поверил.
— Значит, он наконец ушел из этого мира. — Вот и вся эпитафия Романья на смерть Алекса.
Я кивнул. — Но Фошон не нашел доказательств?
— Пока нет.
— Тогда, наверно, нам еще рано сбрасывать его со счета. Он сидел здесь, в баре, рядом со мной, крупный неуклюжий мужчина, сгорбившийся над глиняной кружкой пива.
— Ты случайно не из офиса прокурора по особым делам? — спросил я.
— Правильно, — улыбнулся он.
— И ты здесь, чтобы забрать Алекса и отвезти в Штаты?
— Этим занимаются американские судебные исполнители, — покачал он головой. — Я здесь по другим делам. Но мне также было поручено следить за Алексом.
— Почему бы вам не охотиться за крупной дичью, а Алекса оставить в покое?
— Невинного, незначительного Алекса, — хмыкнул Романья.
Не люблю, когда саркастичны другие. Сарказм — это моя привилегия. Самодовольное выражение Романья выдавало, что он обладает знанием, в которое я не посвящен.
— Алекс говорил тебе, что его счет использовался Селуином? — спросил Романья, сделав большой глоток пива.
Я опять кивнул.
— Тебе интересно услышать другую версию?
— Угу, — промычал я.
— Тогда давай сядем за столик и закажем кувшин маргеритас, — предложил Романья. — Не возражаешь, если я закурю сигару?
Шел последний день операции. Алекс и Селуин целые сутки стряпали бухгалтерские отчеты. Банковские счета находились в хаотическом состоянии. Ничего удивительного, потому что Селуин постоянно залезал в счета, жонглировал миллионами на счетах за границей, которые он контролировал.
К четырем часам они сделали все что могли. Но удовлетворительной картины не получилось. Селуин это понимал.
— Я в плохом положении, — признался он Алексу. — федеральные власти собираются навесить на меня деньги, не указанные в отчетах. Но фактически мне оставалось от них очень мало. Фонды распределялись по другим счетам, к которым у меня не было доступа.
— Если до этого дойдет, видимо, вы сможете заключить сделку, — предположил Алекс.
— По правде говоря, это немудрое решение, — возразил Селуин. — Самое худшее, что меня ждет, это несколько лет тюрьмы. Для хорошего поведения уже нет времени. Но если я уйду, то останусь на высоте. Я сохраню веру в своих людей, и они сохранят веру в меня.
— Аминь, брат мой, — сказал Алекс. — Что касается меня, я на время покину эту страну. Поселюсь в Париже и буду писать мемуары.
— У меня семья, я не могу этого сделать, — с легкой завистью вздохнул Селуин. — Ну и последнее. — Он достал большой голубой чек и протянул его Алексу.
— От наших друзей в Персидском заливе, — пояснил он. — Положите его на счет «Арабко».
Чек был на десять миллионов долларов, самое крупное единовременное пожертвование из полученных фондом. Алекс положил его в свой кейс и в последний раз окинул взглядом стол. Он очистил его еще вчера. Потом взял кейс и направился к двери.
— В злачные места Европы? — саркастически улыбнулась Эллайс Миллс, клерк, встречавшая посетителей в холле.
Алекс улыбнулся. Эллайс уже давно забронировала ему место в самолете. С тех пор она постоянно напоминала об этом и почти открыто намекала, что он мог бы склонить ее поехать с ним.
Однако Алекс не считал, что она именно та женщина, которая ему нужна. Он помахал ей на прощание рукой и вышел.
Он взял такси и поехал в Первой Национальный банк. Как человек Селуина, Алекс во всех законных и полузаконных операциях имел право подписи на чеках пожертвований. Для Селуина, который почти все время проводил с клиентами и дарителями, было удобнее, чтобы Алекс занимался движением и перемещением средств с одного счета на другой.
Алекс стоял перед зданием банка. Никогда раньше он не думал о пожертвованиях как о реальных деньгах. Ни когда разразился скандал по поводу сделки с оружием для Ирана, ни когда они направляли собранные для никарагуанских контрас средства на другие счета. Это касалось полицейских и грабителей, сидевших на самом высоком уровне, а он развлекался от души, наблюдая за махинациями (и выполняя их). Ему также пришлось признать: он не ожидал, что дело придет к сегодняшней развязке. Хотя неожиданный крах «Селуин Групп», расследование в конгрессе — все случившееся было предсказуемо с самого начала. Да, его тяготило участие в нечистой возне, но он полагал, что люди, с которыми приходится работать, знают, что делают. При таких высоких ставках и так хорошо защищенных операциях трудно думать о неизбежности крушения.
Но в конце концов это произошло, и он стоит здесь с последним чеком. Еще одно звено к сотканной паутине…
А что, если он не добавит его? Что, если он оставит его себе?
Алекс никогда не был крупным мошенником, только однажды и недолго. Однако сейчас он стоял с чеком на десять миллионов баксов. Он знал, как положить деньги на свой швейцарский счет и как забрать их оттуда и перевести на запасный закодированный безымянный счет, который у него был в Лихтенштейне.
Крупные игроки хватали обеими руками. Наступило время для служащих подгрести оставшееся.
Паспорт лежал у него в кейсе. Он не стал утруждать себя возвращением в квартиру за одеждой. Когда в кармане лежат десять миллионов долларов, принадлежащих кому-то другому, наступает время действовать. В тот же вечер Алекс вылетел первым классом «Эр Франс» в Даллас.
— Это твоя версия, — сказал я Романья.
— Теперь меня это интересует не больше, чем крысиная задница, — усмехнулся он. — Я отстранен от этого дела и сегодня вечером отправляюсь домой. Но не потому, что я поверил, будто Алекс мертв. По- моему; он инсценировал всю эту историю.
— Зачем?
— Для того, чтобы ты мог засвидетельствовать его смерть. Его предполагаемую смерть. И когда власти примут эту версию, он полностью освободится и под своим новым именем будет по-настоящему в безопасности и сможет тратить десять миллионов, как ему заблагорассудится.
— Какие десять миллионов? Ты, должно быть, говоришь об одном из главарей этой заварушки «Иран-Контрас».
— Нет, я говорю об Алексе. О нем и о его секретаре, известной тебе Ракель Старр. Я почти уверен, что это она втянула Алекса в историю с деньгами. А теперь приехала сюда, чтобы забрать свою долю. Как я представляю, подобие смерти, или что там случилось с Алексом, ставит крест на ее планах. Но я могу понять и точку зрения Алекса: устроить сцену смерти и сохранить несколько миллионов долларов.
— Алекс никогда такого не сделает, — почти автоматически пробормотал я.
— Не сделает? — повторил Романья, вдруг разозлившись. — Что ты о нем знаешь? Тебе точно известно только одно: он старый приятель той поры, когда вы оба жили на Ибице как хиппи. У нас есть досье и на тебя. Ты пустое место, тебя мы не принимаем в расчет. Ты живешь в мире, который выдумал в мечтах. И если ты думаешь, что Алекс остался тем же самым босоногим парнем, какого ты знал, то ты и правда чокнутый.
— Вы можете доказать, что он присвоил десять миллионов долларов?
— Нет, не можем. Пока еще не можем. Но мы совершенно уверены.
— Счастливого пути домой. — Я оставил деньги за выпивку и встал.
— Я думаю, это многое изменит и для Нивес, — заметил Романья.
— Кто такая Нивес? — Я остановился, ухватившись пальцами за дверную ручку.
