рыбаков, живущих на ладожском побережье…
И вот сейчас Лагунов докладывал:
– То, что удалось выяснить, сводится в основном к следующему. Никто систематических наблюдений за температурой воды в Ладоге не вел. Работники Гидрологического института и гидрографическая служба Балтфлота утверждают, что первый снег над озером нередко выпадает уже в сентябре…
К Лагунову Жданов всегда относился с большим доверием и симпатией. Однако на этот раз раздраженно прервал генерала:
– Сегодня шестое ноября, товарищ Лагунов, и сентябрь нас не интересует. Мы хотим наконец узнать, когда на Ладоге устанавливается твердый ледяной покров. Вы выезжали на побережье?
– Да. Два раза за истекшие сутки. И тем не менее, – твердо сказал Лагунов, – я убежден, что на ваш вопрос, Андрей Александрович, с определенностью ответить невозможно.
Он сделал паузу, ожидая, что Жданов заговорит снова, но тот молчал.
– Дело в том, – продолжал Лагунов, – что, как я уже сказал, до сих пор ледовый режим озера систематически не изучался, в этом не было практической необходимости. Нам удалось разыскать в архивах доклад смотрителя маяка Сухо некоего Захарова, опубликованный в «Известиях Русского географического общества» за тысяча девятьсот пятый год. Книга у меня с собой, и я просил бы разрешения зачитать из нее небольшую выдержку. Это – свидетельство очевидца.
Жданов хмуро кивнул.
Лагунов вынул из лежавшего перед ним на столе портфеля книгу в выцветшем дерматиновом переплете с торчащей из нее красной картонной закладкой, раскрыл и громко прочел:
– «Озеро без числа раз замерзает, и лед ломается и уносится. И так в продолжение трех месяцев. Редко когда лед простоит неделю на одном месте. Все озеро никогда не замерзает. В продолжение тридцати лет я еще не видел на нем сплошного льда».
Лагунов захлопнул книгу.
– Нас интересует сейчас не все озеро, а Шлиссельбургская губа, – сдвигая густые брови, сказал Васнецов.
– Так точно, – подтвердил Лагунов, – к этому я и хотел сейчас перейти. Согласно наблюдениям местных жителей, которых я опрашивал лично, наиболее ранний ледостав в Шлиссельбургской губе наблюдался в середине ноября, а самый поздний – под Новый год. Разумеется, даты эти приблизительные, поскольку льдообразование – процесс сложный, происходящий не в один день. Кроме того, в течение всей зимы на Ладоге свирепствуют бураны и штормы, происходят подвижки льда. Местные жители рассказывают, что даже в самые сильные морозы на льду остаются широкие полыньи. Они утверждают, что на мелях торосистый лед образует валы высотой в несколько метров… Разумеется, это – чисто визуальные наблюдения…
– Товарищ Лагунов! – снова нетерпеливо произнес Васнецов. – Нам не нужны сейчас общие рассуждения. Мы хотим знать, когда станет Ладога в этом году. Вы должны, наконец… – Но тут он понял, что требует невозможного, и сдержанно, точно извиняясь за резкость, сказал: – Продолжайте, пожалуйста.
– Удалось установить, – заговорил Лагунов, по-прежнему ровно и спокойно, – что ледовый режим губы аналогичен режиму Невы, точнее, тесно с ним связан. А сведения о замерзании Невы у нас имеются, причем за очень долгое время…
На лицах всех, кто слушал его, тревога сменилась надеждой.
– О чем же говорят эти сведения? – спросил Хозин.
– О том, товарищ командующий, – ответил Лагунов, – что среднеарифметическая дата замерзания Невы – двадцать шестое ноября. Принимая во внимание раннюю зиму нынешнего года, можно полагать, что и Шлиссельбургская губа покроется льдом в ноябре.
– Но какой толщины будет лед?! – воскликнул Жданов, нервно гася папиросу о дно массивной стеклянной пепельницы.
