государственные преступники не имеют пола. Она фильса? – наконец-то он взглянул на меня.
– Не фильса и не сусла – она человек.
Дьяк лениво погрозил кулаком, стражник хлестко стегнул меня хвостом.
– Довольно с нею цацкаться. Крути!
Конвоир намотал Эвин хвост на руку и рванул. Шкура нахвостника не выдержала – сусл вместе с трофеем отлетел в угол. Эва, не удержавшись на месте, грудью упала на приказной стол. Дьяк, должно быть, подумал, что преступник кинулся на него – пустился бежать. Бутафорный хвост остался в руках холопов. Собственный хвост дьяка тоже был тощий, как прут. Писарь и тот разинул рот и позабыл про крысу.
Все уставились на пустотелый нахвостник в руках приказного дьяка. Тот еще не оправился от смущения, хотя все делали вид, будто не заметили, что курдюк у него поддельный. Один только писарь тайком скривил насмешливую мину.
– Теперь вы убедились: она не фильса и не сусла!
Дьяк поднял на меня растерянный взгляд.
– Признайтесь: вы сделали это нарочно?
– Разве можно нарочно родиться без хвостов? Мы не суслы и не фильсы – мы из другого мира. – Я спешил воспользоваться растерянностью чиновника: только поразив воображение приказного тупицы, можно было чего-нибудь достичь.
Чиновник выскочил из-за стола, позабыв про курдюк, – жиденький несолидный хвостик болтался у него позади.
– Другого мира нет, нет, нет!!! – брызжа слюною, выкрикивал он. – Не может быть! Никакого другого мира не может быть! – как заклинание, повторял он, с ужасом глядя на меня.
Его хватило лишь на минуту – раскис, ослабел, едва доплелся до скамьи.
– Э-э… – Он устало махнул рукою. – Увести в особую.
Яростно накинулся на стражников и писаря:
– Всем молчать! Иначе – петля!
Растерянность и страх появились на лицах всех, кто находился в пытошной.
Тюремщик дожидался нас в соседней камере. У него было смертельно испуганное лицо. Нас вели по коридорам с поспешной стремительностью. Сопровождающие охранники старались не смотреть на куцую Эву. Я шепотом спросил у тюремщика, чем все напуганы. Он сделал вид, будто не слышит.
По лесенке спустились на дно тюремной ямы. Люк захлопнулся. За полсуток, проведенных в заточении, мы привыкли к суровой обстановке. После пытошной тесная каморка показалась мне даже уютной.
Интересно, пришел ли в себя Гильд? Я тихонько постучал в стену. Он сразу же отозвался.
Мы разговаривали через проделанную дыру.
– Я все слышал, – сказал Гильд. – Вы в самом деле из другого мира! – в его голосе послышалось ликование.
– Почему все так напуганы?
– Разве непонятно? – удивился он. – Всем, кто вас видел, угрожает смерть.
– За что?
– Они могут распространить слух, что другой мир существует.
– Но если их уничтожат, факт останется – другой мир есть. Придется отказаться от старых взглядов.
– Так поступают только мыслители. Боюсь, что вас ждет печальная участь. Факт, который опровергает привычные взгляды, никому не желателен. Вас постараются уничтожить.
Так… Стало быть, теперь нам уже не угрожает виселица – скорее всего нас сожгут. Чтобы и следа не осталось.
Огонь старательно поедал поленья. Дядя Виктор клюкою ворошил пламя – синие языки выплескивались кверху, улетали в каминную трубу.
Нас было двое. Благословенная тишина сумрачного зала окружала нас.
К чувству успокоения примешивалась досада: почему-то я считал себя виноватым.
– Ты никогда больше не посмеешь нарушить заповеди мантенераиков, – внушал Виктор. – Ты один знаешь пароль. Обещай никому не сообщать тайны и воспользоваться паролем в случае крайней нужды.
– Обещаю, – проговорил я.
Лицо Виктора вдруг сделалось свирепым.
– Встать! – рявкнул он.
– Встать! – кричал тюремщик в распахнутый люк.
Лестница была уже спущена.
Я не замечал, куда нас вели. Беспокоил недавний сон. Если бы мне не помешали, дали досмотреть – я бы узнал что-то очень важное. Мне казалось – я и не во сне могу вспомнить – нужно только сосредоточиться.
Нас привели в тесный дворик. Здесь сменился караул, сопровождающий нас. Комбинезоны на стражниках были не черными, а пылающе кровяными. Густая алая шерсть красиво переливалась на скудном факельном свету. Интересно: это естественный цвет или одежды покрашены?
– Не отвлекайся, – тихо прошептала Эва. – Ты должен вспомнить пароль. Постарайся вспомнить – это очень важно.
Лицо у нее внимательное, взгляд пытливый. В профиль изгиб переносицы и мягкий очерк подбородка выглядел странно – казался неправильным и красивым одновременно. Почему я раньше никогда не замечал этого?
– Ты не должен отвлекаться. – Самое поразительное было то, что я отчетливо слышал Эвин голос, а губы ее не шевелились.
Нас вели подземным коридором. Несколько факельщиков сопровождали конвой. Помещение, куда нас доставили, напоминало могильный склеп. Стражники в своих алых одеждах сохраняли полнейшую невозмутимость. То, что Эва была куцей, не смущало их. Судя по торопливым приказам, которые передавались шепотом, по напряженному молчанию, ожидалось прибытие важного лица.
За дверью послышался шум. Двое прислужников, тоже в алых комбинезонах, внесли тяжелое кресло с резною спинкой, поставили в центре. В коридоре раздались четкие и скорые шаги. Охранники вытянулись в струнку.
Стремительно вошел рослый сусл. Позади развевалась алая хламида, полы ее хлестко щелкали. Слуг, поддерживающих хвост, не было – позади сусла огненной змейкой струился обычный тощий хвост.
Не знаю, кем был этот старик на самом деле – мысленно я нарек его кардиналом.
Кардинал небрежно пятернею осенил стражу, сел в кресло. Мы для него не существовали – смотрел как на пустое место.
Запалившись от скорой ходьбы, вбежал давешний приказный дьяк. Двое слуг, мешая друг дружке, едва поспевали за ним, поддерживая в руках бутафорный курдюк. Дьяк бухнулся на колени.
– Где они? – глухо спросил кардинал.
– Здесь перед вашим мудрым взором. – Сам дьяк стремился не смотреть на нас. – О, зачем я не умер во чреве матери!
– Не ной! – осадил его кардинал и бегло глянул в нашу сторону. – Почему ты утверждаешь, будто они из другого мира?
Писарь, не тот, что был на допросе, другой, одетый в бронзово-красный комбинезон, начал строчить.
– Они… они без хвостов, – еле слышно выговорил дьяк. – Разве посмел бы я, недостойнейший из подданных, тревожить великомудрого Персия по ничтожному делу.
Персии долго и внимательно разглядывал вещественное доказательство – пустой нахвостник от Эвиного комбинезона. У него были жестко стиснутые губы фанатика.
