первым заикнулся о княжне Зорице. То ли сам захмелевший великий князь о ней вспомнил, то ли Пяст заговорил о сватовстве. Но только Дир вдруг решил здесь же на пиру объявить о свадьбе своего верного друга боярина Пяста и братичады Зорицы. И как ни удерживал его боярин Любомир от поспешного шага, молодой князь твердо стоял на своем.
– Приведи Зорицу, – сказал Дир Святополку.
– Как прикажешь, великий князь, – со вздохом отозвался воевода и отправил своего сына Венцеслава за девушкой.
Пьяный боярин Пяст порозовел. Князь Горазд встревоженно глянул на боярина Любомира – не рано ли затеяли разговор о свадьбе? Но Любомир, видимо, решил, что чем быстрее будет объявлено о помолвке его сына с княжной Зорицей, тем лучше, и на призыв к осторожности не отреагировал.
– А что, – опять не удержался от ехидного вопроса в сторону ротариев боярин Ратмир, – других женихов у княжны Зорицы нет?
На пьяного боярина зашикали со всех сторон, а Дир, похоже, собирался запустить в него костью, но его удержал воевода Святополк. Однако упрямый Ратмир не унимался:
– Вот сейчас мы и увидим, прилетит Черный Ворон или нет.
– Да что ты раскаркался! – в сердцах прикрикнул на товарища Облога. – Типун тебе на язык.
И тут случилось первое чудо в этот богатый на события вечер – боярин Ратмир действительно онемел. Позднее он говорил, что его поразила красота Зорицы, которую Венцеслав как раз в этот миг вывел на помост. Но любезному боярину никто не поверил. Нет слов, княжна была хороша в своем белом, расшитом жемчугом наряде, но все же не настолько, чтобы лишить дара речи известного всему Киеву болтуна. Здесь явно уже повеяло Навьим миром. Впрочем, никто тогда на это внимания не обратил: все взоры устремлялись к Зорице и поднявшемуся ей навстречу боярину Пясту. И именно в этот момент раздался потрясший всех истошный вопль:
– А это что за диво!
Кто-то подумал, что вопль сей относится к княжне Зорице, но большинство обернулись к окну, где вырисовывался силуэт страшного существа. Еще мгновенье назад окно это было закрыто наглухо, и вдруг – виденье!
– Черный Ворон, – ахнул боярин Облога. И в ту же секунду в зале разом погасли все светильники и наступила непроглядная мгла. Светящееся существо пронеслось над столом и исчезло. А наступившая было мертвая тишина взорвалась криками.
– Свет дайте! – прогремел над столом громкий голос воеводы Святополка, единственного человека, не потерявшего головы во время этого ужасного события. Перепуганные служки все-таки разожгли светильники один за другим, и гости наконец стали приходить в себя, глядя друг на друга испуганными глазами. Когда зажегся свет, все инстинктивно вскочили на ноги, кроме двух, быть может, самых главных гостей на пиру у великого князя Дира. Боярин Любомир и его сын Пяст так и остались сидеть на лавках, глядя в пустоту остановившимися глазами. Из груди у обоих торчало по кинжалу.
– А что я говорил! – разродился наконец давно приготовленной фразой боярин Ратмир и тут же осекся под взглядом безумных глаз великого князя Дира.
Пересудов это двойное убийство вызвало великое множество. Сходились все, однако, в одном – случилось это неспроста, и без вмешательства Навьего мира не обошлось. Многие ругали боярина Ратмира, который помянул не к месту Черного Ворона и тем накликал беду. Другие намекали на то, что великий князь Дир, жертвуя Белобогу, забыл о Чернобоге, обнеся его волхвов дарами. Вот Велес и напомнил о себе, взяв в качестве жертвы двух его ближников. Однако большинство склонялось к тому, что во всем виновата колдунья Тамила, вызвавшая из Навьего мира Черного Ворона. Дом купца Рудяги едва не сожгли. Но тут вмешались мечники князя Дира и не допустили большой беды. При таком ветре огнем спалило бы половину города. А колдуньи в доме все одно не было, да и самого купца след давно простыл. Шепотом говорили о Воиславе Рерике, которого-де убили завистливые бояре Любомир и Пяст из-за княжны Зорицы. И что это именно он Черным Вороном прилетел из Навьего мира, чтобы отомстить своим обидчикам. На этом варианте настаивал боярин Ратибор, и настаивал он до тех пор, пока этот самый Воислав не объявился вдруг в княжьем тереме как ни в чем не бывало, повергнув в тихий ужас и самого Дира, и его ближников. Никто не осмелился спросить у варяга, где он пропадал все эти дни. А вскоре и вовсе не у кого стало спрашивать, ибо ротарии, во главе со своими атаманами, ударили веслами по еще не замерзшему Днепру и ушли в сгустившийся утренний туман. А о Любомире и Пясте в тереме великого князя больше не поминали, как будто и не было никогда рядом с Диром таких бояр.
