изучал физику хроноколебаний, но его все больше привлекал «побочный продукт эксперимента» — так он радостно именовал возникающий у них бред. Они все больше отдавались сладкому дурману, попеременно то микростарея, то микромолодея. Наступил момент, когда порождение галлюцинаций стало главной целью эксперимента, а его «побочным продуктом» физический смысл процесса.
Павел все усиливал размах хроноколебаний, ему хотелось побольше вторгаться в будущее, подальше уноситься в прошлое. Я говорил ему, что может появиться неконтролируемый автоматизм в колебательном процессе.
Он успокаивал меня. До автоколебаний не дойдет: стабилизаторы надежно ведут процесс. Оба они, как на качелях, раскачивались между прошлым и будущим. Однажды мне показалось, что наступает автоколебание, и я прервал процесс. Вы знаете, что происходит, когда наркомана насильно выводят из транса? Павел не постеснялся в выражениях. Мне пришлось напомнить, кто руководит лабораторией, а кто подчиняется. С той минуты, между нами пробежала черная кошка. Он вбил себе в голову, что я отвращаю их от возможности новых открытий. А я при каждом опыте думал, как обезопасить Павла и Жанну от неудачи. Под неудачей я понимал тяжелое нервное потрясение, мысль о физической катастрофе мне не являлась.
Катастрофа произошла, когда я отсутствовал в лаборатории. Мы с Чарли обсуждали доклад в Академию наук. Взрыв на энергоскладе разнесся по всей Урании.
Энергосклад превратился в бушующий вулкан пылающей дымной воды. Вода, ставшая огнем и дымом, — такой картины до нас еще не наблюдал никто. Я воскликнул в ужасе: «Чарли, это же невозможно, в мире не существует физических причин, вызывающих взрыв сгущенной воды!» Чарли иногда соображает с такой быстротой, что рождающиеся в нем идеи сверкают как озарения. Он мигом ответил на мое восклицание: «Эдик, а если атомное время сгущенной воды возвратилось к тому моменту, когда она была простой водой! Неужели твои стабилизаторы времени отказали?» — «Проверю, потом доложу тебе», — быстро сказал я и умчался.
Чарли остался у огненного водяного вулкана, а я бежал изо всей силы. Я уже понимал, что Павел воспользовался моим отсутствием и самостоятельно запустил хроноколебания. Вероятно, чтобы не терять времени, он даже не вызывал к себе Жанну, только позвонил, чтобы она уединилась в своей лаборатории: психодиполь их душ был так прочен, что на него почти не влияло небольшое отдаление.
Я ворвался в лабораторию, когда Павел, извиваясь, подползал к командному аппарату. Он из последних сил старался подняться, чтобы перекрыть процесс, но судороги бросали его на пол. Я кинулся его поднимать, он оттолкнул меня. Он шептал, выбрасывая из себя слова, как застрявшие в горле комья: «Жанна!.. Спасай!.. Автоколебание!.. Эдик!.. Я держу!..»
Он как бы выкрикивал из себя просьбы, а я лихорадочно пытался отрегулировать процесс. Автоколебание, ставшее неподконтрольным, нельзя просто отключить — это могло создать такой разрыв связи времен, что оба полюса диполя — Жанна с Павлом — неминуемо бы погибли. И еще тогда, пытаясь синхронизировать трансформатор времени с автоколебаниями психодиполя, я со всей остротой ощутил, как далеко пошел Павел в попытке спасти Жанну. Он не прерывал автоколебания, как мне показалось, а тормозил бешеную пляску времени, он сжигал себя, чтобы не дать разновременью истерзать Жанну. Он исступленно бросил свою жизнь на гибель, чтобы отвратить гибель от Жанны. Он продолжал извиваться на полу, но не дал себе и миллисекунды передышки, а мог бы. Он не только жертвовал собой, он и отчаянно боролся за то, чтобы дьяволы разновременья не отвергли его жертвы.
Синхронизация удалась, и я остановил процесс. Павел вытянулся и замер. Я вызвал врача и наклонился над Павлом. Он шептал: «Эдик… Прости… Хочу сказать…» — «Молчи! — приказал я. — Знаю все! Ты запустил хроноколебания на полную амплитуду. Процесс вырвался на автоколебательный режим. Ты пытался удержать собой пульсирующее время. Теперь успокойся. Жанне больше ничего не грозит. А тебе придется долго лечиться, очень долго, Павел». — «Спасибо… — шептал он, впадая в беспамятство. — Теперь… умереть…»
Он умер на моих руках. Явившемуся врачу оставалось лишь официально установить прекращение жизни.
