копыт. Подошла Анна, стала рядом, прислушиваясь.
— Мсье, — сказала она торопливо, и он был поражен тем, насколько изменился её голос, — почему вы не солгали мне в тот вечер в доме у синдика, почему не дали мне честное слово и не нарушили его потом, как подобало бы ловкому рассудительному человеку? Если бы вы это сделали, то сейчас имели бы успех и славу. А так — вы потерпели неудачу и стали предателем. И вы ещё ухудшаете свое положение, проявляя внимание ко мне… Ну почему вы так глупы?
От этой добродушной насмешки у него словно жар растекся по жилам.
— И все же, — продолжала она, — вы потерпели неудачу, но почетно… Глупец, но благородный человек. Что бы ни случилось с вами или со мною, пожалуйста, помните, что я это сказала.
За густыми зарослями на противоположной стороне поляны явно скапливались всадники. Судя по звукам, они осторожно передвигались среди деревьев. Затем донеслась резкая команда, и на поляну вынеслись несколько конников, за которыми тут же последовали другие.
Однако впереди ехал отнюдь не Пьер де ла Барр. Нет, это был очень знатный и знаменитый человек. Любой старый солдат в Западной Европе узнал бы в нем Великого Маршала, Жака де Шабанна, сеньора де ла Палиса.
— Ну, так что тут у вас случилось? — сварливо спросил он, останавливая коня перед дверью. — Где монсеньор де Бурбон и тот англичанин, за которым вы как будто должны были следить? А это ещё кто?
Он умолк, взглянув на Анну, которая ещё не надела маску, и его лицо осветилось улыбкой: он узнал её.
— А-а, миледи Руссель! — Он поклонился. И снова обратился к Блезу: — Так где же эти господа?
— Это была ошибка, монсеньор… Я шел по ложному следу.
Блез не отводил глаз под пристальным взглядом маршала, однако заметил разочарование и гнев, охватившие всадников, которые сейчас заполнили поляну. Они много часов не покидали седла в твердой надежде на крупную награду, которую обещал король за поимку Бурбона.
— Ошибка?.. — прогремел ла Палис. — Ну, для вас будет лучше, если ваши объяснения окажутся достаточно убедительными. — Он сошел с коня и зашагал к двери. — Я желаю их услышать сейчас же.
Когда маршал выслушал рассказ Анны и объяснения Блеза и Пьера, его голубые глаза остались холодными, но он проговорил галантно:
— Ей-Богу, миледи, будь я помоложе, обязательно сделался бы вашим поклонником. Не могу припомнить ни одной женщины, которая больше годилась бы в жены солдату. Вы показали в этом деле великую твердость и умение — во вред нам, но к чести вашей и вашего государя. Однако, как вы знаете, по законам войны вам придется поплатиться за это жизнью. Вы — шпионка, пойманная на месте преступления. Король может проявить милосердие, но вас следует доставить в Лион, где вы и будете дожидаться его милости. Примите мои пожелания.
— Я этого ожидала, — сказала она.
— Да, и это ожидание доказывает вашу храбрость. Мое почтение!
Потом, повернувшись к Блезу, маршал заговорил уже иным тоном:
— А что касается вас, господин де Лальер, считайте, что вы под арестом. Вы можете оставаться при шпаге, если дадите мне слово. Желаю вам, чтобы вы сумели сохранить свою жизнь. Ибо, скажу откровенно, его величеству не так легко будет простить ваш грубый промах. Вам поручили ответственную миссию, и вы провалили её настолько отвратительно, что ваша неудача равносильна предательству.
— Но, конечно, монсеньор, вы не думаете…
Ла Палис поднял руку:
— То, что я думаю, к делу отношения не имеет. Я опираюсь на факты. Черт побери, вы даже не помешали бежать слуге вашего брата и сообщнику этой госпожи! Вам крупно повезло, что я случайно оказался сегодня утром в Вильфранше и поехал сюда, намереваясь обеспечить достойный конвой монсеньору Бурбону. Иначе эти господа, которых вы потребовали сюда, как оказалось, для погони за призраками, могли бы свернуть вам шею.
Он покончил с этой темой, взглянув на Пьера, который стоял навытяжку возле Блеза:
— Мсье де ла Барр, вы, будучи стрелком этого господина, не могли поступить иначе, как повиноваться его приказам, что вы и делали. Я не вижу причин задерживать вас, хотя король, несомненно, пожелает услышать ваши показания, прежде чем вынести приговор мсье де Лальеру.
Он поднялся, широким шагом подошел к двери и вызвал лейтенанта, которому дал точные указания:
— Господин де Нуаре, вы с охраной в десять человек, включая господина де ла Барра, сопроводите эту даму и Блеза де Лальера в Лион как пленников. Вы отвезете мое письмо его величеству. Во время поездки пленники никоим образом не должны общаться между собой. Обоих следует держать под строгой охраной. Вы головой отвечаете за то, чтобы они прибыли к королю в целости и сохранности.
Он ничего больше не сказал, но что-то в его голосе и поведении вызвало в сознании Блеза слова:
«И да смилуется Господь над их душами!»
Часть третья
Глава 35
В эти дни по городу Лиону густыми тучами, как оводы, носились слухи. На лагерных стоянках войск, ожидавших начала итальянской кампании, вдоль набережных Соны, отделявшей старый город от более современных кварталов, в лавках, жилых домах, гостиницах и в собраниях капитулов65 слухи всевозможного рода, истинные и ложные, сменяли друг друга.
Однако, как и следовало ожидать, сильнее всего гудел от них возвышающийся на холме над старым городом укрепленный монастырь Сен-Жюст, где временно расположились король и его свита.
О многом можно было поговорить и многого следовало опасаться. Старые придворные заявляли, что никогда ещё не видели короля в такой черной ярости, как при известии, что герцог Бурбонский успешно встретился в Гайете с сэром Джоном Русселем и имперскими агентами, причем эта встреча могла легко закончиться арестом их всех и полным крахом бурбонского заговора, если бы не граничащий с предательством провал миссии Блеза де Лальера и не упрямство маркиза де Воля, назначившего его для столь важного дела. То, что король не повесил сразу этого де Лальера, то, что он даже отложил более чем на неделю допрос его и английской миледи, который намеревался провести лично, трудно поддавалось объяснению. Самой очевидной причиной, по-видимому, был непрерывный поток событий настолько важных, что они не оставляли времени для более мелких дел.
Гайетская встреча была словно началом и толчком к череде опасностей, одна другой хуже. Почти сразу же прошел слух, что Карл Бурбонский отказался от мысли защищать свои крепости и намерен бежать из Франции. Этот побег в случае удачи был бы мастерским ходом. Он позволял герцогу присоединиться к своим союзникам, давал последним возможность использовать его блестящий полководческий талант и в то же время выводил герцога из-под удара, поскольку тот оказался бы за пределами досягаемости, по- прежнему возглавляя вторжение и оставаясь вождем независимой партии при будущем расчленении королевства. Тем временем его сторонники, если их не вырвать с корнем, как дурную траву, станут тайной угрозой безопасности государства. Загнанные в укрытия, они будут сильнее с отъездом герцога, чем если бы сражались под его знаменами. Он сможет рассчитывать на их содействие в качестве тайных разведчиков и на то, что в подходящую минуту они выступят в его поддержку.
Стали раздаваться громкие голоса, требующие арестовать коннетабля, прежде чем он доберется до границы. Повсюду начали хватать его сторонников и подвергать их допросам с пристрастием.