Часть 4
Война
Глава 1
Аскольд
Русалания готовилась к войне. Впрочем, эта война никогда и не прекращалась, но пока большей частью все ограничивалось набегами печенегов, подкупленных каганом Обадией, и бесчинствами ватаг ротариев на Хазарской земле. Последние для своих набегов на хазарские города использовали не только ладьи, но и лошадей. Особо выделялся своей непримиримостью Воислав Рерик, сделавший своей базой крепость Луку и не боявшийся тревожить хазар даже в предместьях их столицы Итиля. Великий князь Дир к войне с каганом не стремился. Более того, готов был даже оказать покровительство хазарским купцам в Полянской земле, но, увы, рахдонитские караваны перехватывались еще в Русалании, а попытки найти обходные пути натыкались на противодействие русов, которые оседлали не только Дон, но и Азовское море. А ныне, по слухам, готовили налет на Матарху, столицу Тмутараканского княжества, которое, оказавшись меж двух огней, пыталось найти союзника в лице Киева. Во всяком случае, правитель Матархи, князь Сагал, прислал в Киев своего посла гана Белингуса, дабы заручиться хотя бы моральной поддержкой великого князя Дира. В конце концов, кому как не Диру, одному из самых могущественных князей Руси, повлиять на князя Русалании Искара Урса. Конечно, Дир отлично понимал всю деликатность положения Таманских правителей, чья цветущая земля вот-вот могла превратиться в поле битвы между русаланами и хазарами. Князь Сагал честно платил дань кагану, но все же не спешил принимать иудаизм. Таманцы по- прежнему кланялись своим богам Хорсу и Даджбогу и не собирались вот так просто отрекаться от веры своих отцов.
– Князь Сагал надеется, что твое слово, великий князь, будет услышано уважаемым Искаром Урсом и его атаманами, – сказал с поклоном ган Беленгус.
Сагал, конечно, мог надеяться, но Дир слишком хорошо знал степень своего влияния на Искара Урса, который хоть и поддержал его восемь лет назад при восшествии на великий стол, но своего прохладного отношения к родственнику отнюдь не скрывал. Сказать, что сам Дир души не чаял в русаланском князе, значит сильно погрешить против истины. Кроме личных обид замешалось здесь и еще одно мало кому известное обстоятельство. Искар Урс был сыном князя Драгутина. Знали это только те, кому положено знать. То есть ведуны славянских богов. Кудесник Мстимир, заменивший Велесова кудесника Сновида, кудесник Коловрат, в свою очередь занявший место казавшегося вечным даджбогова кудесника Солоха, кудесница Макоши Всемила и кудесник Перуна Велидор. Эти четверо держали князя Дира за горло, не давая ему спокойно вздохнуть. К сожалению, все попытки киевского князя обзавестись потомством заканчивались ничем. Зато жена Искара Урса Ляна принесла уже шестерых детей. И любой из них вполне мог претендовать на великий стол, если с Диром случится какое-то несчастье. Что же касается Зорицы, младшей дочери князя Драгутина, то ее брак с Венцеславом тоже оказался бездетным, ибо спустя всего год после свадьбы сын воеводы Святополка подхватил горячку и умер, несмотря на все старания знахарей. Сам воевода, лишившийся сначала дочери, а потом сына, зачах в печали. Нельзя сказать, что Дира эта смерть огорчила, но собственная бездетность и бездетность Зорицы ставили князя в весьма неловкое положение и даже зависимость от плодовитого Искара Урса. Сыну князя Русалании Лихарю уже исполнилось восемнадцать лет, а в спину ему дышали подрастающие младшие братья.
