Наверное, в открытом противостоянии малиновый дракон не оставил бы циклопу шансов выжить, но сегодня выпал невезучий день для кавалера Ордена Горы Сычуань. Великан неуклюже кувырнулся, оставив на паркете лишние царапины уже когтями рук, мобилой-раскладушкой выпрямился рядом с трясшей стены малиновой тушей, бесстрашно сунул пальцы-сардельки в клацающую пасть, заиграл бочкообразными шайбами-мускулами и разорвал высокопоставленной рептилии межчелюстные хрящи и сухожилия, будто так и было. Захрустело на весь метрополитен, малиновую персону не спасли ни костяной гребень, ни щедрая грива-борода, ни добавочные слои роговой брони, ни чины и награды, ни благородство происхождения.
Одноглазого Ретлифа ослепило фонтаном горячей неестественно-малиновой крови. Располовиненная по скулам драконья башка конвульсивно заплясала, словно норовистый поливальный шланг из фильмов с Чарли Чаплином. Впрочем, это не помешало циклопу упереться лапами в драконью грудь, поднатужиться мускулами-шайбами и вытолкнуть пробку-тушу под немузыкальный звук-чмок...
Бой гремел уже где-то за лестничными пролетами и лабиринтом коридоров. Двое кобольдов, ежесекундно поскальзываясь на истекавших рыбьей слизью отсеченных и порубленных щупальцах, еле втащили черный пластиковый мешок в разгромленный компьютерный центр. Дело было самым бессмысленным из бессмысленных, все равно вот-вот начнется эвакуация цитадели. Но никто из парочки не рискнул взять на себя ответственность и предложить напарнику сачкануть приказ самого Гребахи. Перевалив тяжелый и туго набитый мешок через завал из распотрошенных компьютерных корпусов, парочка остановилась утереть пот, но не успела.
Жалобно брызнули осколки оконного стекла, в зал баллистической ракетой влетел скатанный ковер и развернулся турнирным флагом. От испуга у кобольдов стали округляться рты. Но тоже не успели, поскольку десантировавшийся из ковра тибетский горный демон вдохнул правой ноздрей, выдохнул левой и в мгновение ока искрошил кобольдов в пыль любимым заклятием «Червивая алыча».
Тут внимание демона привлек мешок — под черной пластиковой поверхностью бродило и перекатывалось. Можно было двинуться прочь из кабинета, уничтожая все на пути, но ведь неспроста эти двое слабаков тащили свой груз к окну. Это упакованное в траур нечто вполне могло оказаться местным хитрым оружием, которое не стоит оставлять в тылу. Демон тряхнул козьей бородой и кривым ногтем вспорол пластик. Как оказалось, он совершил непростительную ошибку. Из черного нутра взвился непроглядный рой разозленных ос, маленьких юрких злобных истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков. Они икрой облепили третьего мандарина посольства Байхуа Вэньяна Камень Склони-Голову от макушки до подошв, и все равно не всем жесткокрылым мстителям хватило места.
Осиные жала истыкали кожный покров демона со скрупулезностью швейной машинки. Пусть в досье Байхуа Вэньяна значилось, что прикончить его можно, только перерезав горло сушеным лавровым листом, впрыснутого осиного яда оказалось столько, что лавры не потребовались...
Джи-Джи радостно хлопнул одноглазого победителя по ляжке — выше уже не доставал — и тут же посеменил вперед. На внутреннем дворе начштаба приметил, как, сползаясь по переколошмаченной посуде и разоренному десерту, льнут друг к дружке грудинки и огузки вампирской сержант-братии, но здесь не задержался. А вот оказавшись на ивовом мостике, начштаба поспешил дать отмашку.
И с этим жестом о мрамор вестибюля разом загремела сотня костяных пяток — это в сторону «Старшей Эдды» прыснули вынырнувшие из стен команды скелетов...
Антон Петров, если бы захотел, теперь свободно мог прогуляться по забрызганным кровью и мозгами галереям замка: на какое-то время о нем забыли. Но вместо этого фальшивый ботаник отнял ухо от замочной скважины и ножкой стула зафиксировал дверь.
— Согласен считать задание выполненным. Между китайцами и эддовцами настоящая война, — правильно прочитал значение недоброй ухмылки на физиономии Антона фон Зигфельд. — Только фи, как ты грубо работаешь. Операцию можно было провести элегантней.
