– Хватит, бек, – остановил Лазара Жучин. – Вы получили все, что желали. Вы купаетесь в золоте. А нищих в Итиле становится все больше, в том числе и среди сефардов. Помогите хотя бы им. Нельзя клясться именем бога и забывать о его заповедях.
– Каган Обадия не делает различий между истинными иудеями и мнимыми, – осторожно заметил бек.
– Мнимых иудеев в Хазарии нет и не будет, Лазар, – жестко сказал Жучин. – Запомни это и передай другим. Как только мы начнем разделять людей по крови, нас тут же сомнут. Просто уничтожат. И нам не помогут ни бог Яхве, ни мечи наемников.
Каган Обадия, призвавший под свою руку более шестидесяти тысяч человек, не собирался затягивать военные действия. Именно поэтому он обрушился на юг Русалании, беспощадно разрушая станицы и городки. У русов не было иного выхода, кроме как покинуть свои крепости на севере и двинуться навстречу хазарской рати, которая, пройдя Русаланию насквозь, грозила вторгнуться в полянские и радимецкие земли. Дабы ни у кого не возникло ни малейших сомнений в его намерениях, Обадия переправился через Дон и встал лагерем неподалеку от крепости Лука, где верховодил его главный враг, Воислав Рерик. Искар Урс привел свои полки туда же. Его объединенная рать насчитывала сорок тысяч человек ротариев, радимичей, новгородцев, скифов и славян. Все понимали, что битва у крепости Лука будет решающей. Во всяком случае, для Русалании. Но, покорив Русаланию, каганат наложит тяжелую лапу и на остальные княжества Руси. Именно поэтому радимичи прислали Искару Урсу десятитысячную рать во главе с боготуром Торусой. Очень долго сомневался великий князь Дир. Так долго, что Сивар Рерик, прискакавший в Киев, пообещал нерешительному сыну покойного Яромира похлопотать о нем перед Навьим миром. Трудно сказать, что больше подействовало на Дира, угрозы залетного Сокола или давление собственных бояр, опасавшихся хазарского вторжения, но он скрепя сердце двинул-таки в Русаланию двадцатитысячную рать. Более того, сам же ее и возглавил. Решимость Дира, на нейтралитет которого каган не без основания надеялся, резко поменяла ситуацию. Теперь рать Искара Урса по численности сравнялась с хазарской.
– Ромеи, – безошибочно объяснил поведение князя Дира бек Карочей. – Им усиление Хазарии, как кость в горле. Византийское влияние в Полянской земле возрастает. Наверняка они еще и приплатили киевским боярам, иначе откуда бы такая воинственность.
Каган-бек Жучин предпочел бы отступить. При численном равенстве противоборствующих сторон рать Искара Урса обладала превосходством в вооружении. Десятитысячная фаланга русаланских и варяжских русов была усилена тяжелой конницей радимичей, сплошь состоящей из хорошо снаряженных и обученных боготурских дружин. Киевлян тоже собирали не с бору по сосенке. Большая полянская дружина ничем не уступала радимичам. Ну а о новгородцах и говорить нечего. Цицкари качеством доспехов и оружия славились и в Руси, и в Хазарии. Главный ненавистник кагана Обадии, великий князь Гостомысл, никак не мог остаться в стороне от общего дела и увеличил численность новгородцев на Дону до десяти тысяч отборных мечников. В качестве легкой конницы Искар Урс использовал русаланских славян и скифов. Эти славились не столько качеством доспехов, сколько умением ездить верхом и появляться в самых неожиданных местах. Каган Обадия уже имел дело с конницей гана Лебедяна под Варуной и сохранил о той встрече самые неприятные воспоминания.
– Отступать уже поздно, – холодно отозвался Обадия на предложение каган-бека. – Трубите сбор.
Две рати выстроились друг против друга на обрывистом берегу Дона. Жучину такое построение не понравилось, ну хотя бы потому, что хазарам некуда было отступать. Каган Обадия слишком уж опрометчиво сжигал мосты за спиной. В конце концов, если силы противников равны, одна битва в любом случае не сможет решить исход войны. Да и место для наблюдения каган выбрал неудачно. Жучин, находившийся на правом фланге хазарской рати, очень хорошо видел Обадию на вершине холма, слишком близко расположенного к фаланге ротариев. Однако главную опасность для Обадии представляли киевляне, которые вполне могли опрокинуть хазар бека Карочея и обрушиться всей своей мощью на каганскую гвардию. Странно, что каган не видит очевидной опасности. Левый фланг следовало немедленно усилить, чтобы не нажить беды. Жучин послал бека Лазара к Обадии, но тот очень скоро вернулся ни с чем.
