:
— А истинное имя у тебя есть?
Молния откинула голову и заразительно расхохоталась.
— Вот так прямо взяла его тебе и сказала! Ох, милочка, если вправду хочешь, чтобы Кеннит к тебе неровно дышал, надо становиться хитрей. Нет, право, браться с невинными глазками выпытывать мои секреты — это что-то. — Тут по ее чертам, вырезанным из диводрева, пробежала тень озабоченности, и она крикнула через плечо: — Эй, штурвальный! Два румба [5] вправо! Там и глубина побольше и течение благоприятнее!
У штурвала стоял Йола. Он послушался сразу, не задавая вопросов. Этта прикусила губу… Интересно, что скажет Кеннит? Некоторое время назад он отдал команде строгий приказ: всем вахтенным слушаться распоряжений корабля, как его собственных. Но это было еще до того, как Проказница… стала другой.
Корабль слегка изменил курс — и сразу побежал легче и веселей. Этта подняла голову, оглядывая горизонт. Кеннит говорил, что они идут в Делипай, но разве это помешает ему «поохотиться» по пути? Тем более что Уинтроу уверенно идет на поправку, а значит, нет нужды отчаянно торопиться за лекарем. Да, теперь лекарь Уинтроу определенно без надобности. Эти шрамы уже никакими припарками не убрать.
— У тебя взгляд охотницы, — одобрительно заметила Молния. И тоже повернула голову, обводя глазами морскую даль. — Мы могли бы охотиться вдвоем, ты и я!
У Этты пробежал по позвоночнику хмельной, восторженный холодок.
— Ты Кенниту бы это сказала, не мне, — пробормотала она.
— Самцу? — фыркнула Молния. И рассмеялась, но смешок был отчетливо презрительным. — Уж мы-то с тобой знаем самцов. Драконий мужик знай охотится, чтобы набить себе брюхо. А когда за добычей отправляется королева, она делает это во имя сбережения всего своего рода. Этому посвящено каждое наше движение, каждый вздох… мы от рождения знаем это утробой. Все для того, чтобы продолжить наш род!
Ладонь Этты легла на плоскую поверхность живота. Даже сквозь одежду она явственно ощущала крохотную выпуклость черепа, сработанного из диводрева и украшавшего кольцо, вставленное в ее пупок. Он ограждал ее и от зачатия, и от скверной болезни. Долгие годы она носила его. С тех самых пор, когда заделалась шлюхой, а произошло это в очень раннем девичестве. Она привыкла к нему, оно уже казалось ей неотъемлемой частью ее тела. И тем не менее последнее время кольцо определенно мешало ей и раздражало — как в плотском смысле, так и в духовном. Началось это, пожалуй, с того дня, когда на острове Других к ней попала фигурка младенца. Этта с нею не расставалась.
И кажется, ее тело понемногу начинало тосковать по материнству.
— А ты сними кольцо-то, — предложила Молния. Этта так и замерла.
— Откуда ты о нем знаешь? — спросила она затем. Голос ее был ровным и очень опасным.
Молния даже не покосилась на нее, продолжая озирать море.
— Да ладно тебе, — отмахнулась она. — Нос у меня, спрашивается, на что? Чтобы я да не учуяла диводрево? Сними его, говорю. Это не делает чести ни тому, частью которого оно было когда-то, ни тебе, чтобы вот так использовать диводрево.
От мысли, что крохотный череп когда-то был частью дракона, у Этты побежали по коже мурашки. Ей захотелось немедленно запустить руку под одежду и избавиться от кольца. Все-таки она сказала:
— Надо бы для начала переговорить с Кеннитом. Он скажет мне, когда мы будем готовы обзавестись малышом.
— Никогда он тебе этого не скажет, — со всей прямотой объявила ей Молния.
— Как это?
— Да ты что, подруга, умом двинулась, что вздумала мужику в таком деле довериться? Ты — королева! Тебе и решать! Самцы! Да они никогда ни к чему не готовы. Они просто не созданы для подобных решений. Видела я их… знаю небось, о чем говорю. Они заявляют тебе, что, мол, необходимо дождаться солнечных дней цветения и изобилия. Но вот изобилие наступает, а им все мало, им требуется чего-то еще. Мы, королевы, устроены по-другому. Мы в отличие от них понимаем: когда жизнь тяжела и дичи не отыскать, вот тогда-то и надо особенно трепетно заботиться о потомстве. Нет, кое-какие решения самцам смешно доверять. — И Молния запустила в волосы пятерню, потом наградила Этту очень понимающим и, как ни странно, очень человеческим взглядом. — Никак не привыкну к волосам, — поделилась она. — Их так занятно разглаживать…
Этта почувствовала, что помимо воли расплывается в ответной улыбке, и облокотилась на поручни. Как давно уже ей не доводилось беседовать с другой женщиной. Да еще с такой, которая выражается без обиняков… как водилось у шлюх.
— Кеннит… он не как другие мужчины, — проговорила она наконец.
— Это нам обеим известно, — прозвучало в ответ. — Нет, ты правильно сделала, что решила спариться с ним. Но останавливаться только на этом — что толку? Сними кольцо, Этта. И не жди, пока он тебе скажет, что делать. Посмотри кругом хорошенько! Он что, к каждому матросу подходит и объясняет, какой трос тянуть? Нет конечно! Если бы ему приходилось так поступать, проще было бы самому со всей работой справляться! Нет, Кеннит предоставляет каждому думать за себя. Слушай, подруга! Зуб даю, что он тебе уже намекал насчет наследника!
Этте вспомнились слова Кеннита, произнесенные, когда она показала ему фигурку младенчика.
— Намекал, — отозвалась она тихо.
— Так чего же ты ждешь? Его исчерпывающих указаний? Стыдобища!!! Ждать решения от самцов в таком деле, которое только нас, самок, касается? Это ты ему указывать должна бы, что к чему. Сними кольцо, королева!
«Королева»… Этте было отлично известно, что в устах драконицы этот титул обозначал особь женского пола, не более. Самки драконов были королевами. Как кошки — в кошачьем сообществе. И все же… И все же, когда Молния произнесла это слово, оно навело Этту на мысль, которую прежде она едва отваживалась до себя допускать. Если Кеннит в самом деле станет королем Пиратских островов, то кем же он сделает ее, Этту? Быть может, просто своей женщиной. Бесправной наложницей.
Но если у нее будет от него ребенок… Тогда… Тогда, возможно…
Она вновь пугливо погнала от себя слишком высокие устремления. А рука сама собой уже скользила меж складок гладкого шелка к теплой и нежной коже живота. Крохотный череп, вырезанный из диводрева, держался на тонкой серебряной проволочке. Ободок был застегнут как булавка: на простую петельку. Этта сжала пальцы, и кольцо расстегнулось. Она вытянула его вон, осторожно высвободив крючок, и вынула руку из-под одежды. Череп ухмыльнулся ей в глаза, и Этте враз стало холодно.
— Дай мне, — сказала Молния.
Этта попросту запретила себе о чем-либо думать. Просто вытянула руку и уронила колечко в подставленную ладонь изваяния. Краткий миг оно лежало на этой ладони, сверкая на солнце серебряной проволочкой. А потом рука Молнии метнулась ко рту, как у ребенка, завладевшего вкусной конфеткой.
— Вот и нету колечка! — показала она Этте пустую ладонь, и та поняла, что сделанного уже не вернешь. Решение было принято. Окончательное и бесповоротное.
— Что же я Кенниту скажу? — проговорила она точно во сне.
— А зачем что-то ему говорить? — был ответ.
