экипажу…?”
— Тиммонс, где бы ты сейчас ни был, бегом на квартердек и собирай пожарную команду сызнова. Идем на выручку “Ангелу-Два”. С ними, похоже, сыграли такую же поганую шутку… Спустить спасательные шлюпки, на весла сажать лишь добровольцев. Шевелись, Тиммонс!
Фрост выключил микрофон и швырнул его на место.
— Разобьете, — предупредил Педро Торрес.
Наемник лишь рукой махнул.
— А ну, связывайся с “Ангелом-Три”! — крикнул он радисту, хотя парень сидел совсем рядом и отлично слышал бы даже шепот.
— Сию минуту, сэр… Говорите.
— Ангел-Три! Это Фрост. Ангел-Три!
— Ангел-Три слышит ясно и четко, сэр.
— Во всю прыть неситесь к Ангелу-Два! Заходите с правого борта!
— Уже спешим, капитан Фрост.
— Действовать в точности как утром. Понятно? — Да, сэр. Мы спускаем шлюпки — там положение похлеще, чем утреннее…
— Правильно делаете, спускайте! И живо!
— Слушаю, сэр.
— Конец связи, — устало произнес наемник.
Битва с огнем продлилась почти до самого утра. Тиммонс, Фрост и ведомая ими пожарная команда с ног падали, но продолжали бороться, спасая всех, кого еще возможно было спасти в аду, царившем под палубой “Ангела-Два”. Погибло сорок два человека.
Некоторые тела сумели опознать, некоторые опознанию не поддавались, некоторые навсегда пропали без вести, поглощенные пучиной, либо испепеленные дотла.
Перед рассветом все — и спасатели, и спасаемые, — поспешно разместились в шлюпках и принялись отваливать от кренившегося корабля, уже на две трети погрузившегося под воду и тонувшего прямо на глазах. Следовало отойти подальше, ибо водоворот, неизбежно возникающий на месте катастрофы, засасывает все, находящееся в страшных пределах его досягаемости.
Марина распорядилась немедленно обогреть всех, снятых с “Ангела-Два”, напоить горячим кофе, разместить поудобнее. Последний приказ было затруднительно исполнить. Уцелевшие суда оказались набиты битком. На обоих учинили новую, куда более тщательную, чем первая, проверку.
Перевернули все, вскрыли каждый ящик с оружием, даже патронные коробки, запаянные герметически, взрезали.
Никаких подозрительных признаков.
Ни грамма взрывчатки.
Царил полный штиль. Суда, разделяемые всего лишь сорока ярдами расстояния — по морским понятиям, стоящие вплотную, — словно застыли. В без четверти семь утра Фрост, продолжавший держаться на ногах только благодаря тонизирующим таблеткам — так называемым “пеп-пиллз”, — велел выстроить всех — и солдат, и моряков, — на палубах.
Потом обратился к обеим затаившим дыхание командам по громкоговорителю:
— На борту по-прежнему остается предатель. И, вероятнее всего, не один. Если сию секунду не развернуться и не лечь на обратный курс — будьте покойны: оба корабля добром не кончат. Мы не можем смотреть с подозрением на каждого, не можем подозревать диверсанта в товарище, с которым спим, обедаем и курим бок о бок. Это противоестественно. И мы ничего не выиграем этим — напротив, погубим дело в зародыше.
— Я только что держал военный совет с теми, кого просил собраться вчера. С теми из них, разумеется, кто выжил и остался хотя бы мало-мальски невредим. Принято совместное и единогласное решение. Прошу слушать очень и очень внимательно…
— Всех солдат разбивают на регулярные отделения по десять человек. Эти люди спят вместе, едят вместе, курят вместе, и вместе ходят в гальюн! В одиночку на кораблях не смеет передвигаться никто, за вычетом сеньориты Агилар-Гарсиа и меня самого. Любого, кого застанут уединившимся — преднамеренно, либо чисто случайно, — роли не играет, — я расстреляю немедленно. Собственными руками.
Фрост подождал, покуда утих недовольный ропот, и продолжил:
— Если мы откажемся от этого единственно разумного решения, ставьте крест на всей затее. И на обещанном вознаграждении тоже. А если кто-то намерен предложить лучшее, более удобное средство, способное обеспечить нам безопасность, пускай передаст предложение через любого корабельного капитана, или господина Тиммонса. Коль скоро идея и впрямь превзойдет мою собственную простотой и надежностью, приму безоговорочно.
— И еще…
Голос Фроста звучал низко и сипловато, будто наемник пьянствовал сутки напролет.
— Предлагаю предателю — ежели он уцелел и не сделался нечаянной жертвой собственных козней, — предлагаю предателю сдаться под честное мое слово. Ни малейшего ущерба ему не причинят. Гарантирую полную неприкосновенность. Человек этот будет взят под арест и высажен вон в ближайшем порту. Повторяю: неприкосновенность гарантируется…
Фрост помолчал.
— На размышление даю десять минут. Если за это время изменник не сдастся и впоследствии будет обнаружен, — или, того хуже, учинит новую диверсию, — гарантирую иное: человек этот примет смерть, которую и в кошмарном сне увидеть нельзя. Клянусь.
Отпустив кнопку мегафона, Фрост передал его Чернышу.
— Тиммонс, отпусти личный состав…
— Разойдись, — почти ленивым от усталости голосом проронил Тиммонс.
Фрост подошел к поручням, уставился на темнеющую линию горизонта, помедлил. Напрягся.
— Педро! Черныш!
— Да?
— Бинокль! И поскорее!
Торрес протянул капитану свой собственный “Цейсс”. Покрутив рубчатое колесико, Фрост навел фокус, пригляделся, негромко и злобно выругался.
— Что случилось? — тревожно спросила стоявшая бок о бок с наемником Марина.
— Прошу любить и жаловать, — сказал Фрост, передавая бинокль.
— Madre de Dios! — выдохнула молодая женщина. — Сколько их!
— Ровно десять, — угрюмо осклабился наемник. Флажки различаешь?
— Да…
— Канонерские лодки. Верней, тяжеловооруженные бронекатера, высланные Рамоном из Монте- Асуль. Комитет по встрече, так сказать.
Отобрав у Марины бинокль, Фрост опять вперил взгляд в морскую даль. На корме ближайшего катера полоскался красно-черный флаг, с вышитыми на нем звездой, серпом и молотом. Пресловутая эмблема большевистских диктатур.
Наемник обернулся к Чернышу Торресу:
— Гонки устраивать, разумеется, бесполезно?
Педро лишь рукой махнул:
— Эти бестии годятся даже для торпедной атаки. Они со спортивным автомобилем в быстроте поспорить могли бы!
Глубоко, тяжело, обреченно вздохнув, Генри Фрост уперся в поручни обоими локтями и начал следить, как далекие темные точки миг за мигом обретают очертания, вырастают в размерах, неумолимо близятся…
— Ну, что же, — выдавил он. — Расчехлить палубные орудия. Гранатометы к бою.
Наемник едва не прибавил: “И полный вперед!”
