Потому что, если бы ему довелось сейчас встретить Михаила, и тот точно так же столкнул бы его с дороги, он бы не испугался. Он…
Он мог бы даже убить его: он даже отпрянул назад от такой мысли, чувствуя как холодок панического страха обволакивает его, и тут же подумал о том, что не желал смерти Михаилу, нет, ни в коем случае, даже никакого другого вреда он не желал ему, неважно как далеко они теперь находились в этом мире, потому что он был дурак. Саша подумал и о том, что даже тетка Иленка делала своеобразные этикетки на горшках, где у нее хранились яды от насекомых.
Но столько всего в полном беспорядке сваливалось на него одно за другим, что он должен был где- то остановиться, чтобы подумать, как все эти дела будут взаимодействовать друг с другом, потому что теперь он был уже больше не конюх из «Петушка», где день за днем проходил в одном и том же однообразии, где он знал всех и всех, и никто из окружающих никогда не хотел больше того, чтобы вовремя получить свой ужин.
— В чем дело? — спросил Петр, слегка подталкивая его руку. Саша слизнул пот с губ, прислушиваясь к тихим шагам возвращавшейся Ивешки, и покачал головой. Ивешка поставила перед ним корзинку, в которой была тонкая бечевка и шило.
— Сейчас слишком темно, чтобы заниматься этим, — сказал Петр и одним глотком допил все, что оставалось в его чашке, в то время как Ивешка нагнулась, чтобы убрать печку вместе с остатками золы. Он сделал жест рукой в сторону носа лодки. — Дедушка занят своей книгой, а нам можно заняться сном, — добавил он при этом.
Саша был согласен с его предложением, но чувствовал при этом вину, раздумывая над тем, что должен был бы помочь Ивешке прибраться. Однако он знал и то, что он не мог надолго оставлять Петра одного, и мысль о мягких одеялах, разложенных прямо на парусе, показалась ему очень неплохой.
И как только добрался до них, он сразу закрыл глаза под мерные всплески воды о борт и раскачивание сухих веток, но при этом продолжал думать о том, что еще хотел сделать, и о тетке Иленке, и о том, как она делала отметины на горшках, и не переставал удивляться, что его желание теперь наверняка добавится к остальным.
Петр, в свою очередь, уснул без всяких затруднений, независимо от того, что темнота, окружавшая его, была самой настоящей, живой темнотой, где мог быть и свернувшийся в черные кольца водяной, и темная вода, окружавшая лодку, и все еще покачивающаяся под ним палуба. Теперь он знал, где он находился, и его не беспокоила даже больная рука, так как она начала болеть с тех самых пор, как они начали загружать лодку и, следовательно, болела лишь потому, что он просто-напросто перетрудил ее.
Он более определенно отдавал себе отчет в том, что лодка была сейчас неподвижна, и не испытывал тех мучений, которые охватывали его грудь при движении. Ууламетс, разумеется, имел другие, более тонкие способы разделаться с ним, чем просто утопить в реке, во что Саша категорически отказывался верить. И эта лодка, если только им удастся вообще заставить ее плыть, уже не будет так качаться, как это было до сих пор, если целых три колдуна будут удерживать ее…
То, что на лодке порвались снасти и парус, произошло лишь потому, что старик очень устал, но ведь и в этом случае, лодка добралась до берега…
C этими мыслями Петр зарылся в парусину, укрывшись одеялами и не забывая про меч, который был рядом с ним, под одеялом. Он знал, что Саша находится рядом: стоит только протянуть руку, и он убедится в этом. В его кармане была маленькая щепотка соли, которую Саша дал ему утром. Он велел ему держать ее при себе, уверяя, что это никогда не повредит.
Что ж, он был согласен и с этим.
Точно так же, как был согласен и с тем, что постель, расположенная в середине палубы, а не около борта, гораздо безопасней, будь этот борт со стороны реки, или со стороны леса.
Так он и уснул, а проснулся только тогда, когда солнце разогрело одеяло, от того, что ему послышался какой-то странный звук…
Саша уже вставал. Петр подумал, что это было лишь волнение сердца, не более, и тут же вспомнил про старика, что очень непохоже на него так долго валяться в постели, и тем более непохоже на него, что он позволил и им так долго отдыхать.
