попытаться ввести их представителей в отдел по надзору за магическими существами, потому что их процент там возмутительнейше низок!
— И как же мы всё это будем делать? — спросил Гарри.
— Мы будем набирать людей, — счастливым голосом объяснила Гермиона. — Думаю, двух сиклей вступительного взноса — за значок — и членских взносов хватит на финансирование кампании по выпуску листовок. Ты, Рон, будешь казначеем — наверху я приготовила для тебя консервную банку — а Гарри будет секретарём, поэтому ему нужно записать всё, что я сейчас говорю, это будет повестка нашего первого собрания.
Наступила пауза, во время которой Гермиона с сияющим видом смотрела на мальчиков, а Гарри сидел, разрываемый между бессильным раздражением на Гермиону и весёлым удивлением по поводу выражения, появившегося на лице у Рона. Наконец, молчание было нарушено, но не Роном, который выглядел так, как будто временно впал в идиотизм, а тихим «тук-тук» в окно. Гарри посмотрел через теперь уже совсем опустевшую гостиную и за стеклом на подоконнике увидел освещённую лунным светом снежно-белую сову.
— Хедвига! — закричал он, спрыгнул с кресла и бросился открывать окно.
Хедвига влетела и, прошелестев по комнате, приземлилась на предсказания Гарри.
— Наконец-то! — воскликнул Гарри, торопясь за ней.
— Она принесла ответ! — Рон радостно показал на скомканный кусочек пергамента, привязанный к лапке.
Гарри поспешно отвязал его и сел читать, а Хедвига, нежно ухая, трепыхала перьями у него на колене.
— Что там? — почти беззвучно спросила Гермиона.
Письмо было очень коротким. По почерку было понятно, что оно написано в спешке. Гарри прочитал вслух:
Гарри,
Немедленно вылетаю на север. Известие о твоём шраме явилось последней каплей в ряду целой серии очень подозрительных слухов. Если он снова заболит, сразу обратись к Думбльдору — говорят, он пригласил Шизоглаза, а это означает, что он тоже правильно воспринимает сигналы, даже если никто больше не может этого сделать.
Скоро свяжусь с тобой. Мои наилучшие Рону и Гермионе. Будь начеку, Гарри.
Сириус
Гарри поднял глаза на Рона и Гермиону. Те смотрели на него.
— Он вылетает на север? — прошептала Гермиона. — Возвращается?
— Какие ещё сигналы воспринимает Думбльдор? — спросил ничего не понимающий Рон. — Гарри… что?… — Гарри только что со всей силы треснул себя кулаком по лбу, спугнув Хедвигу с колена.
— Не надо было ему говорить! — в гневе на себя прокричал Гарри.
— О чём это ты? — удивился Рон.
— Из-за этого он решил, что должен вернуться! — Гарри теперь стучал кулаком по столу, и Хедвига, возмущённо ухая, перелетела на спинку кресла Рона. — Возвращается, потому что решил, что мне угрожает опасность! А со мной всё в порядке! А для тебя у меня ничего нет, — рявкнул он на Хедвигу, с надеждой щёлкавшую клювом, — хочешь есть, лети в совяльню!
Хедвига оскорблённо поглядела на Гарри, снялась с места, больно задев его по голове крылом, и вылетела в открытое окно.
— Гарри, — успокоительно начала Гермиона.
— Я иду спать, — отрывисто заявил Гарри. — Увидимся утром.
Наверху он переоделся в пижаму и забрался в кровать, но сна у него не было ни в одном глазу.
Если Сириус вернётся и его поймают, он, Гарри, будет виноват. Почему он не мог помолчать о своих проблемах? Подумаешь, поболело три секунды, что же, сразу жаловаться?… Почему у него не хватило ума оставить это при себе…
Он слышал, как спустя короткое время в спальню пришёл Рон, но не стал с ним разговаривать. Он долго-долго смотрел на полог у себя над головой. В спальне стояла абсолютная тишина и, будь Гарри меньше поглощён собственными переживаниями, он бы понял, что отсутствие обычного сопения с постели Невилля означает, что он здесь не единственный, кто лежит без сна.
Глава 15
«БЭЛЬСТЭК» И «ДУРМШТРАНГ»
Утром, когда Гарри проснулся, в голове у него сформировался чёткий план действий — видимо, пока он спал, мозг не переставал думать. Он встал, в сумеречном предрассветном освещении оделся и, не став будить Рона, вышел из спальни и спустился в пустую общую гостиную. Там он взял со стола, где осталась лежать его работа по прорицаниям, лист пергамента и написал следующее:
Дорогой Сириус!
Я думаю, мне просто показалось, что шрам болел, в прошлый раз я писал тебе в полусне и ничего не соображал. Тебе совершенно не нужно возвращаться, у нас всё в порядке. Не беспокойся обо мне, у меня ничего не болит и вообще всё хорошо.