– Князь Сагал преувеличивает степень моего влияния на дела Руси и Русалании, – покачал головой Дир. – С одной стороны на меня наседает Византия, с другой – каганат, с севера мне грозят князь Гостомысл и каган Варгии Славомир, а в подбрюшье у меня атаманы, в любой момент готовые разжечь на наших землях большую войну. Ты, вероятно, знаешь, ган, что сейчас в Киеве находится тысяча ротариев, присланных каганом Славомиром в поддержку Искару Урсу. Я уже не чаю, как от них избавиться, и жду не дождусь, когда же они наконец ударят веслами по Днепру. Кроме того, в Киев прибыл тайный посол Обадии бек Карочей с претензиями по поводу ущемления прав хазарских купцов. Можно подумать, что это я их ущемляю. Помирились бы с ротариями и жили спокойно. Кстати, ган, почему бы тебе не встретиться с беком? Карочей – добрейшей души человек и, по слухам, весьма влиятелен в каганате.
Этого добрейшей души человека князь Дир с удовольствием бы вздернул на собственных воротах. Мало того что Карочей втравил его девять лет назад в страшное дело, так этот негодяй еще и осмелился намекнуть великому князю, что его мальчишеский проступок не забыт ни Обадией, ни Ицхаком Жучином и в любое время может быть доведен до ушей заинтересованных лиц. Конечно, Дир мог бы найти способ, чтобы извести нагловатого бека, не навлекая при этом на себя гнев кагана, если бы не одно очень важное обстоятельство. Именно персидский маг своими правдивыми предсказаниями помог князю Диру с честью выскочить из совершенно безнадежной ситуации и посрамить всех своих врагов. Шатун уже никогда не поднимется из могилы, чтобы закрыть своей огромной тенью его тень, да и Сокол ныне так далеко, что можно не бояться его удара. И если бы Дир был простаком вроде бояр Любомира и Пяста, то он, конечно бы, поверил в собственную неуязвимость. Но, к счастью, славянские боги не обделили Дира разумом, и он очень хорошо усвоил урок, преподнесенный ему Черным Вороном, – бояться надо не только живых, но и мертвых. Бояться надо и ближних и дальних. Бояться надо всех, и только тогда у тебя есть шанс надолго задержаться в этом мире. А бояться – значит упреждать. Когда Черный Ворон взмахнет крылами над твоею головой, предпринимать что-либо уже будет поздно.
– Ты никогда не видел оборотней, ган Беленгус?
– Не довелось, – растерянно развел руками посол князя Сагала.
– Везучий ты человек, ган.
Бек Карочей счастливо отвертелся от обязанностей правителя славного города Сарая. Подсобил ему дорогой родственник ган Горазд, пропихнувший-таки на великий киевский стол князя Дира. При этом не обошлось, правда, без потерь, причем весьма существенных лично для бека. От рук Воислава Рерика пали верные слуги кагана и родственники Карочея – боярин Любомир и боярин Пяст. А подле безвольного Дира утвердились воевода Святополк и его сын Венцеслав, весьма решительно настроенные против Обадии. Впрочем, эту ошибку удалось очень быстро исправить. Муж несравненной Зорицы Венцеслав сильно захворал не без помощи яда, а следом за сыном ушел и отец, столь сильно мешавший кагану. Горазд, обласканный каганом, нацелился на радимецкий стол, и ему понадобилась помощь гана Карочея, который, как ни крути, был сестричадом великого князя Всеволода и в силу этого обстоятельства имел кое-какое влияние на родовичей, в частности на младшего брата Всеволода, князя Богдана, не блиставшего ни умом, ни воинскими доблестями. После смерти Всеволода Богдана с величайшим трудом удалось пропихнуть на радимецкий стол, а его соправителем стал Горазд, женатый на родственнице великого князя. Этот блестяще удавшийся план потребовал больших усилий как от Горазда, так и от Карочея. Где-то им просто повезло, ну хотя бы со смертью кудесника Сновида, а вот с ближайшим родственником первого ближника Велеса боготуром Вузлевом, тоже претендовавшим на великий стол, пришлось повозиться. Это
