– Кто вы и откуда явились? – голос кардинала прозвучал сильно и четко.
– Мы пришли к вам из другой вселенной, которая столь велика, что весь мир, где вы живете и враждуете между собою, по сравнению с ней ничтожная песчинка. – Я решил ошарашить его, прогнать с его лица фанатическую спесь.
Он чуть заметно ухмыльнулся, пронзительные глаза застыли на моем лице.
– Заговорщик! Все они заговорщики! – выкрикнул он убежденно. – Нарочно сделали себе операцию, чтобы посеять смуту. Святой огонь очистит землю Герона от вас! – пригрозил он. – Но прежде вы назовете сообщников.
Убежденность кардинала вселила надежду в дьяка – тот воспрянул духом. Если выяснится, что мы суслы или фильсы, у которых обрезаны хвосты, ему сохранят жизнь.
Я сорвал с головы капюшон, чтобы они увидели мои уши без шерсти и без пушистых кисточек, да и по форме совсем другие, чем у них. Стражники заподозрили меня в намерении напасть на Персия – двое наставили в грудь острия копий. Шкура комбинезона лопнула.
Кардинал жестом велел подойти. На этот раз стражники подбодрили меня уколами сзади. По моей груди текли две теплые струйки.
Факельщик приблизил огонь чуть ли не вплотнуюмне начало прижигать щеку. Нацеленные в бока, грудь и спину острия не давали пошевелиться. Если мои намерения покажутся конвоирам враждебными, меня проткнут сразу несколькими пиками. Приходилось терпеть.
Жесткими пальцами кардинал стиснул мое ухо. Крутил так и этак, видно, искал следы операции. Не помню, когда меня драли за уши последний раз – еще до школы.
– Прекратите! – потребовал я.
Он оставил мое ухо в покое.
– Вы в самом деле… из другого мира?
– Я только об этом и твержу.
С удовольствием дал бы ему по уху. Наши взгляды встретились. Он впервые посмотрел на меня не как на предмет, а как на живого человека.
– Что это за мир, на который не распространяются общие законы? – строго спросил он, будто именно меня считал виновным в несоблюдении законов природы.
– Этот мир благополучно процветает, не признавая законов, придуманных вами. – Мне хотелось хоть немного уязвить его.
– Такого мира не может быть?
– Но он есть. Мы оттуда.
– Утром вас сожгут на костре, а прах развеют по ветру.
– Вы сможете уничтожить только нас. Мир, откуда мы пришли, останется.
– А мы ничего не хотим знать о нем. – Мановением своего огненного хвоста кардинал велел приблизиться одному из стражников, заставил его открыть рот – языка у стражника яе было.
– В жреческой гвардии служат только безъязыкие. Младенцу, на которого выпадает милость стать верноподданным слугою жречества, язык удаляется при рождении. Грамоте их не обучают – солдату грамота только мешает. А из тех, кто видел вас в тюрьме, никто не останется в живых.
От этих слов приказного дьяка кияуло в дрожь, тяжелый курдюк выскользнул из рук холопов, бухнулся на пол.
– Пощадите!
Кардинал брезгливо поглядел на распластанного сусла. Дьяка уволокли в коридор. Пронзительные вопли долго слышались через закрытую дверь.
Положение особо опасных преступников давало кой-какие преимущества: нас поместили в лучшую камеру, с нами обращались не так бесцеремонно, как до этого.
Будь у меня выбор, я бы предпочел более легкую смерть, но предстоящая казнь все же не очень страшила: честно говоря, загробная жизнь и без того порядком уже надоела мне. Единственное, на что я досадовал,- не успею раскрыть загадок Карста. Наручников не надевали, но боль от прежних рубцов не прошла. Наверно, шрамы останутся надолго. Впрочем, надолго не останутся – скоро казнь.
Первой уснула Эва. Итгол крепился. Интересно, подозревает ли он об участи, которая нас ждет?
– Попытаемся бежать, когда поведут казнить, – словно в ответ на мою мысль произнес он.
– Почему вы знаете, что нас казнят?
Все, что говорил кардинал, понятно было мне одному: ни Эва, ни Итгол не знали языка Суслов.
– Действия палачей понятны без слов, – объяснил Итгол.
– Вас не пугает скорый конец?
Он долго молчал. В темноте по изменившемуся дыханию я понял: он собирается говорить.
– Не знаю, – сказал он. Не столько слова, сколько звук его голоса убедил меня; Итгол не сильно мучается. – Наверно, было бы лучше, если бы я боялся. Я слишком пропитался земтерской вялостью и апатией.
Он сказал об этом так, словно самого себя не причислял к земтерянам.
– Но отчего земтеряне стали такими… – я боялся обидеть его и замялся, отыскивая слова помягче, -… такими вялыми и безразличными ко всему?
– Земтерян погубило благополучие.
Я подумал, Итгол шутит, оказалось – нет.
– Именно благополучие, – подтвердил он. – Благополучие, которое стало целью.
– А есть планеты, где развитие пошло иначе? – перебил я его, начиная догадываться, отчего он говорит о Земтере, как посторонний.
Он немного помедлил, внимательно разглядывая меня, словно решал, можно ли быть откровенным.
– Я не должен был говорить этого, – произнес он, – но… непредвиденные обстоятельства обязывают меня открыть тебе тайну.
Я навострил уши.
– Пока ты разыскивал Эву, я рылся в хранилище. Кое-что мне удалось выяснить…
Пожалуй, стоило попасть в тюремный застенок ради того только, чтобы услышать рассказ Итгола.
Прежде всего он объяснил мне, как я очутился на Земтере. Собственно, начало истории я знал лучше Итгола – не в моих силах забыть про это. Горная лавина надежно погребла меня и законсервировала. Раскопать снежный завал моим друзьям не удалось – это была непосильная задача для пятерых. Страшно представить, сколько они пережили тогда, с каким отчаянием разрывали снег, как не хотели уходить из проклятого кара, не отыскав моих следов. Я так часто думал о них, что мне начинало казаться, будто я был там среди них, видел их лица… Если бы можно было избавить их от всего этого!
Они покинули снежный кар, когда кончились продукты. Потом возвратились вновь, и тоже напрасно. Наверное, сложили пирамиду из камней, вытесали мое имя…
А много позднее, спустя тысячи лет, на том месте образовался ледник. Из суетной и быстротечной жизни я попал в мерный извечный ритм геологического процесса. Мое тело, впаянное в толщу льда, совершало медленное движение вниз по горному отрогу.
Обнаружили меня случайно много веков спустя.
Насколько далеко к тому времени шагнула техника, я имел представление: ведь астероид Карст создан именно тогда. Не менее значительными были и достижения медицины. Оживить замороженное тело – задача для врачей была хотя и не из легких, но выполнимая. Однако приступить к операции немедленно не решились. Трудность состояла не только в оживлении трупа. Ученые опасались, выдержит ли подобное испытание моя психика, смогу ли я освоиться в новых, совершенно незнакомых условиях. Нужно было привить мне навыки и опыт новых поколений. И сделать это быстро.
Недавно изобретенный аппарат Ксифон, действие которого было основано на использовании карбон- эффекта, мог передавать любую информацию буквально в считанные часы. Оставалось только подобрать человека на роль информатора. В чем заключается суть карбон-эффекта, Итгол не объяснил. Вряд ли я бы и
