стала бы этого делать, но сквозь слезы плохо различались буквы, а ей нужно было видеть каждую. Игрек не написал, что она бездарь! Он написал, что сожалеет, что так поздно открыл почту…
«В этом стихотворении есть все, что, на мой взгляд, отличает хорошие стихи от плохих, – продолжал Игрек. – Порыв, подлинность чувств, неожиданный финал. Единственное, к чему я мог бы придраться, это к технике письма. К самим рифмам, если быть наиболее точным. Но поскольку это ваш (твой?) первый опыт…»
– «Твой», конечно, «твой»! Называй меня на «ты», Игрек! – вслух попросила Галя.
И снова ее глаза забегали по строчкам.
«… Разговор о технике письма я считаю более чем преждевременным. И опять ругаю себя за то, что заикнулся о каких-то рифмах.
Тебе обязательно надо писать, Галя! И чем больше, тем лучше. Я уже слышу твои возражения, дескать, творческий процесс неуправляем, и вдохновение – вещь капризная, никогда не знаешь, когда оно тебя посетит…»
Вообще-то Галя, читая эти строчки, ничего такого про вдохновение не думала. Но если Игрек считает, что она должна так думать, что ж, она готова…
«Но, знаешь, вот я уже пять лет пишу и стихи, и прозу и понял, что это не совсем так. (Насчет вдохновения и процесса.) Очень даже хорошо он управляем, творческий процесс! Но понимание таких вещей приходит с опытом. А еще очень важно, чтобы тебя окружали люди, которым и ты, и все, что ты делаешь и пишешь, не безразлично. Мне с такими людьми повезло. (Об этом, кажется, написано в моем письме на сайте.) Всей душой желаю, чтобы у тебя тоже появились настоящие, близкие тебе по духу друзья. Хотя бы один…»
Прочитав эти слова – «хотя бы один», Снегирева почувствовала, как внутри что-то оборвалось, а потом сладко защемило. Ощущение было настолько неожиданным и приятным, что Галя даже на секунду отвела взгляд от монитора и посмотрела в окно.
Там, за окном, кружили две огромные птицы. Это были вороны. Одна, как показалось Гале, пыталась догнать другую. Но даже эти прозаические и совсем неромантичные птицы и их совершенно лишенный грациозности полет показались девушке такими необыкновенно красивыми, что она даже вздохнула, подперев кулаком щеку. Засмотревшись на птиц, Галя не заметила, как предалась мечтам.
…И вот уже не пара серых ворон виделась ей за окном, а она сама, летящая по весеннему небу в легком голубом, под цвет облаков, платье, а за ней (она знала это, хоть и не оглядывалась) парил Игрек. Почему-то в ее фантазиях он был одет в обычный спортивный костюм, а к обеим его ногам были привязаны огромные гири, которые тянули его вниз. Галя же смеялась и кричала, не оборачиваясь:
«Да отвяжи ты их! Полетели!»
«Я не могу, – грустно отзывался Игрек. – Лети одна. Нам все равно не по пути».
И тут она обернулась. И первое, что ее поразило, были его глаза – огромные, влажные и блестящие… А главное, они были такие добрые, что, казалось, могли понять и простить всех людей на свете, даже злодеев и убийц. Такие глаза Галина только на иконах видела. Цвета они были темно-коричневого и казались бархатными, а ресницы – черные и густые-прегустые. В общем, чудо какое-то, а не глаза!…
Галина вздрогнула, перевела взгляд на монитор и вернулась мыслями к письму.
«Хотя бы один, – прочитала она снова. – Только не подумай, что я намекаю на себя. Со мной все обстоит совсем не просто. Не пугайся. Надеюсь, скоро ты поймешь, что я имею в виду.
Да! Как же я мог забыть?! Ну вот, а кто-то еще говорит, что я не болван! Ты же хотела знать мое настоящее имя! Меня зовут Игорь. Теперь ты, наверное, понимаешь, откуда взялся этот
Возможно, я сейчас очень сильно тебя удивлю, но, прочитав твое письмо и стихотворение, я очень захотел с тобой познакомиться. Увидеть тебя… Хочу этого ужасно и одновременно так же ужасно боюсь. А если это когда-нибудь случится, ты поймешь почему… Все, об этом больше ни слова! На всякий случай посылаю тебе свой телефон. Жду твоих новых стихов. И не вздумай прекращать писать! Поверь в себя!»
Далее шел номер телефона и подпись: «Игорь».
6
Встревоженная и счастливая, Галя кинулась, опрокинув стул, к телефону. Она даже не вышла из Интернета, хотя обычно, едва получив письмо, разъединялась, чтобы спокойно, уже не спеша, его прочитать. Но теперь она не думала ни о том, сколько уже бесполезно потрачено времени в сети, ни сколько еще его уйдет. Галя уже набирала телефон Игоря. Она только один раз пробежалась глазами по цифрам, которые были указаны в письме, но уже наизусть помнила их. И знала, что запомнила этот телефон на всю жизнь.
Вообще-то она очень плохо запоминала цифры, помнила только рабочие телефоны родителей… Хотя чьи еще телефоны ей помнить? Даже записная книжка служила ей для рисунков, изображающих профили сказочных принцесс вперемешку с розочками, а с недавнего времени в ней еще появились и перечеркнутые, неразборчивые, корявые и как будто спешащие куда-то строчки. То были самые сокровенные Галины мысли и оборванные строки будущих стихов. Но о том, что этим строчкам суждено скоро сложиться в строфы, а затем и в целые стихотворения, не знал пока никто, даже сама Галя…
Ей осталось нажать на последнюю кнопку. «Даже не верится, – думала девушка. – Через несколько секунд я услышу его голос. А вдруг Игоря не окажется дома и к телефону подойдет его папа или мама, сестра, брат, тетя? Да мало ли кто может поднять трубку! Господи, хоть бы он был дома и подошел к телефону сам!»