Лагунов пожал плечами:
– Этого, Андрей Александрович, предсказать нельзя…
Да, этого предсказать не мог никто. Но именно от того, когда замерзнет Ладога, зависела судьба ленинградцев. Жизнь впроголодь, жизнь на самой границе со смертью, но все-таки жизнь – в том случае, если лед на озере станет достаточно прочным хотя бы во второй половине ноября и по нему удастся проложить дорогу в несколько десятков километров. В ином случае городу угрожала гибель…
Две тысячи тонн продовольствия в день были тем минимумом, который требовался, чтобы поддерживать существование городского населения и накормить войска. Перебросить такой груз по воздуху было невозможно.
– Значит, – подытожил Жданов, – мы обречены на то, чтобы ждать… Разумеется, ждать сложа руки было бы преступлением. Строительство автотрассы Заборье – Новая Ладога остается главной задачей. Но есть и вторая, не менее важная, – приступить к прокладке ледовой дороги по Ладоге в первый же день, когда лед достигнет необходимой прочности. Я предлагаю сегодня же обсудить вопрос о руководстве будущей Ладожской трассы. Приказ на этот счет мы издадим позже, непосредственно перед открытием трассы, чтобы соблюсти необходимую секретность. Но предварительно утвердить кандидатуры необходимо уже сегодня. Кого вы, товарищ Лагунов, предлагаете назначить начальником дороги?
– Генерал-майора Шилова, – без промедления ответил Лагунов.
– А комиссаром? – спросил Жданов, обращаясь на этот раз к Васнецову.
– Полагаю, что как только дорога по-настоящему вступит в строй, наиболее подходящей была бы кандидатура бригадного комиссара Шикина.
Жданов хорошо знал и того и другого. Он согласно кивнул и спросил, есть ли у членов Военного совета иные мнения.
Других мнений не было.
– Вернемся к приказу, – сказал Жданов, доставая из коробки очередную папиросу. – В нем надо предусмотреть весь комплекс задач, связанных с перевозкой грузов до берега Ладоги и далее, по льду.
Он хотел сказать что-то еще, но в это время раздался телефонный звонок. Звонила смольнинская «вертушка» – аппарат внутригородской спецсвязи. Жданов снял трубку.
Он слушал молча, однако с каждой секундой выражение его лица менялось. Казалось, что лежавшая на нем пепельно-серая тень усталости исчезла, на щеках выступил слабый румянец.
Неожиданно звонким голосом Жданов сказал:
– Обеспечить, чтобы все шло без перебоев. Это очень, очень важно!..
Повесил трубку, посмотрел на часы и обвел глазами присутствующих. По лицу его было видно, что он хочет сообщить какую-то приятную новость и сейчас уже как-то по-детски медлит, испытывает терпение людей перед тем, как преподнести им подарок…
– Товарищи! – взволнованно произнес он наконец. – Через полчаса, ровно в семь, начнется трансляция торжественного заседания из Москвы в честь нашего великого праздника!
Какое-то время все ошеломленно молчали. Однако уже в следующую минуту на Жданова обрушился град вопросов: в самой ли Москве будет происходить заседание, не в Куйбышеве ли, в каком помещении, кто будет делать доклад?..
Жданов развел руками и с улыбкой, не сходившей с его лица, отвечал:
– Заседание будет происходить в Москве – это факт, товарищи! Но где именно и кто будет делать доклад – не знаю, честное слово, не знаю! Ходоренко по своей линии, от Радиокомитета, получил указание обеспечить трансляцию прямо из эфира, вот и все, о чем он сообщил мне. Потерпите еще немного… Я предлагаю сейчас разойтись, у каждого ведь есть неотложные дела, а через полчаса давайте соберемся у меня и вместе послушаем. Договорились?..
Когда Жданов и Васнецов остались в кабинете одни, Васнецов, бросив нетерпеливый взгляд на круглые стенные часы, спросил:
– Андрей Александрович, как вы полагаете, кто будет делать доклад?
– А вы считаете – кто? – в свою очередь спросил его Жданов.
