Баоюй прочел:
Полководцы бегут кто куда, Чтоб спасенье найти от грозы, А ведь всюду – куда ни взгляни — Пыль в Цинчжоу да груды золы. Долгу верность, трусливых презрев, Сохранял только женский дворец, И желанье воздать за добро Зажигалось в глубинах сердец. – Как искусно и плавно сделан переход! – заметили гости.
– Слишком многословно, – недовольно проговорил Цзя Чжэн. – Дальше, я думаю, пойдет просто болтовня!
Баоюй снова заговорил:
Кто же первой припомнил из жен, Как был добр государь Сюань-ван? Первой жизни своей не щадить Поклялась Гуйхуа – Линь Сынян! Приказала: пусть Чжао и Цинь Поведут вместе с нею отряд, Чтоб у бранного поля расцвел Груш весенних и персиков сад! Что же будет? Победа иль крах? Кто предскажет грядущее им? Но они поклялись: «Пусть умрем, Но за вана в бою отомстим!» Слез не сдержишь – текут на седло, Грусть весенняя так тяжела! Лат железо пока не звенит, Холодна полуночная мгла… Разве девам злодеев унять? Им не выиграть трудной войны! Сколь прискорбно! Убиты цветы! Ивы стройные сокрушены! Души павших – у стен городских, А не возле родного села, Растоптали копыта коней Этих женщин прекрасных тела… Устремился в столицу гонец, Обо всем, что стряслось, доложить. Многим девам за павших подруг Приходилось скорбеть и тужить… Содрогнулся Сын Неба, узнав, Что ослабла правленья узда, Уронили чело от стыда Окружавшие двор господа…. Разве могут вельможи, чины, Властолюбцы, имея свой сан, Удостоиться славы ее, Сюань-вана жены, Линь Сынян? Я скорблю о тебе, Линь Сынян, И вздохну, и замолкнуть готов,