При этой мысли он сбросил с себя одеяло и, взявшись за меч, поднялся на ноги.
— Учитель Ууламетс? — вслух позвал Саша. Его голос звучал тихо и одиноко, поглощаемый шумом реки и деревьев.
Но никто не отвечал.
— Вот чертовщина, — сказал Петр, чувствуя, как в его груди нарастает раздражение. Он вытащил меч из ножен, перешагнул через перекладину и сваленную в кучу парусину и начал осторожно продвигаться в сторону кормы, прислушиваясь, как Саша шел вслед за ним. Его очень беспокоило возможное столкновение с ним при неожиданном отступлении, и поэтому он повернулся назад и дотронулся до сашиной руки, предостерегая его, чтобы он старался не выходить на ту сторону лодки, которая была обращена к реке.
Но на корме никого не было. Оставалась еще осмотреть борт, обращенный к лесу, и Петр кивнул Саше, чтобы тот сделал широкий круг и осмотрел остальную часть палубы.
Но кругом было пусто.
— Есть еще кладовка, — едва слышно прошептал Саша, вставая рядом с ним.
Петр глубоко вздохнул и сказал:
— Я сомневаюсь… — Но у него не было особенного желания обойти палубную надстройку, чтобы убедиться в этом. Он покрепче сжал рукоятку меча, сдвинул задвижку и распахнул дверь…
Но внутри кладовки были только их припасы, но, однако, там не было ни корзины, в которой хранился весь арсенал Ууламетса, ни его книги.
— Так что же, этот чертов старый дурак отправился на прогулку?! — воскликнул Петр, и Саша подошел поближе, чтобы самому убедиться в этом.
— Если только водяной не утащил его, — сказал Саша.
— Уж не думаешь ли ты, что мы бы не услышали этого? — спросил Петр.
— Он, разумеется, наверняка должен был произвести какой-никакой шум, — заметил Саша, переходя на другую сторону лодки, выходящую к лесу, близость которого сейчас очень раздражала Петра. — Мы просто проспали этот момент. Я никогда не спал так, как в этот раз…
— Не забывай, что мы устали, — сказал Петр. — Мы не смогли бы услышать даже гром. — Теперь он двигался рядом с Сашей и вглядывался в глубь леса, замечая за почти сплошной серой стеной мертвых деревьев зеленые вьющиеся стебли и листья. Этот неожиданный всплеск жизни должен был бы утешить его. Перед ними был густой, непроходимый лес, как раз такое место, которое в своих задних мыслях наверняка держал помешанный старик, чтобы отправиться туда, пешком, с тяжелой корзиной, Бог тому свидетель, где лежала эта чертова книга и все горшки, которые он только захватил из дома.
Еще одно новое заклинание? Интересно бы знать.
— Старичок вероятно сбежал, чтобы в одиночестве исполнять свои песни, — пробормотал Петр. — Всю прошлую ночь он провел за чтением книги и, вероятно, вычислил что-то необходимое для своих действий и решил отправиться раздобыть каких-нибудь корней или еще чего-то. Что можно еще ожидать от него? Он вернется.
Они позавтракали прямо на носовой части палубы. Саша продолжал надеяться, что учитель Ууламетс вернется. Ему было трудно понять, отчего он так беспокоился о нем: ведь старик не был особенно добр к кому-нибудь. Но именно Ууламетс завел их сюда, и они больше ни от кого не могли ожидать помощи, чтобы вернуться обратно в дом.
Но Петр сказал, что они должны посмотреть, что можно сделать с парусом, а Саша, поразмыслив над этим, уверился в том, что им еще предстоит вновь отправиться вниз по реке.
Поэтому они взяли шило, бечевку и начали зашивать рваную парусину, продергивая бечевку сквозь проделанные шилом отверстия. От этой работы рука у Петра покраснела вокруг раны, но он клялся, что она беспокоит его не больше, чем вчера.
— Я сделаю тебе припарку, — сказал Саша. Поскольку у них не было другого выбора, как сидеть и ждать, то это был хотя бы какой-то шанс помочь Петру. И тот не отказался от этого предложения. Они закончили починку паруса к полудню. — Я не знаю, будет ли это держаться, — сказал Петр, и без всякого