– Каган не стал меня слушать, – огорченно сказал бек.
– Почему? – удивился Жучин.
– Он узнал его.
– Кого его? – рассердился Ицхак.
– Черного Ворона. В первых рядах киевлян находятся конные ротарии во главе с Воиславом Рериком. По-моему, они нацелились прямо на холм, я сказал об этом беку Вагизу, но тот лишь пожал плечами.
Под началом у бека Вагиза находилась тысяча отборных воинов, личных телохранителей кагана, эти могли отразить почти любой случайный наскок, но далеко не факт, что они справятся с ротариями Воислава Рерика. Ицхак отлично помнил, что случилось с хазарами бека Хануки, которые на свою беду столкнулись в степи под крепостью Головка с железными всадниками Черного Ворона. Сейчас Ханука, нахохлившись, как сыч, косо сидел в седле гнедого коня неподалеку от Жучина и смотрел заплывшими глазками в сторону новгородцев, сорвавшихся с места. Лавина всадников, закованных в броню, неслась прямо на правый фланг хазарской рати, и Жучину сразу стало не до кагана Обадии. Напуск новгородцев возглавили витязи в звериных шкурах.
– Белые Волки, – безошибочно определил ган Касога. – Они всегда идут впереди новгородцев.
– Зачем? – удивился бек Лазар.
– Затем, что они лучше других знают дорогу в страну Света, – вздохнул Касога. – Волки никогда не поворачивают коней вспять. Нельзя стоять на месте, бек Ицхак, иначе они нас сомнут!
– Атака! – крикнул Жучин ближнему хазару. Звук рога заставил всадников вздрогнуть. Кони чуть осели назад, а потом стремительно рванулись с места навстречу мощному «Ура!», несшемуся из рядов новгородцев. – Встретимся на небе, – насмешливо перевел Ицхак опешившему Лазару боевой клич Белых Волков.
У Воислава Рерика была одна цель, поставленная ему Искаром Урсом: ему предстояло во что бы то ни стало добраться до Змея Тугарина и снести ему голову. Дракон слишком зажился на этом свете, и пришла пора привести в исполнение приговор, вынесенный ему славянскими богами. Задачу Соколу облегчил сам Обадия, который не озаботился собственной безопасностью и словно бы ждал своего кровного врага. Киевляне ураганом обрушились на левый фланг хазар, который, дрогнув от удара, подался было назад, но устоял, слегка поджатый с тыла подоспевшими гвардейцами. Впрочем, Воислава почти не волновало, что происходит у него за спиной. Тысяча его ротариев проломила хазарскую стену и устремилась к холму. Справа от Воислава рубился Сивар, слева Лихарь Урс, а спину его оберегал хладнокровный Трувар. Лихарь Урс первым взлетел на вершину холма и снес голову беку Вагизу, ринувшемуся прикрывать кагана Обадию. Надо отдать должное князю Искару: он породил и взрастил отличного рубаку. Обадия обнажил меч и не спеша двинулся навстречу юному ротарию. Если судить по ухваткам, каган знал себе цену. Но его летящий в голову Лихаря меч перехватил Воислав.
– Черный Ворон! – почти обрадовался встрече каган. Впрочем, первая сшибка закончилась ничем. Дружинники прикрыли кагана собственными телами и едва не опрокинули ротариев с холма. Обадия уже облегченно переводил дух, когда вдруг увидел рогатый шлем справа. С боготуром Осташем было всего лишь сто человек, но его появление сразу же изменило ситуацию на вершине холма. Ротарии, воспользовавшись замешательством телохранителей, вновь прорвали их ряды. Рубка началась страшная, кровь ручьями сбегала с холма, а следом по влажному склону сползали конские туши и иссеченные человеческие тела. Для копий и дротиков уже не хватало места, дрались только мечами и секирами. Телохранители вокруг Обадии падали один за другим, но сам он оставался цел, словно заговоренный. Тяжелый меч кругами ходил в его руках, то и дело обрушиваясь на головы ротариев. Воислав никак не мог пробиться к кагану сквозь лес мечей. Зато на помощь кагану каким-то чудом прорвался бек Карочей. Его полк был уже почти разгромлен, хазары прижались к холму, но оставалась еще узкая щель для спасения.
