под лучами прожекторов и объективами телекамер; однако в этом случае у нас появились бы некоторые основания для беспокойства. Ситуация постоянно меняется, и, как знать, может, завтра правительство откровенно устремится к диктатуре, а мы будем вынуждены изменить тактику и прибегнуть к радикальным действиям.
— В сущности, мы имеем очень серьезную общественную поддержку, — продолжал Джеймс. — Дело в том, что тысячи и тысячи наших людей являются членами других организаций, чьи программы в той или иной степени близки к нашей. Мы не стесняемся использовать этих людей в своих целях. Наш политический, или, если хотите, идеологический спектр достаточно широк, но мировоззренческий фундамент, на котором мы стоим, определен очень жестко, очень конкретно. Это доктрина о свободе воли и принципах гуманизма. Мы не собираемся закрывать глаза на то, что нынешняя власть постоянно и самым бесцеремонным образом вторгается в частную жизнь гражданина, попирая его права, ограничивая его личную свободу; и это происходит именно в то время, когда массы не в состоянии дать достойный отпор зарвавшейся власти. Мы намерены создать поистине демократическое, с представительством самых широких слоев населения правительство и поставить его под строжайший контроль со стороны средств массовой информации. Вот единственная гарантия того, что гражданам будут обеспечены их конституционные права.
Этот тезис нашел отклик в моей душе. Координаторы, выступающие в теле передаче, что предшествовала референдуму в Сенате, были не на шутку обеспокоены. Чего они боялись? Коварства и могущества лоббистов?
— Но при чем тут я? Я не гражданка США, я даже не житель вашей планеты!
— Вот именно, — сказал Джеймс. — В том и суть. Ваша объективность, ваш опыт существования в совершенно ином социально-политическом измерении нам и требуются. Со своей же стороны вы можете воспринимать наше предложение сотрудничать с нами как абсолютно честную сделку. Я догадываюсь, что вы собираетесь делать карьеру политика. Не сейчас и не здесь, а потом, когда покинете Землю. Знания, опыт, который вы приобретете здесь, помогая нам анализировать ситуацию, не исключено, очень пригодятся вам в будущем. А люди, с которыми вы сойдетесь у нас, возможно, уже в самом скором времени окажутся у руля власти, и значение вашего тесного общения с ними будет просто трудно переоценить!
— Это лишь в том случае, если вы придете к власти, — бросил реплику Бенни.
Джеймс повернулся к нему на вращающемся стуле.
— Конечно, — ответил он, — — среди нас есть и те, у кого чрезвычайно сильны политические амбиции. Но, думаю, большинство из нас заинтересовано в одном — заменить сегодняшнюю систему на такую, при которой власть служила бы избирателям, а не избиратели — своим избранникам- диктаторам.
— Вы затеваете революцию? — спросил Бенни.
— Ну, зачем так грубо? — усмехнулся Джеймс.
— А где мы возьмем оружие? — спросил коротышка Рэй, семеня через комнату по направлению к чайнику с пустой чашкой в руке. — Не сражаться же с современной армией ножами и кустарными бомбами?
— Не во всей Америке законы — как в штате Нью-Йорк, — сказал Рэю Джеймс.
— Спортивное оружие? — спросил Рэй. — Вы имеете в виду винтовки и охотничьи ружья, что ли? Прошу меня простить, но воюйте ими сами.
— Ладно, — подал голос Бенни. — Все понятно. Невада стоит и стоять будет. Там вы приобретете все — от лазерного пистолета до атомной бомбы.
— А как вывезти? — повернулся к Бенни Джеймс. — Граница-то на замке…
— Если у вас достанет денег на атомную бомбу, достанет их и на ключик от границы, — сказал Бенни.
Я чуть было не разинула рот, услышав подобное от Аронса.
— Что ж, это уже серьезный повод для размышления, — улыбнулся одними губами человек- бинокль.
Аронс пожал плечами:
— Революция неизбежна. Но когда ещё до этого дойдет! Я, например, не знаю. Все зависит от того, насколько мы будем готовы.
