Рязани, другую – в районе Яхромы.
Сталин опять кивнул и, сделав несколько шагов по кабинету, сказал Шапошникову:
– Жуков полагает, что Москву мы безусловно удержим. Но этого мало. Мы должны не только удержать Москву, а и разгромить врага. Здесь, под Москвой, разгромить!..
Он умолк. Потом перешел к столу с картами и, поднимая глаза на Шапошникова, спросил:
– Как дела у Мерецкова и Федюнинского?
6
Жданов оглядел людей, занявших свои обычные места за длинным столом для заседаний. Васнецов, Штыков, Попков, Павлов, Гусев были здесь.
– А Лагунов не вернулся? – спросил он, не обнаружив среди собравшихся начальника тыла.
Никто не ответил ему, и Жданов нажал кнопку звонка, расположенную слева под панелью его рабочего стола. На пороге появился дежурный секретарь.
– Где Лагунов? – обратился к нему Жданов.
– Еще на Ладоге, Андрей Александрович, – ответил секретарь.
– И до сих пор не звонил?
– К нам не звонил, Андрей Александрович.
Жданов посмотрел на часы и опять перевел взгляд на секретаря:
– Пожалуйста, откройте шторы и погасите свет. Уже утро.
Секретарь направился к правой стене и одну за другой раздвинул тяжелые шторы. Потом поочередно потянул рукоятки, распахивая наружные броневые ставни, плотно прикрывавшие два больших окна. Выключил электрическое освещение и вышел, тщательно притворив за собой высокую, обитую черной кожей дверь.
В комнате воцарился полумрак. Зимняя мгла серой пеленой окутывала оконные стекла. Размеренно, но едва слышно стучал метроном в коричневом ящичке-репродукторе. Жданов потянулся к репродуктору, слегка повернул черную ручку. Звук стал громче.
– От товарища Хозина никаких новостей? – спросил он начальника штаба фронта.
– Нет, товарищ Жданов, – ответил Гусев, привставая, – командующий все еще в пятьдесят четвертой.
Жданов сделал легкий жест рукой, сверху вниз.
– Сидите, сидите, товарищ Гусев… Будем экономить силы, – добавил он с печальной усмешкой и, перейдя от рабочего стола к столу для заседаний, опустился в кресло. – Прежде чем приступить к очередным нашим делам, – продолжал Жданов, – давайте послушаем товарища Васнецова о положении под Москвой. Товарищ Васнецов ночью разговаривал со Ставкой. Пожалуйста, Сергей Афанасьевич.
– В сущности, я немногое могу прибавить к вчерашней сводке Генштаба, – сказал Васнецов, кладя ладони на край стола. – Немцы продолжают наступать. Тридцатая армия генерала Хоменко, обороняющая Москву на северо-западе, отошла южнее Клина.
– Южнее Клина?! – воскликнул Попков. – Это же на полпути от Москвы до Калинина!
Васнецов оставил его реплику без ответа.
– Какими силами ведут наступление немцы? – спросил Штыков. Находясь все время в разъездах как уполномоченный Военного совета по строительству обходной дороги от Заборья к Ладоге, он меньше других был осведомлен о положении под Москвой.
Жданов кивком головы переадресовал его вопрос начальнику штаба фронта.
– По данным разведупра, товарищ член Военного совета, – сказал Гусев, чуть повернувшись в сторону Штыкова, – на правое крыло Западного фронта обрушились две мощных танковых группировки противника и часть сил девятой армии, а на левом крыле опять активизировалась танковая армия Гудериана. Не исключено, что в самое ближайшее время к этим силам добавится еще четвертая армия немцев.
Некоторое время все молчали, мыслями своими устремленные к Москве.
Наконец Жданов прервал это тягостное молчание:
– Перейдем к очередным делам. – И посмотрел на Павлова, сидящего справа от него между Штыковым и Попковым. – Слушаем вас, Дмитрий Васильевич.
Павлов хотел было встать, но, вспомнив недавние слова Жданова, обращенные к Гусеву, остался сидеть на месте. Ни на кого не глядя, он сказал:
– Хочу информировать Военный совет, что суточный расход муки составляет сейчас всего пятьсот десять тонн. Продовольствия в городе остается на считанные дни.
И умолк.
Все здесь понимали, что это значит: пятьсот с небольшим тонн муки, к тому же наполовину состоявшей из малосъедобных примесей, – самая низкая суточная норма, какую получали до сих пор два с половиной миллиона жителей Ленинграда.
– Говорите дальше, – потребовал Жданов.
– Вы же знаете, Андрей Александрович… – с укоризной в голосе откликнулся Павлов.
– Говорите! – уже настойчиво повторил Жданов.
– Хорошо, – согласился Павлов, не сумев скрыть при этом тяжелого вздоха. – Как известно, послезавтра вступит в силу решение Военного совета о пятом снижении хлебных норм: рабочим – до двухсот пятидесяти граммов, служащим, иждивенцам и детям – до ста двадцати пяти. Сегодня я вынужден сообщить, что с того же числа мы не сможем давать населению ничего, кроме хлеба. Но и при этом условии, если положение не изменится, у нас останется к концу месяца для снабжения войск и флота: мяса на три, точнее – на три и три десятых дня, жиров – на неделю, крупы и макарон – менее чем на четыре дня… Этим, Андрей Александрович, разрешите и закончить мое сообщение.
Жданов молчал.
– По сводке горздравотдела, товарищи, – заговорил Попков, – за истекшие пятнадцать дней в городе умерло от недоедания восемь тысяч двести тридцать два человека. Количество дистрофиков и страдающих от цинги не поддается учету. Теперь ведь далеко не все обращаются в поликлиники, люди понимают, что врачи не в силах оказать реальную помощь.
Жданов, казалось, не слушал того, о чем говорил председатель Ленсовета. Судя по отсутствующему взгляду, обращенному куда-то в пространство, мысли его были сейчас за пределами этой комнаты. Время от времени он нетерпеливо поглядывал на дверь. Наконец, вызвав звонком своего помощника, полкового комиссара Кузнецова, спросил раздраженно:
– Есть наконец что-нибудь от Лагунова?
– Пока нет ничего, – виновато ответил Кузнецов. – Как только он позвонит…
– Вы сами пробовали связаться с ним? – перебил Жданов.
– Да, я звонил в Осиновец.
– Якубовский там?
– Никого нет, все ушли на берег.
– Немедленно доложите мне, как только кто-нибудь позвонит из Осиновца. – И добавил, как бы извиняясь за свою резкость: – Пожалуйста, доложите.
Когда Кузнецов вышел, Жданов всем корпусом повернулся к Попкову и спросил, обнаруживая тем самым, что не пропустил его комментариев к докладу Павлова:
– Что же вы конкретно предлагаете?
– У меня есть кое-какие предложения, – вмешался Васнецов, но в этот момент раздался звонок телефона, и Жданов снял трубку.
– Слушаю.
Он произнес только одно это слово и, положив трубку на место, сказал:
– Меня вызывает на телеграф Ставка. Прошу не расходиться…
Жданов шел по широкому и длинному коридору Смольного. В ушах его все еще звучали страшные