– Уходим, каган, – крикнул Карочей, отбивая чей-то меч, летящий в голову Обадии.
– Он здесь, скиф, здесь! – скользнул безумными глазами по лицу бека каган. Скифу вдруг стало ясно, что этого человека уже не спасти и что он напрасно положил несколько тысяч хазар, прорываясь к нему на помощь. Обадии не нужна была победа, он шел сюда за головой человека или, точнее, оборотня, который уверенно приближался сейчас на белом как снег коне к своему смертельному врагу. Они встретились наконец в самом центре круга из окровавленных растерзанных тел, и холм зашатался под копытами их коней. Черный Ворон обрушился на Дракона. Обадия покачнулся в седле, а потом стал медленно валиться с седла под копыта чужого коня. Голова его коснулась земли раньше, чем тело, ставшее для нее чужим. Карочей попытался на скаку поднять эту голову, но едва не потерял свою. Меч Сивара Рерика со свистом пролетел над ним.
– Уходим, – крикнул Карочей хазарам. – Уходим все.
Битва еще продолжалась. Гвардейцы удерживали фалангу, прикрытые сзади склоном холма. Конница каган-бека Жучина, изогнувшись дугой, медленно пятилась к обрыву. Ицхак считал, что далеко не все еще потеряно, а потому и гнал своих хазар вперед. В горячке битвы он даже не заметил, как вылетел из седла бек Лазар. Как упал под копыта его коня ган Касога, зарубленный Белым Волком. И только когда в трех шагах от него мелькнуло перекошенное лицо бека Карочея, он вдруг осознал, что битва проиграна.
– Уходи, Ицхак, – надрывался скиф, – уходи вдоль берега! Пока я еще держу киевлян.
Последний натиск новгородцев оказался особенно силен. Хазары стали падать вместе с конями с высокого обрыва на песчаную косу. Все уже было кончено, но еще теплилась надежда, что Обадия жив. Ицхак оглянулся на вершину холма, но там уже находились чужие. Красные лица русов мелькали там, где еще недавно гордо восседал на вороном коне самый могущественный владыка в Ойкумене.
– Назад, – махнул окровавленным мечом Ицхак и развернул хрипящего от усталости коня.
Битва была проиграна, но разгрома удалось избежать. Ицхак все-таки вывел вдоль берега значительную часть хазар и гвардейцев. Потери, правда, получились оглушительные: более двадцати тысяч человек так и осталось лежать на берегу Дона, но эти потери можно было пережить и даже, собравшись с силами, вновь обрушиться на врага. Однако смерть Обадии меняла все. Это понимали уцелевшие беки и ганы, и когда Карочей заикнулся о заключении мира, никто не решился ему возражать. Упрека в трусости скиф не заслуживал. Он сделал для победы все, что мог. Но, похоже, судьба этой битвы решалась на небесах. Эта мысль, высказанная ганом Биллугом, заставила Жучина поморщиться, но он не нашел в себе сил, чтобы возразить. Да и вряд ли его слова дошли бы до слуха людей, оглушенных поражением. Формально каган-бек Ицхак после смерти кагана стал первым человеком в каганате, но взоры многих беков и ганов уже были устремлены на Хануку, ибо именно этот опухший от пьянства человек отныне будет определять судьбу Хазарии.
– Надо договариваться с русаланами, – тихо сказал Карочей Ицхаку, когда они вышли из шатра в не по-осеннему душную ночь. – Следующая битва нам предстоит не здесь.
– А где?
– В Итиле, – спокойно сказал скиф. – Или ты собираешься отдать власть Хануке?
– Власть ему отдам не я, а Большой ганский круг.
– Не смеши меня, Ицхак, – оскалил в темноте белые зубы скиф. – Какой еще круг? Обадия его упразднил и оставил завещание и свой последний Закон.
– Какое еще завещание и какой Закон? – не понял Жучин.
– Тот самый, по которому Ханука становится каганом, но сбор дани и податей переходит в руки каган-бека. Он же становится верховным воеводой на вечные времена. Ибо нельзя впредь подвергать священную особу кагана смертельной опасности.
