только тех, кто помер пару часов назад. Если раньше, то все.
— Мать твою! — недоверчиво посмотрел на него старый казак.
Артемий стоял немного в стороне и смотрел, как мечутся по дому мать с сестрами, увязывая какие- то вещи в узлы. Батя то и дело порыкивал на них, заставляя оставить то одно, то другое. Сам старик взял только припрятанные в подполе червонцы, иконы из красного угла, ордена и именную саблю. Пошел в конюшню попрощаться со старым, почти слепым конем, долгие годы верно служившим ему. Потом вернулся в дом. Артемий вышел во двор, поймал Серка и привязал к ошейнику пса веревку. Тот все пытался прыгать и ластиться, приходилось постоянно придерживать его.
— Ну, все, — вздохнул старый казак и поясно поклонился дому, в котором родился, вырос и прожил жизнь. — Куда идти?
— А вон, в углу черная воронка, — показал рукой Михал Петрович. — В нее. Ничо страшного, я сам поначалу боялся.
Василь только сейчас обратил внимание, что в темном углу что-то не так. Он подошел ближе и с удивлением уставился на бесшумно вертящуюся, черную, туманную воронку аршина в два высотой. Есаул снова ухмыльнулся в усы, вошел в воронку и сразу вышел обратно, показывая, что действительно ничего страшного.
— Прасковья! — рыкнул старый казак. — Марья, Фенька! Сюда идите!
Заплаканные женщины нерешительно подошли к нему. Он по очереди втолкнул их в воронку и вошел сам. Артемий вздохнул, поднял на руки Серка и последовал их примеру. Его взгляду открылась хорошо знакомая картина жилой каюты орденского дварх-крейсера. Около стола в центре замер батя, ошеломленно вертя головой во все стороны. Мать с сестрами испуганно сбились в кучу рядом с ним. Артемий подошел к почти невидимой двери в спальню и дотронулся рукой до сенсора в виде человеческой ладони. Дверь мгновенно исчезла.
— Где мы, сынку? — хрипло спросил старый казак. — Это что за хоромы? Как мы сюды попали?
— Эти черные воронки сразу на тыщи верст человека переносят, — вздохнул парень. — Через них и нас спасали. А попали мы на летучий корабль ордена, называется «Пик Мглы». Здоровенной такой, пятьдесят верст в длину будет. И как он такой здоровый в небе держится, ума не приложу…
— В небе? Мать твою… Кто ж они такие, эти твои орденцы?
— Если б я знал, батя, — тяжело вздохнул Артемий. — Давай устраиваться, нам здесь теперь жить. Тут пять спален, баня и эта комната, столовая, что ли. Вон та дверь — выход в коридор, потом надо будет с соседями познакомиться, каюты Пашки и Михал Петровича рядом где-то.
— Это тут все время жить? — скривился старый казак.
— Не, только пока до их дома лететь будем, там, говорят, хоть царский терем себе строй. Может, месяц, может, чуть поболе.
— Тогда ладно, тогда не страшно, — вздохнул Василь.
— А где кушать-то готовить? — спросила немного пришедшая в себя мать.
— На корабле все готовое, только спросить надо, где брать.
Артемий озадаченно почесал в затылке и позвал:
— Асиарх!
— Слушаю, — отозвался тот. — Нужна помощь?
— Да, — кивнул парень. — Я хотел спросить, где нам брать еду и воду…
— В каждой каюте есть свой биокомп, — пояснил дварх, — в вашей тоже. Тебе достаточно позвать его и заказать все, что нужно. Заказанное появится на столе немедленно. Можешь дать биокомпу любое привычное вам имя. Это все?
— Спасибо, — кивнул Артемий. — По службе я на сегодня могу быть свободен?
— Да, а утром вас соберут. Часов в десять по земному времени. Отдыхайте. Чего понадобится, зови, не стесняйся.
