Прости, Галь, прости, пожалуйста, не надо отвечать.

– А почему ты спрашиваешь? – Галя как будто не услышала его последних слов.

– Я… я не знаю… ну просто… понимаешь… мне очень стыдно перед тобой. – Игорь протянул к столу руку и схватил – именно схватил, а не взял – прозрачную, с синим колпачком ручку. Потом он сосредоточенно, будто в этот момент для него ничего важней этой шариковой ручки не существовало, начал вертеть ее в руках, пристально вглядываться, снимать и снова надевать колпачок.

– Не извиняйся. – Галя решительно не знала, какие слова следует произносить в таких случаях. Ответить честно? Соврать? Промолчать? – Я очень люблю своих маму, папу и бабушку…

Галя зачем-то посмотрела на часы.

– Спешишь? – вскинул голову Игорь.

– Нет… Просто уже восемь, а значит, мои любимые мама и папа уже пришли с работы, – попыталась отшутиться Галя.

Но Игорь так серьезно посмотрел на нее, что девушка невольно поежилась. На его лице не было и тени улыбки. Потом он подъехал к столу и на первом подвернувшемся под руку клочке бумаги принялся вдруг нервно чертить какие-то линии.

– Знаешь, вообще-то мне, наверное, действительно пора, – сказала она, потому что почувствовала, что это именно те слова, которые должны сейчас прозвучать.

– Пойдем, я провожу тебя, – не стал задерживать ее Игорь, бросил на стол ручку, развернулся и быстро поехал к двери.

Галя встала с дивана и собралась было проследовать за Игорем, но тут будто бы какая-то неведомая сила заставила ее вернуться и подойти к столу. Она точно знала, зачем подошла сюда. Среди всех разбросанных на столе листов бумаги взгляд ее цепко выхватил тот самый клочок, на котором чертил свои нервные линии Игорь. Из них, из этих тонких линий, было крупными и какими-то асимметричными буквами сложено одно короткое слово: ГАЛЯ.

– Ну, ты идешь? – раздался из прихожей голос Игоря.

– Да, да! – Галя поспешно набросила на плечо сумку.

Уже в куртке и сапогах стояла она на лестничной клетке. Игорь сидел, широко распахнув входную дверь.

– Холодно, простудишься, – сказала она. И не потому сказала, чтобы что-то сказать, а потому, что и правда с беспокойством подумала в эту минуту, что Игорь может простудиться.

– Да нет, не беспокойся, – улыбнулся Игорь.

– Знаешь, мне почему-то кажется, что сегодня ты напишешь еще одно стихотворение, – сказал он, взявшись за дверную ручку. – Вот попробуй, настройся. Представь себя антенной приемника. А может, и настраиваться не придется.

– Нет, нет, – Галя испуганно замахала руками. – Мне сочинение надо писать, да и физику учить, пару исправлять. Сегодня точно со стихами ничего не выйдет.

– Да, физику и мне надо выучить, ко мне завтра физичка придет. – Игорь горестно вздохнул.

– А к тебе что, все учителя домой приходят? – Галя опять почувствовала всю нелепость своего вопроса.

В ответ Игорь кивнул, да и только.

– Ну ладно, пойду… – Галя нажала кнопку лифта.

– Пока. – Игорь махнул рукой. – Но если все-таки напишешь сегодня стихотворение, пришли по e-mail.

– Хорошо.

Галя уже стояла в лифте, а Игорь все сидел за настежь распахнутой дверью.

Пространство лестничной площадки постепенно стало сужаться в ее глазах, створки лифта неотвратимо ползли друг другу навстречу. Еще мгновение, и останется лишь щель. Больше всего Гале хотелось сейчас вставить ногу между дверцами, чтобы те, оттолкнувшись от ее сапога, разъехались снова. Но двери сомкнулись, и лифт медленно, как черепаха, пополз вниз, увозя немного грустную, но все-таки счастливую девушку.

11

Срывая одежды, припудренность дня,Ты пальцами ночью напишешь меня.Я буду послушной, я глаз не сомкну,Я сяду поближе к луне и к окну.Пусть руки родные коснутся холста,И линия выйдет, как космос, проста.И звездные краски, и месяца светПрольются, разбрызгиваясь, на портрет.Рисуй меня ночью, во тьме и тиши,На ощупь меня нарисуй, напиши…

Таким вот получилось стихотворение, которое Галя Снегирева назвала «Рисуй меня ночью». Кроме него в эту ночь она написала еще два стихотворения! И когда писала их, то знала почти наверняка, что Игорь сейчас тоже не спит и дописывает тот портрет, который девушка называла про себя «своим». Она так и думала, именно такими словами: «Сейчас он дописывает мой портрет».

А потом начала читать стихи Игоря… В той распечатке их оказалось десять, и все десять Галя перечитала по многу раз и в конце концов даже выучила наизусть. Ей казалось, что в каждом стихотворении Игорь разговаривает с ней, именно к ней обращается, спорит, хочет в чем-то ее убедить. Хотя Галя понимала, конечно, что на самом деле это не так. Ведь когда Игорь писал эти стихи, он даже не подозревал о ее существовании.