— Если бы у вас была мощная, борющаяся за правое дело организация и поддержка широких масс, — сказала я, — вы могли бы достичь своей цели и не прибегая к суперсовременному оружию. Вспомните Вьетнамскую войну.
Джеймс засмеялся:
— Похоже, мы завербовали парочку огнедышащих дракончиков?
— Выеденного яйца не стоят ваши теории, — огрызнулся Рэй. Джеймс резко повернулся к нему, как бы призывая замолчать, но Рэй продолжал, не обращая внимания на реакцию патрона: — Да если дело дойдет до стрельбы, вы что, будете стрелять? Вы способны убить?
— Не знаю. Разве спрогнозируешь ситуацию? Ничто на свете не повторяется в точности. — Бенни коснулся ножа, висевшего у него на поясе. Должно быть, он сделал это бессознательно. — Думаю, я бы убил, если бы мне угрожала реальная опасность, если бы кто-то попытался убить меня. Но это не значит, что я готов, убивать постоянно.
Рэй кивнул с явным удовлетворением. Джеймс опустил голову, словно решил рассмотреть через микроскоп пылинку на столе. Вдруг я отчетливо представила себе, как должен выглядеть мир для Джеймса, когда он качает головой из стороны в сторону или кивает.
— Я-то надеюсь, что мы обойдемся без насилия, — сказал Джеймс. — Вы молоды, и, естественно, никто из вас не может помнить Вторую Революцию. А мне тогда было десять лет. Я хорошо помню то кошмарное время.
— Ну и подумай, что из этого вышло? — заволновалась Кэтрин. — Как ты смеешь только помыслить о том… что все это может повториться? Да ещё по нашей и твоей, в частности, милости.
Четвертый мужчина, высокий негр по имени Дэймон, в разговор пока не вступал, но слушал остальных очень внимательно, настороженно.
— Кэтрин, — наконец произнес он. — Мы все тут за реформы, а не за революцию. Но кто из нас готов дать голову на отсечение, утверждая, что кровь не прольется? Наша кровь. Когда правительство решится на крайние, по отношению к нам, меры.
— Решится, когда мы спровоцируем правительство на это, — кивнула Кэтрин.
— Пожалуйста, успокойтесь, — попросил Джеймс. — Вечный спор, высокие материи. Вернемся, однако, на грешную землю. К текущим делам. Чего мы добились на прошлой неделе?
Кэтрин доложила о митинге и о петиции, которую митингующие вручили властям. Хотя Кэтрин и организовала митинг, сама она на нем не присутствовала. Рэй только что вернулся из Вашингтона, где пробыл два дня. Там ему удалось сойтись, и довольно коротко, с человеком из Сената, на который в те дни оказывался мощный лоббистский нажим. Рэй не выведал у человека ничего интересного. Они болтали о пустяках. Рэй рассчитывал, что сможет «углубить» контакт с важной персоной в самые ближайшие дни. Дэймон провел пару недель в Кетчикане, где пытался выйти на группы, борющиеся за мир. Но безуспешно.
В заключение разговора Джеймс спросил меня и Бенни, не хотим ли мы немного поработать на их организацию.
— А если не хотим, что тогда? — поинтересовался Бенни.
— Ничего особенного, — ответил Джеймс. — Мы просто попросим вас не распространяться о контактах с нами. Об этой встрече. О нашей организации и наших делах. Какое-то время нам придется приглядывать зa вами, не обессудьте. Но, может, вы ещё подумаете над моим предложением? Было бы не плохо.
— Что конкретно вы хотели бы от меня, если бы я вдруг согласился? — вздохнул Бенни.
— Мы бы попробовали извлечь для себя пользу из вашего умения писать. — Джеймс открыл портфель и протянул Бенни толстый конверт. — Здесь канцелярские принадлежности, бумага, фирменные бланки «Комитета Социально Активных Граждан». Правда, в этом комитете нет ни одного члена, кроме вас, Бенни. Будьте внимательны, работая с бланками, — на них ни в коем случае не должны остаться отпечатки
