Васнецов.

– Да, Сергей Афанасьевич, – ответил Воронов, – именно так.

– Но из этого следует… – с горячностью начал было Васнецов, однако оборвал себя и умолк.

Он, как и все остальные, понимал, что приказ Ставки не подлежит обсуждению – его надо выполнять. К тому же было ясно, что Тихвин надо спасти во что бы то ни стало, его падение обрекло бы живущий сейчас впроголодь Ленинград на полный голод. Но примириться с необходимостью ослабить Ленинградский фронт – отдать четыре дивизии – было мучительно трудно.

И Воронов, сдержанный, методичный и даже несколько суховатый человек, понял, чтo происходило сейчас в душе Васнецова, горячего, страстного, вспыльчивого, но всем своим существом преданного тому же делу, во имя которого жил он сам.

– Сергей Афанасьевич, я сознаю, что это значит. И если бы вместо того, чтобы отдать четыре дивизии, была возможность их получить, я бы радовался вместе с вами. Однако мы должны их отдать. Другого выхода нет. Или нам удастся отстоять Тихвин, или Ленинград окажется в двойном кольце.

– Какие части предлагаете отдать? – спросил Жданов, обращаясь одновременно к Воронову и Федюнинскому.

– Полагал бы целесообразным, – после короткого раздумья ответил Федюнинский, – перебросить одну дивизию из восьмой армии и одну из сорок второй. Если нет возражений, то я сейчас же свяжусь с Трибуцем, чтобы готовили транспорты для переброски войск через Ладогу. Что же касается пятьдесят четвертой армии, то надо срочно посоветоваться с Хозиным. Полагаю, ему придется отдать триста десятую и четвертую стрелковые.

– На этом закончим, Андрей Александрович? – спросил Воронов. Несмотря на то что Воронов был уполномоченным Ставки, на любом совещании, в котором принимал участие Жданов, последнее слово оставалось за ним.

– Нет, – неожиданно сказал Жданов. – Мне хотелось бы добавить еще несколько слов. Я убежден, что наши действия по прорыву блокады на Синявинском направлении должны продолжаться несмотря ни на что. Я и сегодня не исключаю, что прорыв может удаться, поскольку немцы, наступая на Тихвин, очевидно, будут вынуждены снять какую-то часть своих войск, находящихся сейчас в районе Синявина. Это может изменить соотношение сил в нашу пользу. Но если этого и не произойдет, то своими активными действиями с Невского плацдарма мы, во всяком случае, скуем часть немецких войск, и они не смогут участвовать в наступлении на Тихвин… Вы согласны со мной?

– Разумеется, – ответил Воронов. – Тем более что Ставка требует наступление на Синявинском направлении продолжать. Иных указаний не поступало.

– И не поступит! – неожиданно горячо воскликнул Жданов. – Не может поступить! Если мы отдадим Невский «пятачок», то лишимся единственного плацдарма на левом берегу реки. И тогда нам снова придется отвоевывать его. И еще большей кровью!

Слова «снова придется» Жданов произнес с особым ударением, и все поняли, что он имел в виду: рано или поздно блокада будет прорвана. И прорыв произойдет именно там, в самом узком месте кольца.

– Но когда?..

Еще несколько дней назад каждый из руководителей ленинградской обороны был готов ответить на этот вопрос. Но сегодня ответить на него с определенностью уже не смог бы никто.

…Вскоре комната опустела. Жданов вернулся в свой кабинет, расположенный тут же, на втором этаже Смольного. Воронов и Федюнинский пошли на узел связи, чтобы переговорить с Хозиным.

Васнецов направился в дальний конец коридора, где находился кабинет уполномоченного ГКО по продовольственному снабжению города и войск Ленинградского фронта.

Открыв дверь, он молча кивнул поднявшемуся навстречу Павлову, медленно подошел к столу, тяжело опустился в кресло и устало сказал:

– Дмитрий Васильевич, разговор будет невеселый.

– А я уж от веселых-то разговоров отвык, – усмехнулся Павлов.