Стихи были замечательными, пронзительными и искренними. Каждая строчка доставала до самого сердца, хотя Галя почувствовала в них и некоторую жесткость… Они совсем не были похожи на ее собственные. И все-таки существовала между ее стихами и стихами Игоря некая неуловимая связь. Но в чем именно она состояла, девушка, как ни старалась, так и не смогла сформулировать. Хотя, если честно, не очень-то ей это было нужно – формулировать. Достаточно того, что Галя ощущала эту связь так отчетливо, как, например, то, что за окном сейчас ночь, вернее, уже утро, а ни к сочинению, ни к физике она даже не приступала.

Будильник, как и положено, прозвонил в половине восьмого. От неожиданности Галя так и подскочила на стуле. О том, чтобы собираться в школу, и речи быть не могло. Вскоре поднялись родители. Галя слышала, как мама пошла в ванную, а папа включил на кухне приемник.

Она быстро переоделась в пижаму, постаралась изобразить заспанную физиономию и, дождавшись, когда в ванной перестанет литься вода, вышла из своей комнаты.

– Мам… – стараясь придать своему голосу болезненной хрипотцы, просипела она. – Я, кажется, заболела… Глотать больно и голова ужасно болит…

Марина Николаевна тревожно сдвинула брови:

– Дай-ка я твой лоб пощупаю.

Галя с готовностью подняла голову, подставляя маме свой, увы, нисколечко не горячий лоб.

– Да нет, – с облегчением выдохнула Марина Николаевна. – Температуры вроде нет…

– К вечеру точно поднимется, – со вздохом заметила Галя. – Я чувствую…

– Ну, ладно, – Марина Николаевна строго посмотрела на дочь. – Сегодня оставайся дома, один день посмотрим. А завтра, если разболеешься, вызовем врача.

Услышав приговор, Галя чуть не закричала от радости. Целый день она будет одна, сможет снова и снова перечитывать стихи Игоря, каждый раз находя какие-то новые грани, скрытый от нее ранее смысл и интонации. А главное, что никто, никто ей не будет мешать! Впрочем, получать вторую подряд пару по физике и объяснять Люстре, почему она не написала сочинение, Снегиревой тоже совсем не улыбалось. Поэтому спонтанно возникший план не идти в школу и прикинуться больной устраивал ее во всех отношениях.

«Хорошо бы еще позвонить Тополян! – подумала вдруг Галя. – Было бы классно, если б Света вместо школы пришла ко мне».

Гале очень захотелось прочитать кому-нибудь написанные ночью стихи и поделиться тем, что произошло с ней вчера. А Света Тополян была единственным человеком, кому бы Галя могла доверить эти две тайны. Во-первых, Света тогда в «Клонах» была с ней откровенна, а во-вторых, с той самой минуты, как Галя рассказала ей про Игоря, она стала относиться к ней, как к близкой подруге, с которой можно говорить обо всем на свете, даже о самых сокровенных вещах.

Однако, поразмыслив здраво, Галя решила не звонить сейчас Свете (тем более, как она станет с ней разговаривать о таких вещах, когда родители еще не ушли на работу?), а дождаться, пока та вернется из школы, и уже тогда спокойно договориться о встрече. Тем более что родители Снегиревой обычно раньше восьми часов с работы не возвращались.

Но жизнь, как это часто случается, внесла в планы девушки свои коррективы. Гале не удалось снова раствориться в стихах Игоря, потому что едва за родителями закрылась дверь, она почувствовала, что если сейчас же не ляжет спать и не поспит хотя бы полчасика, то просто умрет. Но проспала Снегирева не полчасика, и даже не часик, и не два. Она проснулась в половине четвертого. Причем не сама по себе проснулась, а от телефонного звонка.

– Привет! – бодро поздоровалась трубка голосом Тополян.

Гале потребовалась целая минута, прежде чем она окончательно сбросила с себя остатки сна.

– Ты чего в школе-то не была? – спросила Тополян, так и не дождавшись ответа на свой привет.

– Свет, слушай! Сейчас который час? – уже почти нормальным голосом отозвалась наконец Снегирева.

– Около четырех, а что, у тебя часов в доме нету, что ли? – удивилась Тополян.

– Ничего себе! – выдохнула Галя. – Слушай, а ты сейчас очень занята?

– Да вообще-то нет, – все больше удивлялась Света. – Я вообще-то свободна. А что?

– А ты не смогла бы ко мне забежать? – Галя почти не сомневалась в ответе Тополян.

И та не обманула ее ожиданий:

– Зайду, конечно… Но у тебя точно ничего не случилось?

– Да не случилось у меня ничего! Вернее, случилось! – радостно затараторила в трубку Галя. – Столько всего случилось за эти сутки, что ты себе не представляешь! Приходи поскорее, ладно?

– Считай, что я уже у тебя! – энергично заверила ее Тополян и положила трубку.

И действительно, не прошло и пятнадцати минут, как в прихожей раздался настойчивый звонок.

– Ну, рассказывай! – Тополян, не поздоровавшись, скинула куртку, бросила ее на тумбочку для обуви и прямо в сапогах по-хозяйски двинула на кухню. – Слушай, чаем не угостишь? А то я не успела дома…

– Свет, помнишь, я тебе про мальчика рассказывала, с которым мы в Нете переписывались. – Галя говорила, наливая подруге чай и повернувшись к ней спиной, но она точно знала и чувствовала, что сейчас Света сверлит ее нетерпеливым, любопытным взглядом.

Вы читаете Рисуй меня ночью
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×