— Элегантней нельзя. — Антов протопал к зашторенному окну и осторожно отклонил край ткани. Ничего интересней сползавшейся к неким реперным точкам окрошки из вампир-официантов он не узрел.
— Почему?
— Во-первых, потому что агенты волхв-дивизиона бывают двух видов. Ты — агентурный разведчик, а я — разведчик-диверсант. Меня учили только так работать.
— Учили, как же... Это называется: «Перестаньте меня нервировать, а то некуда больше закапывать». Да тебе в кабаках вместо песен молитвы за упокой убиенных заказывать надо!
— Из меня воспитывали и, в конце концов, воспитали цепного пса славянского пантеона, — Антон говорил это вполне официально и сугубо верноподданно, не придерешься. И в то же время с некой брюзгливостью-брезгливостью. — Я умею подавать голос или делать стойку на любого инферн-вальдшнепа, насобачен впиваться мертвой хваткой так, что челюсти философским камнем не разжать. А вот вилять хвостиком меня никто выдрессировать не удосужился. Промашка у волхв-шефов приключилась.
Зигфельд не расслышал горечи в словах Антона, но она была. И немалая. Как больно было сейчас Антону Петрову (он же Феликс Ясенев), вряд ли кто-либо мог понять. Вместе с возвращением правильной памяти Антон потерял надежду. С фальшивыми воспоминаниями он был личностью, имевшей мечты и порывы. А теперь он кто?.. Лишь цепной интриган, натасканный натравливать с большой кровью чужие своры друг на друга.
Зигфельд имел собственное представление о подвигших Антона на интригу причинах:
— Признайся, тебе захотелось стереть с лица земли всех, кто видел тебя мимозным ботаником. Чтобы никто не знал, что суперагент Феликс Ясенев, он же Антон Петров, умеет быть другим.
— Умеет?
— Не придирайся к словам.
— Когда я был буквальным ботаником, я тоже убивал и стравливал, но при этом... Да что тебе, дыму ментоловому, объяснять. Отстань. — Уставившись в щелку меж рамой и гардиной, Петров ждал чего-то весьма важного.
Покуда Эрнст не обращал внимания на избранную собеседником позицию, но ведь еще несколько секунд, ну, пусть минута, и догонит, что не так просто маячит Петров именно там. Или Антон ошибается в спутнике, и наш пресловутый дока — слабак из слабаков? Тогда от такого «ангела-телохранителя» предстоит как можно быстрее избавиться.
— «Так учили». Не смеши мои вши, которых у меня никогда не было. Ты ждал этого часа, как влюбленная паучиха!
— Мо-ло-дец! — отпуская край гардины, сказал Петров с интонацией, не позволявшей Зигфельду отнести похвалу на свой счет.
Зигфельд, конечно же, заерзал, как опоздавший на поезд, и переплыл к окну, чтобы узнать, кто заслужил похвалу Антона. Кроме шаркавших костяными пятками стекавшихся в «Эдду» скелетов, он никого не узрел. Фон Зигфельду стало обидно, что процесс колбасится мимо него, а он ну ни на йоту не шарит в вытанцовывающемся пасьянсе.
А пасьянсу было еще далеко до эпилога. Петров споро накапанной в колбу свежей порцией лже-яда деловито облил, прежде чем раскрыть, портмоне. Затем оросил остатком субстанции портрет Гребахи, ну а следом столь же деловито по черно-гнойной жижице вывел пальцем семизначный номер и приложил мокрую вещь к уху, словно телефонную трубку, — оказывается, волшебная жидкость не только возвращала истинную память.
— Ты звонишь передать последний привет своим родным? — Эрнст вел себя, как навязанный военный советник.
— Нет. — Антон был весь в делах, но стоически терпел шуточки пристегнутого коллеги- неудачника.
— Все равно идиотский поступок. Про нас «Эдда» забыла, ты мог бы под шумок улизнуть. Но вместо этого сам о себе напомнил!
— А тебе меня искренне жаль? — Антон нехотя и лишь про себя признал, что перемудрил с секретностью. Более осведомленный призрак меньше бы путался под ногами.
— Понимаешь ли, коллега, поскольку я могу являться только тебе, то без тебя и меня не станет
