бегал в свой номер за сигаретами. «Но все же отлучался, – думал Виктор, перечитывая документы. – Нужно пригласить сюда. Извиниться. Заодно и уточнить, куда это он отлучался».
Через час Приходько вошел в кабинет, поздоровался и сел напротив Виктора с безучастным выражением лица.
– Иван Николаевич, – Виктор простодушно улыбнулся, – нашли мы вашего партнера.
– Поздравляю, – Приходько встал и протянул руку, – потрясен мастерством и приношу свои извинения за все высказанные сомнения. Честно говоря, считал, что такая оперативность бывает только в книгах.
Виктор сделал вид, что издевательства не понял.
– Курите, – он подвинул собеседнику пачку «Беломора».
Приходько закурил.
– Иван Николаевич, почему вы сразу не сказали, что у вашего партнера были жена и дочь? – Виктор вопросительно смотрел на Приходько. – Это значительно облегчило бы наши поиски.
– Разве? – пожал тот плечами. – Кажется, я говорил. Впрочем, не помню.
Виктор взял протоколы допросов, просмотрел их и спросил:
– Около половины восьмого вы отлучались. Зачем, не помните?
– Ходил за сигаретами.
– Но ведь вам предлагал партнер? – Виктор говорил медленно, понимая, что Приходько уже уловил его мысль. Тот посмотрел на папиросу, зажатую между пальцами, потом на Виктора и поднялся:
– «Делите на ваше и наше», – упрекали вы меня утром, начальник, – Приходько оперся короткопалыми руками на стол и придвинулся к Виктору вплотную. – А что вы обо мне знаете? Что вы знаете о том, где я был, что делал, сколько не отдыхал? Чтобы меня так упрекать? Плевать я хотел на этого делягу. Я вот девушку встретил, начальник. Для ваc она не хороша, слышал я тут всякое. А для меня, может, лучше ее и нет.
Виктор откинулся в кресле, пытаясь посмотреть на Приходько со стороны. Откуда вдруг такая вспышка?
Тот опустился на стул, громко сглотнул слюну, снова посмотрел на папиросу и уже спокойно продолжал:
– Я отдыхать приехал, жениться, может, собираюсь. А вы мне слова говорите. Ловите, как мальчишку, с этим «Беломором». Да, предлагал мне партнер папиросы, и именно «Беломор». А я сказал, что у меня от них кашель, и пошел в номер за сигаретами. – Приходько помолчал минуту и добавил: – Но, знаете, я на садовой скамейке чувствую себя свободнее, чем в этом кабинете.
Виктор улыбнулся.
– Все равно, Иван Николаевич, но признайте за мной право на удивление. И согласитесь: там вам непременно нужно было идти в номер за сигаретами, оставляя за спиной неоконченную партию и семейную сцену, грозившую прервать партию окончательно, а здесь? Ведь сейчас вам достаточно было опустить руку в карман.
– Я заодно в уборную зашел, этого вам достаточно? – ответил Приходько. – Или вы предполагаете, что я за две минуты зарезал Казакова и спокойно вернулся доигрывать партию?
– Что вы, что вы! – Виктор сделал протестующий жест. – Точно уже установлено, что вы никак не могли успеть.
– И на том спасибо.
– А кстати, Иван Николаевич, почему вы назвали Казакова делягой? – спросил Виктор.
– Вы его комнату осматривали? Вещи видели? – Приходько бросил папиросу в пепельницу и закурил сигарету. – У вас что, другое впечатление?
– Ну, вещи – это еще ничего не значит. Друянов тоже к вещам неравнодушен. – Виктор напряженно следил за лицом Приходько, но ничего не увидел. На Друянова тот не отреагировал, лишь пожал плечами и уверенно сказал:
– Вам виднее. Только потом вспомните мои слова. Проходимцем был покойничек. У меня на таких глаз точный.
– Ну ладно. Спасибо, и извините за беспокойство, – Виктор встал, давая понять, что разговор окончен. – Понимаю, неприятно. Но... – Виктор развел руками.
– Понятно, – перебил Приходько, – отдыхайте, веселитесь, но из города пока не выезжайте. Так?
– Потерпите пару дней, Иван Николаевич. Потом – куда угодно, – ответил Виктор.
Приходько ушел.
Виктор из окна смотрел, как он переходит улицу.
В первом часу ночи в кабинет вошел майор Краснов с двумя постовыми милиционерами. Майор командовал наружной службой, и Виктор вчера попросил у него двух человек. Виктор решил выбраться на день из кабинета. Посмотреть, так сказать, на происходящее своими глазами.
– Людей не хватает, Виктор, но тебе я выделил лучших, – майор показал на своих спутников. – Знакомься.
Старшина, флегматичный толстяк лет пятидесяти, пожимая руку, смотрел куда-то в ухо Виктору маленькими сонными глазками.
– Сергей Сергеевич, ветеран, чуть ли не основатель нашей милиции, – представил его майор.
Вторым был парнишка лет восемнадцати. Когда майор назвал его по фамилии, он вытянулся в струнку. Парнишка был подстрижен под машинку, отчего уши торчали огромными лопухами. Форменное обмундирование на его тщедушной фигуре болталось свободно, еще более подчеркивая худобу.
– Анатолий, – сказал майор и посмотрел на Виктора так, будто призывал вместе полюбоваться красавцем. – Анатолий Мухов. Его должны призвать в армию, но оставили на год. Вот он и решил за это время навести в родном городе образцовый порядок.
Майор улыбнулся в ответ на иронический взгляд Виктора и сказал:
– Забирай моих героев и действуй. Уверен, что останешься доволен, – и ушел.
– Главное, – подражая начальству, говорил Виктор тихим ровным голосом, – чтобы вы утром были одеты как можно неприметнее. Задачи объясню на месте. Встречаемся в шесть утра у ларька напротив «Приморской». Вот, собственно, и все.
Шифротелеграмма. МОСКВА. УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК. ОБСТАНОВКА ОСЛОЖНИЛАСЬ. У ПРЕСТУПНИКА ПОЯВИЛСЯ ПАРТНЕР.
Глава 4
Шахов, Приходько и Друянов отдыхают
Улица шумела беззаботными голосами. Бархатный сезон был в разгаре.
Друянов завтракал в открытом кафе, положив перед собой газету, но больше смотрел на улицу, порой тыча вилкой мимо тарелки. Неожиданно он встал, отодвинул тарелку с недоеденной яичницей и, наталкиваясь на стулья, пошел к выходу.
По другой стороне улицы шел Шахов. Был он, как все, с полотенцем и сумкой, и шел, как большинство отдыхающих, к морю.
Друянов завернул за угол кафе и появился оттуда только после того, как Шахов отошел на значительное расстояние. Тогда Друянов двинулся за ним следом.
На пляже Друянов расположился неподалеку от Шахова, сразу попавшего в большую компанию молодежи, которую он развлекал гитарой и песнями. Вскоре к шумной группе, в центре которой восседал Шахов, подошел человек в обвислой соломенной шляпе. Это был мужчина лет сорока, с длинным бесцветным лицом. Вернее, все на этом лице – брови, ресницы, глаза, рот, длинные полубаки, видневшиеся из-под шляпы, – было серо-желтого цвета, словно присыпанное пылью. Рубашкой с длинными рукавами и темными брюками мужчина контрастно выделялся среди голых обитателей пляжа. Он постоял немного, как бы прислушиваясь к гитаре, потом медленно пошел вдоль берега.
