Судеб морских таинственная вязь… Вязь – это и узор, это и письмена. Быть может, и в этих арабесках судеб проступают письмена истории – обрывочно-ясные, нерасшифрованные до конца, сбивчивые, и оттого каждый прочтет в них то, что он хочет прочесть.
Никто не знает, как влияют на нашу жизнь ничтожные события прошлого. А они влияют с такой же непреложностью, как и величайшие катаклизмы вроде геологических катастроф или социальных потрясений.
Нити, нити… Все сплетено, все связано. Если рвется что-то сейчас, то чем это отзовется лет через сто? А ведь отзовется, и как отзовется! Каждое наше слово, каждый наш шаг…
СУДЬБА КОРАБЛЯ. «17 июня 1919 года, – доносил в своем рапорте последний командир крейсера „Олег“, бывший каперанг, а ныне военмор А.В. Салтанов, – вечером для наблюдения за морем был выдвинут к Толбухину маяку крейсер „Олег“ при охране из двух эсминцев и двух сторожевых судов. Крейсер, находясь в полной готовности, стоял на якоре, на створе выходных маяков.
В 4 часа крейсер был атакован… быстроходным моторным катером, который выпустил в крейсер торпеду и быстро стал уходить. Торпеда попала в левый борт у кочегарки, приблизительно около 36-го шпангоута. От взрыва крейсер начал довольно быстро крениться. После первого момента паники, которая была ликвидирована минуты через три, команда стала по боевому расписанию, и был открыт огонь по удалявшемуся катеру из орудий левого носового плутонга…
Все попытки выровнять крен не увенчались успехом, и через 10-12 минут после взрыва крейсер, затонувши, лег левым бортом на грунт. Личный состав был снят миноносцами. Погибло 5 человек, и 5 человек было ранено».
То, что моряки одушевляют свои корабли, – это объяснимо, и в этом нет ничего необычного. Но корабли, оказывается, если верить старым морякам, могут любить друг друга, равно как и ненавидеть. Я сначала улыбнулся, когда услышал, что «Аврора» была влюблена в «Олега», что у них был свой «корабельный роман».
«Олег» и «Аврора»… Они родились на одной и той же верфи – Нового Адмиральства. Она – постарше, он на год младше. Впервые встретились они в феврале 1905 года у острова Мадагаскар, когда «Олег» догнал свою белоснежную стройную красавицу, ушедшую с Тихоокеанской эскадрой раньше его. В Цусиме приняли они свое огненное венчание.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «Лихо, отважно вел себя наш головной корабль „Олег“, – писал в воспоминаниях старший судовой врач „Авроры“ В.С. Кравченко. – Он не прятался за броненосцы, не избегал стрельбы, а сам первый торопился начать ее. Заметив приближение крейсеров, он тотчас же шел им навстречу, вдвоем с „Авророй“ на десятерых, и схватывался с ними на контркурсах. От окончательного расстрела „Олега“ и „Аврору“ спасла быстрота и частая смена ходов: мы сбивали этим неприятеля, не давали ему точно пристреляться. За весь бой верная „Аврора“ ни на одну пядь не отстала от своего флагмана. Один раз, когда „Олег“ почему-то вдруг сразу застопорил свои машины, „Аврора“ вышла вперед в сторону неприятеля и грудью прикрыла „Олега“. (В Маниле всеведущие японцы припомнили авроровцам этот момент.) Около четырех часов с „Олега“ стали кричать в рупор и семафорить: „Мина! Мина!“ Впереди по левой стороне наш курс пересекала мина… „Олег“ успел положить руля, „Аврора“ – нет: все замерли на своих местах, глядя на приближавшуюся по поверхности воды мину. Нас спас хороший ход. Мину отбросило обратной волной, и все видели, как она прошла вдоль судна в двух саженях от левого борта».
Борт о борт пережили они тоску полуплена в знойной Маниле. Вместе вернулись на родную Балтику. Вместе сожгли не одну тонну угля на германской… После Октября «Аврора» ушла в Кронштадт и встала там на долгий отдых в старой Военной гавани. «Олег» охранял покой возлюбленной в дозорах у Кронштадта. Там, у Толбухина маяка, он и погиб от английской торпеды. «Аврора» взяла на память о верном спутнике его якоря, которые носит и доныне. А когда, очнувшись от долгого сна, она впервые вышла в море, то не захотела уходить от могилы суженого. В этом и в самом деле было что-то мистическое.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «Этот выход запомнился мне на всю жизнь, – писал командир „Авроры“ в 20-е годы Л.А. Поленов, – особенно эпизод при проходе фарватера около погибшего крейсера „Олег“…
Подходим к затонувшему «Олегу». И вдруг совершенно неожиданно, без всякой причины, крейсер, миновав «Олега», круто покатился влево.
– Стоп средняя машина! Обеим бортовым полный назад!…
Остановились вовремя, обойдя на циркуляции «Олега». Подошли почти вплотную к зюйдовым вехам, ограждающим отмель. Звоню по телефону в машину. В первый момент мне показалось, что механик остановил левую машину без моего разрешения и крейсер бросило влево. Оказалось, что нет. Начинаю работать машинами назад и кладу лево руля, чтобы выйти задним ходом на фарватер. Выхожу хорошо. Ложусь на створ и опять даю передний ход. Машины работают ровно, руль по показателю перекладывается как следует, но, несмотря на это, опять, пройдя «Олега», крейсер катится влево на то же место. Опять даю назад, выхожу, как в первый раз, задним ходом на фарватер. Даю ход вперед, теперь уже кладу право руля. Машины, средняя и левая, работают вперед, правая остановлена. И опять вылезаю к тем же зюйдовым вехам. Уж не «Олег» ли мстит за отнятые у него якоря?
Был момент, когда показалось, что поломаю винты на заднем ходу – начинало ветром наносить на «Олега». Долго мы бились на том «заколдованном» месте.
Все выяснилось после тщательного осмотра руля. Оказывается, от сотрясения разъединилась шестерня, соединявшая головку руля. Никто этого не заметил. Головка руля вращается, а руль не перекладывается. Поправили это очень быстро, и все пошло как полагается».
Я пришел к «Авроре» в сумерках. Крейсер стоял на «мертвых якорях», и от этой вечной его стоянки веяло чем-то музейно-скорбным. Высокая зеленая ватерлиния яснее ясного говорила, что угольные бункера пусты и что корабль уже не корабль, а действительно памятник, такой же бездвижный, как если бы его сразу отлили из бронзы.
– Встать к борту! – громыхнула вдруг стальным человечьим голосом «Аврора». – Флаг и гюйс –
