кислоте.
Раз - и сразу пунцовая. Наверное, тонкая кожа. Но отливает кровь от лица постепенно, вот и образуются белые пятна, как маленькие Антарктиды...
- А чего это ты подходила ко мне на ОСЕННЕМ БАЛУ? - вдруг вспомнил я. У меня бывает так: ни с того ни с сего вдруг задаю дурацкие вопросы.
- Не помню, давно было, - сразу ответила Анюта.
До чего люблю, когда она краснеет! - У тебя щека не болит? - Она подошла совсем близко. - Можно дотронуться?
- Вот еще! - Я отпрянул. И, подумав, спросил; - А тебе в ноябре не хотелось до моей лысины дотронуться?
- Ничуть. А откуда ты знаешь?
- Как там литературная общественность поживает? - Я перевел на другое.
Мне так захотелось взять ее за руку, что я ужаснулся: а как же Любочка?
- Наверное, и тебя будут выдвигать в Любимцы за второе полугодие, - оживилась она. - Женьшень сказал, что у тебя самое интересное вольное сочинение за эту четверть и самое лучшее по Толстому.
- Ну нет, я буду голосовать за Сидорова. И сам его выдвину.
На прощание Анюта подарила мне книгу 'Болдинская осень'. Откуда она знает, что я в Пушкина влюбился?
- Роману привет, - перед самой дверью сказал я. - Пусть заглянет.
Она кивнула и побежала вниз, легко прыгая через ступеньку.
- Кто это? - спросила мама.
- Одна девочка, - объяснил я. - А что?
- Да так. - Мама посмотрела мне в глаза. - Красивая девочка.
Это Левская красивая? Никогда бы не сказал.
Ну, фигурка. Ну, походка. Ну, ножки. Ну... Стоп. А то я стану настоящим циником.
Плохо быть больным, но до чего хорошо - выздоравливающим! Все к тебе ходят, вс„ тебе дарят.
Сколько там натикало? Ого! Второй час. А не пора ли тебе, Эдушка, на боковую? Спокойной ночи.
Романа я очень ждал, а он пришел последним. Я и через Анюту его приглашал, и через Томку. Думал, что скажу ему: 'Рома, я всегда мечтал о брате. Ты - мой брат'.
Перебирал в памяти все, что знаю о нем. Как однажды делали уколы, а он ушел со второго урока и больше в тот день не появился. И я подумал: ну и трус!
Вспомнил, что он и летом ходил наглухо застегнутый.
Теперь только я понял, почему он заставлял меня 'руками работать', когда собирал свой первый мопед марки РоСи-1. В классе, несмотря на ум, он все еще остается 'новеньким'. У нас таких не жалуют. Никто, кроме Иры Макешкиной, его по-настоящему не признал.
И Андрей, к сожалению, тоже. Они с Романом недолюбливают друг друга...
В 'Медицинской энциклопедии' я все-таки вычитал, что гемофилия в наше время лечится, что она ослабевает к 20 и совсем проходит к старости. А больному нужен 'щадящий режим'. Нужен - значит, будет.
Я его очень ждал. А все получилось не так. Скованно и плохо. Только про уроки и говорили.
Врачи еще не разрешили (и мама-врач тоже), но я не выдержал, удрал сегодня в школу. Ну и отстал я!
По всем предметам гонят в хвост и в гриву!
Появился в классе, и на секунду стало тихо. Я прошел, не останавливаясь, мимо своего стола и направился в самый конец кабинета (была физика). Легонько толкнул Романа в плечо.
- Подвинься, не один сидишь.
- Вот новости. Так просторно было. - Он подвинулся, и, я чувствовал, с радостью.
Все снова занялись своими делами: кто зубрил формулы, кто списывал задачку, кто... Одна Ира Макешкина смотрела в нашу сторону. То ли с завистью, то ли...
Странно смотрела.
Левская зачастила в наш дом: два раза была! Черт те что!
- Чего ты повадилась? - грубо спросил я, открыв дверь.
Она растерялась.
- Я не к тебе. Я к Тамаре.
- Привет. - Томка тут как тут, сияет. - Я тебя жду-жду. У меня новая выкройка, хочу себе макси сшить, а юбка не получается. Идем, посмотришь.
Я думал, Анюта только в химии дока.
Прислушался. Какие-то бабьи у них разговоры. Причем больше Томка трещит, а та иногда слово вставит своим тихим голосом.
- Тебе, Анечка, артист этот, что пел вчера по телевизору, понравился? Такой кудрявый-кудрявый. Я прямо влюбилась.
- Чересчур кудрявый. А голос хороший. Но мужчина не может, не должен быть таким кудрявым и сладким до слащавости...
- Да что ты, подружка! - перебила сестра. - В этом вся красота, а ты - 'голос'. - Она заговорила почти шепотом, но я прислонил ухо к двери и все слышал. - Знаешь, Анечка, я боюсь, что длинная вырасту.
Сейчас эта акселерация прямо беда. А ну если вымахаю с Босова, как же мне тогда туфельки на платформе носить?
- Да мода переменится, - успокоила большая дурочка маленькую, и они расхохотались. Куда как весело.
Черт, не дают уроки учить!
Вечером я пожаловался маме (с тех пор, как Томка стала моей пионеркой, я стараюсь ее не колотить).
- Она же не к тебе ходит, а к Тамаре, - удивилась мама.
- Анечка ко мне ходит, а не к тебе, - отрезала сестричка. - На что ты ей сдался.
- Не рычи на меня, - попросил я.
Стал уже думать, как отвадить Анюту, но она больше не появляется. Ни позавчера не была, ни вчера, ни сегодня.
- Пас!
- В левый глаз!
Обыграли мы соседний отряд в футбол. А здоровые были лбы - пятиклассники. Я попросил своих мальчишек остаться. Девчонки-болельщицы тоже не хотели уходить, но Федя прикрикнул: 'Что вам, красную карточку показать!' Кое-как мы от них отделались.
- Надо к Восьмому подготовить концерт для одного человека, - сказал я.
- Кто доброволец?
- Для какого человека? - спросил вратарь.
- Для хорошего человека.
- Афанасия Андроновича? - спросил левый крайний.
- Дурак ты, что ли! - возразил центральный нападающий Федя. - Концерт для женщины. - И спросил с лукавым простодушием: - Для Любочки?
Не знаю, кто кого учит ехидству: он Томку или она его.
- Потом скажу для кого. Кто доброволец? - повторил я.
Цикламены растут прямо под снегом (в горах он не везде растаял). Берешь фиолетово-сиреневый цветок, а он холодный-холодный. И пахнет снегом, сыростью и весной.
Сначала заброска не совсем удалась. 'Группа АБЭ'
попала в обитаемые места, где ничего не было, кроме следов наших предшественников. Зато потом нам повезло, мы набрели на фиолетовую полянку. Закричали как безумные, набросились как голодные. С жадностью. В полчаса корзина была полна. Если раздавать по цветочку (как пропуск на ВЕСЕННИЙ БАЛ), то на всю школу хватит - и учительницам и девчонкам.
- Тетя Маша, - приглашаю, - идемте в зал, мы вам небольшой сюрприз приготовили.
