Следуя за ней, Гарри и Рон прошли мимо безмолвно застывших Невилля, Дина и Симуса, вышли из спальни, спустились по винтовой лестнице в общую гостиную, пролезли в дыру за портретом Толстой Тёти и зашагали по залитому лунным светом коридору. Гарри переполняла паника; ему хотелось бежать, кричать, звать Думбльдора; пока они тут разгуливают, мистер Уэсли истекает кровью, к тому же… вдруг зубы змеи (Гарри изо всех сил старался не думать «мои зубы») были ядовитыми? Внезапно им встретилась миссис Норрис. Она подняла светящиеся глаза-фонари и тихо зашипела, но профессор Макгонаголл сказала: «Брысь!», и кошка скользнула куда-то в тень. Через несколько минут они уже стояли возле каменной горгульи, охранявшей вход в кабинет Думбльдора.
— Шипучая шмелька, — произнесла профессор Макгонаголл.
Горгулья ожила и отпрыгнула; стена за ней расступилась, обнаружив винтовую каменную лестницу, которая, как эскалатор, непрерывно двигалась вверх. Они шагнули на ступеньки; стена с глухим стуком закрылась, лестница по спирали повезла их наверх, и вскоре они оказались перед полированной дубовой дверью с медным молоточком в форме гриффона.
Было глубоко за полночь, но из-за двери доносилось ровное журчание голосов; похоже, Думбльдор принимал гостей.
Профессор Макгонаголл трижды стукнула в дверь молоточком, и рокот голосов прекратился — так внезапно, точно кто-то взял и выключил их. Дверь сама по себе отворилась, и Макгонаголл провела Гарри и Рона внутрь кабинета.
Там царил полумрак; загадочные серебряные приборы на столе стояли неподвижно, вопреки обыкновению не вращаясь и не выпуская клубов дыма; на многочисленных портретах, почти полностью скрывавших стены, тихо дремали бывшие директора и директрисы «Хогварца». За дверью, на шесте, сунув голову под крыло, спала птица с роскошным малиново-золотым оперением.
— Ах, это вы, профессор Макгонаголл… и…о!
Думбльдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой; перед ним лежали какие-то бумаги, горела свеча. Он чуть подался вперёд и попал в круг света: белоснежная ночная рубашка, красиво расшитый малиново-золотой халат. Впрочем, на лице — ни тени сна. Пронзительные светло-голубые глаза неотрывно смотрели на профессора Макгонаголл.
— Профессор Думбльдор, Поттеру… скажем так, приснился кошмар, — доложила профессор Макгонаголл. — Он говорит…
— Это не был кошмар, — тут же перебил Гарри.
Профессор Макгонаголл, чуть нахмурившись, повернулась к Гарри.
— Хорошо, Поттер, расскажи сам.
— Я… я, конечно, спал… — начал Гарри и, несмотря на владевший им ужас и отчаянное желание быть понятым, всё же испытал лёгкое раздражение: почему директор смотрит не на него, а на свои переплетённые пальцы? — Но это был не обычный сон… Это было как наяву… Я видел, как всё произошло… — Он сделал глубокий вдох. — Папу Рона — мистера Уэсли — искусала гигантская змея.
Он замолчал, но его слова, казалось, некоторое время звенели в воздухе. Они прозвучали смешно, нелепо. Повисла пауза. Думбльдор, откинувшись в кресле, внимательно изучал потолок. Рон, с белым от потрясения лицом, смотрел то на Гарри, то на Думбльдора.
— Как ты это видел? — спокойно спросил Думбльдор, по-прежнему не глядя на Гарри.
— Я не знаю, — ответил Гарри, чуть сердито: да какая разница? — В голове, кажется…
— Ты неправильно меня понял, — всё тем же спокойным тоном проговорил Думбльдор. — Я хотел спросить… помнишь ли ты… э-э… где ты находился, когда видел нападение? Ты стоял рядом с жертвой или, может быть, смотрел на происходящее сверху?
Вопрос был настолько странный, что Гарри потрясённо уставился на Думбльдора; он всё знает…
— Я сам был змеёй, — сказал он. — Я видел всё глазами змеи.
Какое-то время все молчали; затем Думбльдор перевёл взгляд на Рона, чьё лицо оставалось совершенно бескровным, и спросил другим, более резким тоном:
— Артур серьёзно ранен?
— Да, — выразительно ответил Гарри. Да что же они все такие тупые, неужели непонятно, сколько крови можно потерять после того, как твоё тело пронзят такие огромные зубы? И неужели Думбльдору трудно хотя бы из вежливости разочек на него взглянуть?
Но Думбльдор стремительно встал — Гарри даже подскочил от неожиданности — и обратился к одному из старинных портретов, который висел почти под самым потолком.
— Эверард! — громко позвал он. — И вы, Дилис!
Колдун с желтоватым лицом и короткой чёрной чёлкой и пожилая ведьма с длинными серебристыми локонами с соседнего портрета сразу открыли глаза — хотя за секунду до этого, казалось, очень крепко спали.
— Вы слышали? — спросил Думбльдор.
Колдун кивнул; ведьма сказала: «Естественно».