— Еще раз спасибо, — усмехнулся парень. — Познакомься с моими родителями — Сысоевы Василь Андреевич и Прасковья Ивановна. Сестры — Мария и Феонила.
— Очень рад знакомству, — ответил дварх. — Меня обычно называют Асиархом. Если чего понадобится, зовите, я всегда услышу, где бы вы ни были. Коли ворчать стану, не обижайтесь, такой уж я есть.
— Благодарствую, — поклонился взявший себя в руки старый казак, ухмыльнувшись в усы. — А ворчать? Дело житейское. Опосля моего старика мне ничо не страшно. Вот кто ворчун был!
Дварх негромко рассмеялся и отключился.
— Биокомп! — позвал Артемий.
— Слушаю вас, — раздался в каюте сухой голос.
— Отныне будешь отзываться на имя Потап.
— Принято.
— Бать, мам, — повернулся к родителям Артемий. — Потап — нечто наподобие домового. Коли есть али пить охота, то нужно говорить ему, и все появится. Вот, смотрите.
Он нахмурился, покосился на пустой стол, представив, как удивит сейчас отца, и приказал:
— Потап! Накрой стол на пятерых. Хороший обед. С водкой.
Поверхность стола подернулась туманом. Через пару мгновений взгляду людей предстали блюда, бутылки, тарелки, стаканы, вилки, ложки.
— Ну вот, бать, — ухмыльнулся Артемий. — Вот так оно здесь.
Старый казак ошеломленно хлопал глазами, мать вообще едва не упала, смотря на непонятно откуда взявшееся изобилие.
— Такого я не видал… — покачал головой Василь, внимательно смотря на стол.
— И я до сегодня не видал, — пожал плечами Артемий. — Да только по сравнению с остальным, это ничто. Ты, бать, такого тут насмотришься, что умом двинуться можно. Одни пауки чего стоят…
— Пауки?
— Ага, здоровенные, аршина по два, и говорящие. А змеюки аршин пяти с крыльями? Прям-таки горынычи. Тоже говорящие. Ты б поверил, что паук али змеюка офицер?
— Оставь, сынку, — помотал головой старый казак. — Все равно, пока сам не увижу, не поверю.
— Давай тогда устраиваться и за стол, бать.
— Давай.
Мать с сестрами только крестились, завидев огромные, висящие в воздухе спальные платформы. Отец хмыкал в усы, разглаживал их. Он внимательно осматривал каждую мелочь и только задумчиво покачивал головой, не говоря ни слова. Мария с Феонилой предпочли поселиться в одной комнате, привыкли всегда быть вместе, да и побаивались девушки оставаться в этом странном месте наедине с собой. Вторую спальню заняли отец с матерью, хотя пожилая женщина все косилась на зависшую в полуметре от пола кровать и мелко крестилась. Но все-таки распихала взятое из дому тряпье по стенным шкафам и нишам. Прасковья сильно боялась, да и родного дома было жаль до слез. Она не выла только потому, что муж запретил. А тот мог и канчуком угостить, ежели что не по его.
— Ну, пошли трапезничать, — проворчал Василь. — Хоть и не пойму, откель ужин взялся, а стынет. Негоже.
Он вышел в большую комнату и огляделся. Но кроме стола в ней ничего не было.
— Сидеть-то на чем?
— Забыл, бать… — развел руками Артемий. — Потап, вырасти, будь добр, стулья! И пару диванов.
Около стола вырос из пола десяток мягких кресел, у стены появились два больших, удобных дивана.
— Когда надо, говоришь Потапу, и стулья вырастают, — пояснил подхорунжий отцу, — когда не надо, снова в пол уходят. Я тоже поначалу дивился, а теперь чуток попривык.
— К хорошему быстро привыкаешь, — проворчал старик, потрогал кресло, не провалится ли, и сел, вытянув вперед деревянную ногу. — Но слишком тут все не так, сынку…
Он взял фигурную бутылку с водкой и попытался открыть, не сразу поняв, что пробку нужно
