И не знаю, найдется ли тот, кто б застывшие пальцы согрел?На жаровне в сосуде все еще остается благовонный отвар,А одежд моих полы все еще не просохли от пролитых слез…Нет луаня, и зеркало с шумом разбито,Не решаюсь шкатулку открыть Шэюэ —Там расческа без зубьев, и в небо «дракон» улетел…И поняв, что потеряны зубья расчески Таньюнь[228] ,Я опять безутешно скорблю…Твой «жемчужный цветок», обрамленный нефритом и золотом,Выброшен был после смерти в густую траву,Долго-долго лежали в грязи «изумрудные перья»[229] ,Но кто-то нашел их потом, подобрал и унес……Все ушли из чертогов Чжицяо[230].В ночь, когда повстречались Пастух и Ткачиха, —В ночь седьмую седьмой же луны[231],Не придется тебе снова в ушко иглы нить вставлять!..Нить оборвана, селезень с уткой расстались навек[232] ,Разве может кто-либо их новою нитью связать?…А потом так случилось, что в пору осеннюю —В пору Золота и полновластья Байди —Я на ложе своем одиноком дремал, видя сны,В опустевшем жилище никто не тревожил меня…Там, за лестницей, где возвышался утун,Проплывала луна, но была так бледна и тускла!И почувствовал я, как уходит из мира души аромат,Как бледнеет и тает тень былой красоты!Словно слышал: под шелковым грустным шатром,Там, где лотос прекрасный приют свой нашел,Все слабее, слабее ты дышишь…Вздох… Еще… И прервалось дыханье твое. Тишина.Мир я взором окинул: повсюду увядшие травы,Но ведь их увяданье не может заставить тростник и камышБуйный рост прекратить!И мне кажется, – звуками скорби объята земля,Заунывными, как нескончаемый стрекот сверчков,Ночью выпала капля за каплей роса,Окропив на ступенях зеленеющий мох.Стук не слышен вальков – дождь пошел:Дождь осенний по стенам, смоковницей густо поросшим,Бьет и флейты напевы из ближних дворов заглушает,А в ушах все звучит и звучит незабвенное имя твое!И его повторяет, тебя призывая, взлетев на карниз, попугай.В дни, когда твоя жизнь догорала, стала сохнуть айва, что растет у перил,Вспоминаю, как в прошлом мы в прятки играли – ты за ширмой скрывалась,А сейчас я не слышу осторожных и мягких шагов…Вспоминаю: мы также и в «бой на травинках» возле дома играли,А сейчас те травинки ждут напрасно: тебе их уже не сорвать!Шелк забыт и заброшен, – и некому больше одежду кроить,Ленты порваны, – некому больше зажечь благовонья……Я вчера от отца получил порученье одноИ умчался в своей колеснице далеко-далеко,Не успев попрощаться с тобой…А сегодня, вернувшись, невзирая на то, что разгневаться матушка может,Я к могиле пришел, чтобы скорбное слово сказать…Вскоре слух до меня докатился, что гроб с твоим телом сожгут!О печаль! Не исполнится клятва погребенным быть вместе с тобой,Да и сон твой глубокий прервут, чтобы снова обрушить беду на тебя…О, как стыдно мне эти слова вспоминать, что тебе говорил:«Пусть смешается прах – твой и мой!»Поглядите: без устали западный ветер шумит возледревнего храма, Разгорается синее пламя, и нет ему меры,Солнце скоро зайдет, все могилы давно одичали,Кости белые из погребений разрыты, разбросаны, – кто их сумеет собрать?Вслушайтесь: только ореха и вязов услышите шум,Лишь камыша и осоки тревожный и жалостный шелест…И за туманами демонов всхлипы и плач обезьян…Видя все это и слушая, можно понять, сколь глубокие чувстваЮного отрока сердце волнуют за плотно задернутой шторой,Сколь непомерно прискорбна судьба юной девы, засыпанной желтой землей!Я, уподобясь Жунъаньскому князю, в жизни своейБирюзовый нефрит потерял[233],Льются, льются горючие, жгучие слезы,И, наверно, лишь западный ветер может ими себя увлажнить[234].Кажется мне, что со мною случилось все то же,Что и с Ши Чуном, который Люй Чжу уберечь не сумел [235],Вот почему я горюю и скорбные чувства,Только к холодной луне обратившись, решаюсь излить.О! Это были поистине демонов злые интриги,Столько несчастий сваливших на головы наши!Разве возможно такое, чтоб завистью боги к нам, смертным, прониклись?Разве возможно, чтоб речь благородную раб обращал к нам, болтливый язык распустив?Если бы даже у женщин сердца по-шакальи жестокие вскрыли,Я все равно затруднился б умерить в себе накопившийся гнев!Пусть все это и так, пусть судьба у тебя незавидной была, —Уваженье и чувства мои, обращенные только к тебе, глубоки!И чтоб выход им дать, не могу удержаться от многих вопросов.Ныне только узнал, что Верховный владыка Шан-диПовелел тебе в свите цветов во дворце состоять.Ты при жизни была с орхидеей вдвоем,После смерти Владыка тебя попросил быть хозяйкой у лотосов…Понимаю, что могут служанки всего наболтать, —В этом случае я ей поверил…Ты спросишь меня: «Почему?»Е Фашань попросил стихотворца Ли Юна создать поминанье для могильной плиты…
