– Все, Толян, влипли! – подвел итог Ларин. – Теперь нам точно деваться некуда: это какой-то комитетский канал. Если не МИ-6 или, хуже того, МИ-5[18]. Не знаю, как это у них получается, но что-то я на эту тему читал. Теле… Теле… В общем, перемещение в пространстве.
– Отправят – не отправят, но одинаковых галлюцинаций у двух людей не бывает, – возразил Ларин, – мне об этом Вася Рогов рассказывал, после того как его с «Пряжки» выпустили[19]. Давай-ка лучше думать, как отсюда выбираться.
Но тут же потупился под хмурым взглядом товарища, вспомнив, что кнопку они уже нажимать пробовали и без толку. После того как Дукалис впечатал Дьерка в приборы, там, видно, что-то сломалось и в результате путь домой был отрезан.
– Представляю, что сейчас в «конторе» творится, – вздохнул Ларин. – Вместо свежей водяры свежая мокруха. А тут нас ловят посреди Лондона как русских шпионов.
– О, да-да, рашен, – оживился Роб, – мне очень нравится ваш царь Алекзандер. Россия и Великобритания в преддверии нового тысячелетия должны дружить!..
– Наш – не Алекзандер, а Владимир, – язвительно возразил Дукалис. – Просто Вова. И отчество тоже такое же. И не царь он. Андрюха, как по-английски будет «президент»?
– Так и будет. – Ларин внезапно насторожился и, старательно вспоминая забытые иностранные слова, обратился к Дьерку: – А скажи-ка, Роб, ты давно… «Бухаешь» – как это по-вашему, «дринкинг», что ли?..
– Нет-нет, – запротестовал бомж, – я теперь сильно не пью. Но неужели я выгляжу, будто пил несколько дней?
– Да не несколько дней, мой друг, а годик как минимум, – возразил Ларин. – Милениум-то, по- моему, уже давно весь мир отпраздновал. Или у вас в Англии свой календарь?
– Почему свой? – обиделся Роб. – У нас, как во всем цивилизованном мире, счет времени ведется от Рождества Христова. Не думайте, у меня с памятью все в порядке. Сегодня двадцатое октября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года… Да, а что такое «милениум»?
– Какого-какого года? – Ларин уставился на бомжа. – Repeat please. But don`t quickly.
– Одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмого, – подозрительно глядя на собеседников, повторил Дьерк. – А вам, господа, что-то кажется в этом странным?
Андрею удалось незаметно наступить на ногу Дукалису на миг раньше, чем тот начал высказывать свое мнение по поводу состояния мозгов некоторых присутствующих здесь алкашей.
– Нет-нет, Роб, все в порядке. Все о`кей… А у тебя, случайно, не найдется хотя бы корки хлеба на закуску?
Когда Дьерк удалился в ветхое бревенчатое строение за едой, друзья воспользовались моментом, чтобы еще раз разобраться в ситуации, которая представлялась им все более нереальной. В конце концов они решили допить «Синопскую» и попытаться осторожно вытянуть из нового знакомого еще какие-нибудь сведения, которые могли бы оказаться полезными. В любом случае было решено не выяснять, где находится Скотланд-Ярд: встреча с местными стражами порядка, как справедливо рассудили друзья, не предвещала ничего хорошего. В лучшем случае можно было рассчитывать на пару ударов по почкам и последующую ночевку в «гадюшнике»[20] – так сказать, до полного вытрезвления.
Дукалис обреченно махнул рукой.
Через некоторое время на набережной снова появился Дьерк, который притащил пару луковиц и ссохшийся от старости сэндвич, завернутый в обрывок газеты. Пока англичанин раскладывал закуску, Ларин молча показал товарищу на газету: мол, смотри, но не падай. Под сохранившейся частью заголовка красовалась дата: «1888, October».
«Глухарек» для Мартышкина прилетел даже раньше, чем Соловец успел дойти до собственного кабинета.
Когда майор спустился по лестнице на свой этаж, то сразу узрел вальяжно рассевшееся на трехместной скамейке начинающее заплывать жирком тело в длинном кашемировом пальто лилового цвета, занявшее мощным крупом два с половиной сиденья и перегородившее вытянутыми ногами больше половины ширины коридора. Тело с неподдельным интересом оглядывало окружающий интерьер маленькими выпученными глазками и имело столь задумчивое выражение лица, что Соловец поначалу принял его за своего коллегу из следственного отдела района.
– Э-э-э, – промычало тело, когда майор начал ковырять ключом в замочной скважине, пытаясь отпереть хлипкую дверь кабинета.
– Вы ко мне? – спросил Соловец.
– Да. – Посетитель встал, и майора обдало густым ароматом туалетной воды «Ceazar»[22], коей незнакомец явно пользовался сверх всякой меры.
– Мне этот… – посетитель щелкнул пальцами. – Ну, ваш, снизу, сказал, что сюда… Чердачков.
– Чердынцев, – автоматически поправил Соловец. – Проходите.
Незнакомец вплыл в кабинет и уселся на скрипучий стул напротив майорского стола.
– Так что у вас? – Хозяин кабинета расположился в многократно прожженном окурками кресле.
– Я – генеральный директор издательства «Фагот», – значительно молвил посетитель и небрежно кинул на покрывавший стол плексиглас прямоугольник визитной карточки, сплошь усеянный золотыми вензелями, словно этикетка молдавского десертного вина. – Трубецкой…
– И что? – Соловец покрутил в пальцах визитку, отметив, что визитера зовут Василий Акакиевич.
– Человек пропал…
– Что за человек?
– Автор.
– Автор чего?
– Не чего, а чей, – генеральный директор издательства недовольно выпятил нижнюю губу. – Мой автор…
– Тогда вам надо в отдел, занимающийся… – Майор внимательно посмотрел на собеседника. – Нет, отставить. Мы вам дадим молодого, но опытного сотрудника, – Соловец снял телефонную трубку. – Дежурка? Слушай, Чердынцев, Мартышкин еще у тебя?.. И что делает?.. Какую фанеру?.. Ага… Давай его сюда, тут заявитель по его профилю…
Трубецкой слегка скривился, услышав фамилию Мартышкин, но из природной воспитанности