Гарри
Затем он пролез в отверстие за портретом, прошёл по молчаливому замку (лишь ненадолго задержавшись в коридоре четвёртого этажа из-за Дрюзга, который попытался скинуть ему на голову вазу) и наконец добрался до совяльни, расположенной на вершине Западной башни.
В совяльне, круглом холодном помещении с каменными стенами, сильно сквозило, так как в окнах не было стёкол. Пол устилала солома вперемежку с совиным помётом и срыгнутыми мышиными скелетами. На насестах, поднимающихся до самой вершины башни, сидело огромное множество сов всех мыслимых и немыслимых пород. Все они спали, хотя иногда откуда-нибудь да сверкал любопытный круглый янтарный глаз. Гарри заметил Хедвигу — она сидела между амбарной и коричневатой совами — и поспешил к ней, поскальзываясь на усеянном помётом полу.
Ему пришлось довольно долго уговаривать её проснуться и посмотреть на него: птица крутилась на насесте, постоянно поворачиваясь к хозяину хвостом. Она всё ещё злилась, что вчера он не поблагодарил её как следует. И только тогда, когда Гарри высказал предположение, что она, судя по всему, слишком устала, и что ему, видимо, придётся попросить у Рона разрешения воспользоваться услугами Свинринстеля, Хедвига соблаговолила протянуть лапку и позволила привязать письмо.
— Обязательно найди его, хорошо? — попросил Гарри. Поглаживая по спине, он нёс Хедвигу к отверстию в стене. — Раньше, чем это сделают дементоры.
Она ущипнула его за палец, возможно, несколько сильнее, чем сделала бы при обычных обстоятельствах, но, всё-таки, ухнула тихо и успокаивающе. Потом расправила крылья и взлетела навстречу восходу. Гарри провожал сову глазами с привычным уже тревожным сосущим чувством под ложечкой. Он был так уверен, что ответ Сириуса успокоит его — а вместо этого беспокойство только усилилось.
***
— Но это же ложь, — за завтраком отчитала Гарри Гермиона, узнал о том, что он сделал. — Тебе вовсе не показалось, что шрам болит, и ты это знаешь.
— И что? — сказал Гарри. — Пусть он из-за меня попадает в Азкабан?
— Оставь его, — прикрикнул Рон на открывшую было рот Гермиону и, как ни странно, она прислушалась к совету и замолчала.
Следующие две недели Гарри всячески старался унять тревогу за судьбу Сириуса. Конечно, трудно было справиться с волнением по утрам, когда приходила совиная почта, точно так же как по вечерам, когда он ложился спать, невозможно было избавиться от жутких видений (Сириус загнан дементорами в угол на тёмной лондонской улице), но в промежутках он старался не думать о крёстном. Жалко, что не надо было ходить на тренировки по квидишу, ничто так не успокаивает психику, как хорошая, выматывающая тренировка. С другой стороны, занятия в четвёртом классе были гораздо труднее и отнимали гораздо больше времени, чем раньше, особенно защита от сил зла.
Как ни удивительно, но профессор Хмури объявил, что наложит проклятие подвластья на каждого по очереди, чтобы ребята могли прочувствовать на себе его силу и понять, могут ли они сопротивляться его действию.
— Но, профессор… вы же говорили, что это незаконно, — неуверенно пролепетала Гермиона, когда Хмури мановением палочки убрал парты и оставил посреди класса большое пустое пространство. — Вы говорили, использовать его против другого человеческого существа…
— Думбльдор пожелал, чтобы вы прочувствовали это на себе, — Хмури повернул волшебный глаз к Гермионе и пронзил её жутким, немигающим взглядом. — Если вы лично хотите научиться этому другим способом — когда кто-нибудь околдует вас и получит над вами полный контроль — я не возражаю. Вам присутствовать необязательно. Можете уходить.
Корявым пальцем он указал на дверь. Гермиона покраснела и невнятно пробормотала, что она не имела в виду, что хочет уйти. Гарри с Роном обменялись зловредными ухмылками. Они знали, что Гермиона скорее напьётся буботуберового гноя, чем пропустит такой важный урок.
Хмури начал по одному вызывать учеников на середину и накладывать на них проклятие подвластья. Гарри видел, как под влиянием этого проклятия его одноклассники, один за другим, исполняли самые странные вещи. Дин Томас трижды обскакал вокруг комнаты, распевая национальный гимн. Лаванда Браун изображала белку. Невилль выполнил серию потрясающих гимнастических трюков, на которые в нормальном состоянии просто не был способен. Противиться проклятию не мог никто. Ребята приходили в себя только после того, как Хмури снимал чары.
— Поттер, — пробурчал Хмури, — ты следующий.
Гарри вышел на середину класса, на то место, которое Хмури расчистил от парт. Учитель поднял палочку, направил её на Гарри и сказал: «Империо».
Удивительнейшее чувство охватило Гарри. Он ощутил, как уплывают вдаль все мысли, как исчезают все тревоги и заботы и остаётся одно лишь неопределённое, неуловимое счастье. Он стоял совершенно спокойно и очень смутно осознавал, что на него смотрит весь класс.