— У этого человека рыжие волосы, и он носит очки, — сообщил Думбльдор. — Эверард, вы должны поднять тревогу, пожалуйста, сделайте так, чтобы его нашли те, кто нужно…
Оба кивнули, скрылись за рамами своих портретов и, не появившись на соседних (как обычно бывало в «Хогварце»), исчезли. На одной картине остался лишь занавес, служивший фоном, а на другой — красивое кожаное кресло. Тут Гарри заметил, что многие директора и директрисы — хотя они весьма убедительно похрапывали и даже пускали слюни во сне — украдкой бросают на визитёров любопытные взгляды, и наконец-то понял, кто разговаривал в кабинете, когда они подошли к двери.
— Эверард и Дилис относятся к числу самых знаменитых людей, стоявших во главе «Хогварца», — Думбльдор стремительно обогнул Гарри, Рона и профессора Макгонаголл и подошёл к великолепной птице, спящей на шесте у двери. — Их известность такова, что портреты обоих имеются во всех важных колдовских учреждениях. А поскольку они вправе свободно перемещаться по собственным изображениям, то всегда могут разузнать, что где происходит…
— Но мистер Уэсли может быть где угодно! — воскликнул Гарри.
— Прошу вас, сядьте, — будто не слыша Гарри, обратился к своим гостям Думбльдор, — возможно, пройдёт несколько минут, прежде чем Эверард и Дилис вернутся. Профессор Макгонаголл, не сообразите ли пару стульев?
Профессор Макгонаголл достала из кармана халата волшебную палочку, взмахнула ею, и из воздуха появились три стула — деревянные, с прямыми спинками, совершенно непохожие на те удобные, обитые ситцем кресла, которые Думбльдор создал на дисциплинарном слушании. Гарри сел и через плечо покосился на Думбльдора. Тот нежно погладил Янгуса пальцем по золотому хохолку. Феникс мгновенно проснулся. Он высоко поднял свою прекрасную голову и посмотрел на Думбльдора блестящими тёмными глазами.
— Нужно будет, — очень тихо сказал Думбльдор птице, — предупредить.
Вспыхнуло пламя, и феникс исчез.
Думбльдор взял один из хрупких серебряных приборов, предназначение которых было Гарри неизвестно, перенёс на письменный стол, сел и легонько постучал по нему волшебной палочкой.
Прибор, звякнув, ожил и принялся издавать равномерное пощёлкивание. Из миниатюрной трубочки на самом верху повалили крохотные клубы бледно-зелёного пара. Думбльдор, хмуря брови, внимательно в него всматривался. Через несколько секунд клубы превратились в ровную струю; та всё утолщалась, вилась кольцами… На конце образовалась змеиная голова и широко распахнула пасть. «Интересно, это подтверждение моей истории?» — подумал Гарри и с ожиданием посмотрел на Думбльдора, надеясь получить какой-то знак, свидетельство своей правоты. Но Думбльдор не поднимал глаз от прибора.
— Разумеется, разумеется, — пробормотал Думбльдор, как видно, сам себе, не отводя глаз от пара и не выказывая ни малейшего удивления. — Но, по сути, разделены?
Гарри не мог взять в толк, к чему относится вопрос директора. Змея, между тем, разделилась на две отдельные змеи, которые принялись извиваться, сворачиваться кольцами. В темноте их было отчётливо видно. Думбльдор, с мрачным удовлетворением во взгляде, ещё раз коснулся прибора. Пощёлкивание постепенно прекратилось, змеи стали бледнеть, превратились в бесформенную дымку и скоро растворились в воздухе.
Думбльдор возвратил прибор на тонконогий столик. Многие портреты следили за его действиями, но, заметив взгляд Гарри, поспешно притворялись спящими. Гарри хотел спросить, что это за странный прибор, но не успел, потому что со стены справа, с самого верху, послышался крик: это вернулся слегка запыхавшийся Эверард.
— Думбльдор!
— Какие новости? — тут же спросил Думбльдор.
— Я кричал, пока не сбежались люди, — колдун промокнул брови висевшим у него за спиной занавесом, — сказал им, что слышал, как внизу что-то двигается. Они сомневались, верить мне или нет, — вы же знаете, внизу нет портретов, с которых я мог бы что-то видеть, — но всё же пошли проверить. Так или иначе, через несколько минут они уже принесли его. Выглядит он неважно, весь в крови — когда его уносили, я перебежал на портрет Эльфриды Крэгг, чтобы хорошенько всё рассмотреть…
Рон конвульсивно вздрогнул, а Думбльдор сказал:
— Прекрасно. Насколько я понимаю, Дилис увидит, как его доставят…
Буквально через секунду ведьма с серебряными локонами тоже вернулась на свою картину. Она, кашляя, упала в кресло и сообщила:
— Да, Думбльдор, его привезли к св. Лоскуту… пронесли прямо под моим портретом…у него жуткий вид…
— Благодарю вас, — кивнул Думбльдор. И круто повернулся к профессору Макгонаголл.
— Минерва, я прошу вас пойти разбудить остальных детей Уэсли.
— Разумеется…
Профессор Макгонаголл встала и быстро пошла к двери. Гарри искоса посмотрел на Рона. Тот в ужасе застыл.
— Скажите, Думбльдор… А что насчёт Молли? — задержавшись у двери, спросила профессор Макгонаголл.
— Этим займётся Янгус, когда кончит патрулировать, — сказал Думбльдор. — Но она, скорее всего, уже знает… Эти её замечательные часы…