Каждодневно общаясь с Ждановым и другими членами Военного совета, уполномоченный ГКО хорошо знал ситуацию на фронте. Ему было известно, что шестнадцатого немцы начали наступление на юго-востоке. Однако, будучи человеком штатским, он не придавал особого значения активизации противника в районе, отдаленном от Ленинграда и находившемся по ту сторону блокадного кольца. Район этот не входил в «хозяйство» Павлова: маршрут, по которому продовольствие доставлялось в Ленинград, лежал намного севернее тех мест. Гораздо больше волновало Павлова положение на Синявинском направлении.

По лицу секретаря горкома он и без слов понял, что никаких радостных событий на левобережном плацдарме не произошло и не с хорошими вестями пришел к нему Васнецов. Он терпеливо смотрел на секретаря горкома и ждал, что тот скажет.

Но Васнецов молчал. Нахмурившись, он смотрел куда-то вдаль, поверх головы сидевшего перед ним Павлова, и у того возникло ощущение, что Васнецов, подавленный чем-то, просто забыл о его присутствии.

Но взгляд Васнецова не был, как показалось это Павлову, устремлен в пространство. Просто за его спиной на стене висела карта, на которой красной толстой линией был проложен маршрут доставки продовольственных грузов в Ленинград. Именно к ней, к этой линии, и был прикован сейчас сумрачный взгляд Васнецова.

Наконец он перевел глаза на Павлова и спросил:

– Сколько у нас на сегодня имеется продовольствия?

Павлов встревоженно посмотрел на Васнецова. О запасах продовольствия в городе он ежедневно информировал Жданова, хорошо знал о них и Васнецов. Вряд ли он пришел только затем, чтобы лишний раз спросить об этом.

Интуитивно Павлов чувствовал, что за вопросом Васнецова кроется нечто большее, нечто другое, и еле удерживался, чтобы не воскликнуть: «Что случилось, Сергей Афанасьевич? Говори же, не томи!» Но, взяв себя в руки, ответил ровным голосом:

– Изменений по сравнению с последней сводкой нет. Два транспорта с грузами были вчера потоплены авиацией противника. Таким образом, мы имеем муки на пятнадцать дней, крупы – на шестнадцать, сахара – максимум на месяц, жиров – на три недели.

– А мяса? – спросил Васнецов.

– Мяса совсем мало, Сергей Афанасьевич. Вы знаете, что здесь мы целиком зависим от снабжения по воздуху. Предугадать, сколько транспортных самолетов будет выделено нам в ноябре, невозможно.

Васнецов опустил голову и о чем-то тяжело задумался.

Павлов не выдержал:

– Сергей Афанасьевич, что-нибудь случилось? Неудачи у Невской Дубровки? Что-нибудь с плацдармом?

Он вдруг подумал, что немцам удалось ликвидировать Невский «пятачок», сбросить наши войска в реку, и почувствовал, что лоб его стал влажным.

– Нет, – медленно покачал головой Васнецов, – плацдарм мы держим. В последние часы есть даже некоторое продвижение. Немцев удалось еще немного потеснить…

– Так в чем же дело?! – воскликнул Павлов.

– Посмотри сюда, Дмитрий Васильевич, – сказал Васнецов, встал и направился к карте.

Павлов вскочил и последовал за ним.

– Что мы будем делать, если врагу удастся захватить весь этот район? – Васнецов провел ребром ладони восточное Тихвина.

Теперь молчал Павлов. Он был ошеломлен: Васнецов движением руки отсек от Ленинграда тот единственный путь, по которому страна снабжала город продовольствием.

– Но разве… – начал Павлов, всем своим существом противясь страшному предположению.

Васнецов прервал его. Он обернулся к Павлову и, глядя прямо в глаза ему, сказал:

– Немцы захватили Будогощь и продвигаются на северо-восток, к Тихвину…

Выполнявший ответственнейшие и вместе с тем жестокие обязанности, хорошо сознававший, что,

Вы читаете Блокада. Книга 4
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату