Сен-Поль был задет за живое:
— Ах, сударь мой! Вам совсем не пристало укорять меня.
— А я думаю, весьма пристало! — воскликнул Ричард. — Ты лгал с низкой целью и опозорил свое имя. Ты силишься клеветой привести меня к тому, к чему никогда не привел бы честью. Ты врешь, как торговка. Бессовестный лгунишка!
Ни один мужчина не вынес бы этого от другого, как высоко ни стоял бы тот, а Сен-Поль был не трус. Он взглянул на своего противника, и его лицо было все так же бледно, но твердо.
— А что, если… — спросил он. — Что, если я не лгу, граф Пуату? Что, если и вам известно, что я не лгу?
— В таком случае, — сказал Ричард, — ты прибегаешь к оскорблениям, а это еще хуже.
Сен-Поль схватил перчатку и бросил ее с грохотом на пол.
— Ну, если уж на то пошло, сударь мой… — начал он.
Но Ричард, подняв перчатку на острие своего меча, швырнул ее вверх, к стропилам крыши, а затем поймал ее на лету.
— Вот она, граф: беру ее, — закончил он прерванную речь Сен-Поля и торжественно зашагал из дома епископа.
Тогда-то урывками писал Ричард Жанне свое шестое письмо, которое до нее дошло:
«Я веду войну, но за правое дело. Не осуждай меня, Жанна!» В заключение этого происшествия был смертный поединок на лугу, у реки Луары.
Весь город Тур высыпал на стены, чтобы поглядеть на это зрелище. Ричард с полной откровенностью объяснял свои намерения.
— Он должен умереть, хотя бы оказалось, что он сказал правду, — говорил Ричард дофину Овернскому. — Я в этом еще не вполне уверен: сведений у меня еще слишком мало. Но все равно: ни под каким видом ему не полагается оставаться в живых. Своей клеветой он опозорил меня и запятнал честь самой милой дамы во всем мире, все несчастье которой состоит в том, что она — его сестра. На том же основании я должен покарать его еще за то, что он чернит достоинство той дамы, на которой я (в настоящую минуту) задумал жениться: она была, есть и будет дочь его сюзерена.
Он высоко вскинул голову и прибавил:
— Неужели же дочь Франции не стоит того, чтоб за нее сломать спину?
— Ну да! Еще бы, — согласился дофин. — Но это довольно важная спина, спина высокопоставленной особы. Короли радушно, запросто треплют эту спину. Конрад Монферрат зовет ее обладателя «кузеном». Император обнимал ее на Пасхальной ярмарке.
— Поверь мне, дофин, я не задумался бы также точно переломить спину и Конраду, — возразил Ричард. — Но Конрад не говорил ведь ничего. Есть у меня, однако, еще причина.
— Я и сам так думал, что должна быть причина, — подхватил дофин поспешно, но все-таки довольно робко. — Его имя — Сен-Поль!
Лицо Ричарда мгновенно покрылось бледностью.
— Вот потому-то я и хочу его убить. Он ищет повода заставить нас жениться. Дерзкое животное! Ему имя должно быть Пандар [24].
Он расстался с дофином и заперся у себя до самого дня поединка.
На лугах реки Луары было отмерено поприще и водружены знамена над шатрами графа Пуату и графа Сен-Поля: знамя Ричарда с леопардами на красном поле и знамя Эда — с серебряными василисками [25] на синем поле. Толпа была очень многолюдная: город кишмя кишел народом. На помосте трон короля английского стоял пустой: только над ним виднелся меч наголо. Но рядом с королевским троном, в качестве судьи, в этот роковой, смертоносный день восседал принц Джон, брат Ричарда, вызванный им нарочно с этой целью из Парижа и приехавший сюда весьма неохотно. Епископ Гюг Дергэмский сидел рядом с ним и удивлялся, молча, что лоб принца весь блестел от пота, когда северный ветер всех пронизывал до костей.
— У вас ничего не болит, дорогой господин мой? — спросил он наконец.
— О, епископ Гюг, епископ Гюг! В этот день я готов с ума сойти.
«Клянусь Богом! — подумал про себя епископ, — это немудрено, приятель!»
Трубы затрубили. На второй призыв выехал на поприще вызвавший на бой, то есть граф Сен-Поль, на рослом сером коне, в панцире, в броненосной шапочке и в каске, над которой торчали три пера цапли. Эти перья были знаком рода Сен-Полей, Жанна тоже носила их. На графе был синий камзол, на его коне — синий чепрак. Позади него, в качестве почетного эсквайра, ехал юный Амедей Савойский с его знаменем — с белым василиском на синем поле. Сен-Поль был мужчина дюжий: он преважно нес на спине и на груди знаки своего достоинства.
Трубы затрубили вызов графу Пуату. Ричард вышел из своего шатра и легко взвился на седло — штука, которая удавалась лишь немногим рыцарям, одетым в латы. В то время как он ехал, не спеша, вдоль линии войска и народа, не было человека, который не заметил бы его высокого роста и бесподобной непринужденности посадки. Но кто-то заметил еще вслух: «Он на пять лет моложе Сен-Поля и не так дороден, как тот».
Над его шлемом с леопардами колыхалось красное перо, а на кольчуге был надет белый камзол с тремя красными леопардами. Щит был украшен таким же гербом, равно как и чепрак его коня. Знамя Ричарда нес дофин Овернский. Оба рыцаря съехались, преважно приветствовали друг друга, а затем, высоко подняв свои копья, повернули к помосту, к мечу над королевским троном, у которого сидел принц, обливаясь потом.
Джон встал, держась за стул, чтобы подать знак к состязанию. Он воскликнул:
— О, Ричард Анжуйский! Сверши над телом де Сен-Поля, что долг повелевает тебе! А ты, Эд, отстаивай свои права во имя Святой Троицы и Владычицы нашей Богородицы!
Епископ турский благословил обоих и их выезд. Они разъехались в разные стороны — и бой начался. Он был короток, окончился в три приема. С первого же удара Ричард выбил противника из седла, со второго — сбросил с него шлем и нанес ему глубокую рану на щеке, с третьего — повалил на землю и всадника и коня и переломил рыцарю спину. Так Сен-Поль больше и не шевельнулся…
В тот же миг, как это свершилось, среди безмолвной тишины, принц Джон сошел с трибуны и бросился Ричарду на шею.
— О, милый брат! — воскликнул он. — Что бы я делал, если бы тебе на долю выпала такая беда? Подумать только — и то уж у меня сил не хватает.
— О, брат, я думаю, — спокойно отозвался Ричард, — ты перенес бы это преблагополучно: женился бы на мадам Элоизе, а на помин души моей из ее же приданого уплатил бы за одну или две панихиды.
Все слышали ясно этот беглый залп. Джон покраснел, как зарево.
— Как это так? Что ты хочешь сказать, Ричард? — пробормотал он, запинаясь.
— Разве мои слова так запутаны? — спросил тот. — Обдумай их, выучи наизусть, а сам тем временем, будь так любезен, поезжай со мной в Париж.
Мигом вся краска сошла с лица принца Джона.
— А! В Париж? — повторил он и взглянул так, словно увидел смерть за спиной.
— Да, туда мы и должны ехать, — вымолвил Ричард. Только помолимся сперва за этого бедного слепого червя, что лежит там, на земле: теперь он, слава Богу, видит, чем оскорбил.
— Там ведь Конрад Монферратский, кузен умершего, — заметил не без намерения Джон. Но Ричард только засмеялся.
— Мы еще успеем вовремя встретиться с ним. Я передам ему вести про его кузена Сен-Поля. Чего ради он туда забрался?
— Да, вот по поводу королевства Иерусалимского. Он стремится к Сивилле [26] и к этой короне — весьма возможно, что он получит и ту и другую.
— Не думаю, Джон, не думаю. Мы займем все его помыслы другими делами… покуда, за недостатком моих собственных. Ну, а теперь у тебя, братец, еще есть блестящая надежда.
Принц Джон засмеялся, но натянуто, и заметил:
— Твой язычок кусается, Ричард.
