За столом было как раз три свободных места.
— Не помешаем?
Уткнувшийся носом в кружку старик буркнул что-то в том смысле, что ему безразлично, кто с ним сидит и сидит ли вообще.
Выпили по первой. Потом по второй. Разговор никак не затевался — не только с Огарком, но даже и между ними. И когда молчать стало совсем невмоготу, Сметлив принялся рассказывать хорошо известную и Смелу, и Верену историю о том, как лет двадцать назад попалась ему рыба-бормотуха.
Дело было осенью. В тот день Сметлив сделал три замета, после которых имел больше двух корзин улова. Вполне прилично, но шла почему-то одна мелочь. А Сметлив не привык возвращаться без трех- четырех хороших рыбин. И решил он податься аж к скалам Чаячье Гнездо. Там, у Чайчонка, под отвесной стеной есть глубокое место, но туда редко кто плавает — далеко.
Добрался Сметлив уже под вечер. Торопясь, поставил сеть и, не выждав как следует, стал выбирать. Оказалось в ней с полкорзины пестряди, два крупных мордана и… У Сметлива аж дух занялся. Присмотрелся — все точно: круглая как колбаса, плавники красные, глаза белые, будто бельма, губы толщиной с палец. Она. Бормотуха.
Взял ее Сметлив в руки и сжал легонько трижды. Рыба выпучила свои бельма, зашевелила губами и забормотала что-то. Бормотала она вроде бы на чужом языке, но слова знакомые проскальзывали. В них-то вся и суть: слова эти надо схватывать и запоминать, а потом догадаться, какой в них смысл. Рыбы- бормотухи выбалтывают таким образом интересные вещи. Один рыбак, Сух, разгадав рыбью нелепицу, нашел в развалинах Береговой Крепости колчан жемчуга. Вот так-то. Правда, другой наслушался — и полез на чердак чужого дома, оттуда сверзился и сломал шею. Уж что искал — неизвестно. Видно, не так что-то понял.
Короче, слушает Сметлив, ловит знакомые слова. Сперва мелькнуло: ходи… Потом — ловко… верх… с руки (вот ведь подлость: не просто «рука», а именно «с руки»!)… камень… вода… брось. И как будто целая фраза: дар соли будет. Замолчала рыба, Сметлив ее, как положено, выпустил. А сам с тех пор все слова эти рыбины в голове крутит — как их понять? Куда это она ему предлагала «ловко вверх ходить», да еще с руки какой-то? И какой такой камень следовало ему в «вода бросить»? Эх…
Тут из кружки, над которой зависал их сосед, раздалось насмешливое бульканье. Сметлив осекся, а старик поднял голову, и стало видно, что, во-первых, он действительно одноглаз, причем вместо левого глаза у него страшная черная дыра, и вообще рожа преотвратнейшая, а во-вторых, что смеется он над Сметливом, и даже не считает нужным это скрывать.
«Двадцать лет назад», — глумливо повторил противный старик. — Да ты двадцать лет назад от мамкиной юбки не отлипал! Вот уж врет, так врет!
Сметлив смутился. Действительно, с возрастом у него промашка вышла. А как тут не запутаешься? Но приходилось выкручиваться, и заплел он что-то насчет того, что-де не о нем шла речь, а его, Сметлива, отце… А Огарок, обведя всех троих глазом, спросил вдруг:
— Из Рыбаков, что ли?
Они подтвердили. И тут Огарок сам направил разговор в нужное русло: «Стерег я одного вашенского… Не слышали? Имя ему было Хмур Правдивый. Да где вам знать — молоды еще…» Как не знать, если Хмур, казненный потом в Белой Стене, первым учил Сметлива рыбацкому искусству? Но сдержался Сметлив, промолчал. А Огарок продолжал: «Хитрющий был, и злой как смерть. Да мы всяких видали…» Сметлив подумал о несправедливости: его доброго, прямодушного Хмура отдала в руки палачу эта гнусная рожа. И поглядеть не на кого было перед казнью. Но опять промолчал. А Огарок продолжал: «Что мне Хмур! Я самого Року Меченого под замком держал. Знаете? Да где вам знать — молоды…»
Верен, не забывая главной цели, исправно ставил перед Огарком все новые кружки, не отставая, впрочем, и сам: очень вкусная оказалась у Батона Колбасы брага. Скоро Огарок обращался уже исключительно к Верену, найдя в нем благодарного слушателя. Его тюремные истории были бесконечны, но с одинаковым завершением: «А наутро ему спицу в ухо — и…» — Огарок выражался неприлично и снова хватался за кружку. Так что, через некоторые время Смел и Сметлив почувствовали себя лишними. Поэтому Сметлив потихоньку передал Верену деньги, чтобы расплатиться, и шепнул на ухо, что они будут ждать его дома, имея ввиду постоялый двор, где они сняли комнату. Верен согласно кивнул.