Дальше произошло то, чего она совсем не ожидала от самой себя: медленно нажала на рычаг, так и не набрав последней цифры… И даже немного испугалась этого. Но вместо того чтобы снова набрать семь заветных цифр, Галя встала и зачем-то отправилась на кухню. Автоматически поставила на плиту чайник, потом, так и не дождавшись, пока тот закипит, выключила газ и снова пошла к телефону. Теперь каждая цифра давалась ей с трудом, и совсем другие, на этот раз тревожные мысли навалились вдруг на Галю, и сердце билось в груди с какой-то особой, неведомой ранее тревогой… Но когда Галя услышала наконец длинные гудки, она едва сдержала себя, чтобы снова не бросить трубку.
Дело было не в том, что она не знала, о чем говорить с незнакомым человеком. Как ни странно, Игорь был ей ближе, чем многие люди, с которыми она общалась уже довольно давно. Внезапно Галина поняла, откуда взялась эта безотчетная тревога и чем она вызвана. Письмом. Было в нем что-то такое странное… То ли намек какой-то, то ли что-то еще, чему девушка, как ни силилась, никак не могла подобрать определение. И именно этот таинственный намек на что-то не совсем, как ей казалось, хорошее, и оставил в душе у Гали дурное предчувствие, какой-то неприятный осадок.
«Четыре, пять, шесть, – про себя считала гудки Галя. – Дома нет никого, наверное, – с каким-то даже облегчением подумала она. – Ну, ничего, я обязательно позвоню ему завтра… или послезавтра…»
– Алло, – услышала она в тот самый момент, когда уже собралась повесить трубку.
– З-здраствуй… те, я… – Гале было трудно говорить, потому что начинать всегда не просто. – Я хотела бы поговорить с Игорем.
На самом же деле она почему-то совершенно не сомневалась в том, что говорит именно с ним.
– Здравствуйте, это я, – отозвались на том конце провода.
– Игорь, вы? – вырвалось у нее то ли радостно, то ли испуганно. – Я… Ну, в общем, меня зовут Галя… Я присылала, в смысле, я получила письмо… И ты, в смысле, вы…
– Ты, – перебил Игорь ее сбивчивую, быструю, но вместе с тем очень робкую речь. – Здравствуй, Галя. Давай будем на «ты». Ты как, не против? – И сразу, без паузы, не дождавшись ответа: – Я рад, что ты позвонила, я очень ждал твоего звонка.
У него был удивительный голос: низкий, спокойный… Вернее, даже не спокойный, а какой-то успокаивающий. Говорил он тихо и не спеша. Сразу же Галя представила себе лицо Игоря и опять, как тогда, когда читала его письмо, увидела его глаза, улыбку – очень добрую и искреннюю, но почему-то печальную.
«Нет, – подумала она, – этот голос не может принадлежать некрасивому человеку. Но даже если я ошибаюсь, если даже он совсем-совсем невзрачный… Заморыш какой-нибудь… Какой бы он ни был – богатый, бедный, толстый, худой, низкий, высокий, пусть даже горбатый, я все равно полюблю его. Я уже его люблю!»
– Я получила твое письмо, ну… мне очень приятно, что тебе понравилось мое стихотворение… Если, конечно, оно правда тебе понравилось…
– Если б это было не так, поверь, я не стал бы тебя обманывать. Ведь ты была со мной откровенна. И я с тобой тоже, – спокойно, но убедительно произнес Игорь. – Знаешь, Галь, мне бы хотелось с тобой встретиться, но…
– Ну так давай! – перебила она. – Я свободна, в любое…
– Нет, нет, извини, – в свою очередь не дослушал Галю Игорь. И добавил, причем довольно резко добавил: – К сожалению, это невозможно.
– Но почему? – Она понимала, что ведет себя несдержанно, может быть, даже неприлично… Но ничего с собой поделать не могла.
– Это долго рассказывать, – последовал ответ.
И Гале показалось, что она будто бы увидела, как Игорь болезненно морщится, произнося эти слова.
– Прости, ты, наверное, занят, – с еле уловимой обидой в голосе сказала Галя.
– Нет, дело совсем не в том… Понимаешь…
Казалось, Игорь и сам был уже не рад, что заикнулся о встрече. Но Галина, неожиданно даже для себя самой, проявила завидную настойчивость.
– А в чем же тогда? – Голос ее звучал резко, почти агрессивно.
– Галь, я… В общем, я… Ну, хорошо, – внезапно уступил Игорь и повторил: – Ну, хорошо. Когда тебе удобно?
Его согласие и последовавший за ним вопрос прозвучали так внезапно и странно, что Галю это даже немного напугало и смутило. Все выглядело так, будто бы Игорь сдался вопреки своему желанию, не устояв перед ее грубым натиском.
– Ну, давай завтра, – нерешительно сказала она. – Смотри, если ты не можешь или не хочешь… Я вообще-то не навязываюсь.
– Да нет, нет! Я хочу, – поспешно заверил Игорь, потом почему-то извинился и спросил: – Завтра? Во сколько?
– До двух я в школе… Давай часа в четыре. Тут рядом с моим домом кафе классное есть, «Два клона» называется, можем туда пойти. Народу там мало… Ну и вообще…
– Я не могу… Извини… Давай встретимся у меня дома.
– Ну давай, – окончательно стушевавшись, согласилась Снегирева. – Только почему бы нам не встретиться в кафе или…
– Галь! – с какими-то просительными и даже жалобными интонациями в голосе перебил Игорь. – Я очень тебя прошу, не спрашивай пока ни о чем. Ты сама