Была уже глухая ночь, когда ячменная брага начала заваливать Огарка, оказавшегося хоть и старым, но крепким пьяницей. Теперь он называл Верена дружком и клялся, что полюбил его с первого взгляда. Верен решил, что время настало. Он рассказал Огарку о своей заботе, на что тот, уставясь остекленевшим глазом, с трудом выговорил: «М-мне — для тебя? Два слова? Да для меня это — тьфу!» — и в доказательство смачно плюнул прямо на стол, из чего Верен, еще не совсем потерявший соображение, заключил, что на сегодня хватит.
Он расплатился, кое-как вытащил из бражной Огарка, быстро теряющего всякое человеческое подобие, и в обнимку потащил его через весь город к тюрьме. На прощание напомнил еще, чтобы тот не забыл о просьбе, в ответ на что услышал: «М-мне — для тебя? Для меня это — тьфу!»
На том и расстались.
Огарок, надо отдать ему должное, честно постарался выполнить свое обещание. Сначала он никак не мог попасть ключом в скважину, но не отступился, хотя был смертельно пьян. Правда, когда дверь наконец отворилась, силы его были уже на исходе. Он потерял еще какое-то время, пока вспоминал, в какую камеру запихнул вчера белобрысого с одинаковыми девицами, но все же вспомнил. На подгибающихся ногах доплелся до двери, распахнул крошечное смотровое окошко и, ухватившись за его край, чтобы не упасть, просунул туда выпяченные губы. «Бу…» — замычал он, последним усилием воли стараясь выговорить нужные слова. Не получилось. Огарок собрался с духом. «Бу-у…» — снова замычал он, но тут его сознание угасло окончательно, и тюремный сторож мешком рухнул у двери в застенок. Верен перестарался.
И началась вторая бессонная ночь Свистка.
Нет, он не был глуп, несмотря на ранние годы и наивный вид. Еще в ночь перед допросом у домината ему в голову пришло, что Рядица раздвоилась не без участия колдуна. Он гнал от себя эту мысль, вспоминая прямой и благородный характер Крючка, но она возвращалась снова и снова, находя дорожку то через их ссору, то через явную (по мнению Свистка) неприязнь колдуна к Рядице. Эта мысль едва не вырвалась наружу во время допроса, но Свисток удержал ее, сам не зная, почему.
Как ни странно, сумел он разобраться и в одинаковых на вид Рядицах. В том-то и дело, что одинаковы они были только на вид. И Свисток сумел определить, какая из них ненастоящая, слепо повторяющая все за живой. Помог случай. Вскоре после посещения дворца в застенок через решетку залетел какой-то странный жук с черным пятном на спинке. Сначала он посидел на стенке, а потом взлетел и принялся жужжать перед самым лицом у одной из двойняшек. Она махнула рукой, отгоняя насекомое, а другая в точности повторила движение, хотя никакого жука перед ней не было. Свисток мигом сообразил, что к чему, схватил со стола кружку с водой и плеснул на край платья настоящей. Та, понятное дело, стала отряхиваться, и вторая — тоже! Обрадовался Свисток, но ненадолго. Ну, узнал — а что толку? Все равно ненастоящая — вот она, никуда не делась. И не денется до утра, а значит…
Ближе к вечеру Свисток от отчаянья решился на последнее средство: надо убить ненастоящую. Это же не человек, убеждал он себя, это ж кукла. Ну что такого — сломать куклу? Накрутил себя так, подошел, схватил за руку — и отступился. Потому что настраивался на деревянное, а там — живая плоть. И понял Свисток, что этот выход для него заказан. Никуда не деться от сомнения: а вдруг то не совсем кукла? Вдруг ей тоже больно?
И когда приблизилась вторая бессонная ночь, Свисток совсем отчаялся. Он сидел, тупо уставившись в одну точку и не обращал внимания ни на что: ни на жука, который то забивался куда-то в угол, то снова принимался кружить по камере, ни на вздохи Рядицы, которая чуть не падала со скамьи от усталости и долгого ужаса. Лишь раз встрепенулся, когда послышалось, будто кто-то его зовет звонким мальчишеским голосом. Он подошел к решетке, но увидел лишь скучный тюремный двор, и вновь вернулся на лавку, уставился в ту же точку. Даже когда отворилось смотровое окошко и тюремщик, видимо, желая поглумиться, заревел в него диким быком, а потом, судя по звуку, рухнул у порога, Свисток и не глянул в сторону двери.