Вы знаете медицинское заключение, Рой. Вскрытие показало ожог нервных клеток. Медики отнесли причины смерти к очередным загадкам жизни на Урании. Но могу вам сказать, что тот же Павел заранее очень точно рассчитал картину гибели организма, когда одни его клетки слишком прорываются в будущее, а другие отодвигаются в прошлое. Настоящее время — всегда время господствующее. При разновременье иерархическое взаимодействие клеток превращается в анархию. Клетки, живые в настоящем, пожирают клетки-рудименты, энергично противодействуют клеткам, материализующимся из будущего. «Будет впечатление, что организм сжигает себя! — посмеиваясь, говорил Павел и добавлял: — При очень большом разновременье, естественно. И достаточно долгом!» В своем наркотическом трансе он не понял, что создает в себе и едва не создал в Жанне именно такое гибельно большое и долгое разновременье.
— Вы ничего об этом не говорили следственной комиссии, Эдуард?
— Ни комиссии, ни Чарли. Даже Жанна не знает всей правды о гибели Павла.
— Такое ваше поведение имеет смысл только в одном случае: если вы и после гибели Павла Ковальского продолжаете тайно работы, вызвавшие его гибель.
— Совершенно верно. Я без Павла продолжаю исследования, вызвавшие его гибель.
— С возможностью столь же трагическою конца?
— С неизбежностью столь же трагического конца.
Рой долго глядел на меня. Мне показалось, он растерялся: как держаться? Высказать возмущение? Показать сочувствие? Он наконец сказал:
— Вы по-прежнему присваиваете себе индивидуальное право на опасный поиск? Вы считаете морально обоснованным продолжение неразрешенных исследований?
— Они прежде всего незавершенные, Рой.
— Они прежде всего неразрешенные, Эдуард.
— Выслушайте меня до конца, Рой.
— Именно этого и хочу, Эдуард.
— После гибели Павла, — говорил я Рою, — у меня была — одна мысль — немедленно прекратить биологические хроноэксперименты. И хоть я горевал о потере друга, но было и утешение: его гипнотическая власть надо мной кончилась, я мог поставить крест на его исследованиях. Но как отнесется к этому Жанна? Она не только любила мужа обычной женской любовью — с таким затруднением я бы не посчитался: мало ли женщин теряют своих мужей, не она первая, не она последняя! Но она боготворила Павла как хронофизика. Она могла счесть своим долгом завершить то, что он не успел. Я наметил, как держаться, если Жанна потребует продолжения исследований. Объявлю Чарли, чем мы втайне занимались, попрошу официального благословения на хроноизыскания, получу строжайший отказ и взыскание за научное самоуправство — и с претензиями Жанны будет покончено.
Так я намеревался действовать. Но вышло совсем по-другому.
Вы понимаете, Рой, первейшей задачей было установить, как подействовала на здоровье Жанны гибель мужа. Она объяснила, что во время опыта с ней ничего необычного не произошло, она просто вдруг ослабела и прилегла, потом потеряла сознание, пришла в себя лишь после взрыва на энергоскладе. Я сам отвел ее к врачам — в те первые дни после катастрофы она, измученная, лишенная воли, покорно выполняла все мои требования. Осмотр показал, что, кроме большого нервного, истощения, других недомоганий нет. Врачи уверили, что выздоровление гарантировано, но потребует времени.
Времени у нас довольно — так я легкомысленно посчитал. И снова удивился гению Павла. Даже погибая, он ясно понимал, как спасти Жанну, — собственная гибель была лишь сознательным элементом расчета. Чтобы не дать хроноколебаниям разорвать жизненную синхронность в Жанне, он всей силой воли, всей мощью трансформатора времени фиксировал клетки своего мозга в том будущем, куда их выбросило автоколебанием. Возможно, он заранее предвидел и такой путь спасения Жанны при катастрофе — он был мастер на предвидения и расчеты. Чем глубже я вникал в трагедию, тем больше потрясала меня сила его любви к Жанне.
И вот, рассматривая кривые хроноэкспериментов, я вдруг обнаружил собственную ошибку. В дикой спешке я разорвал процесс не в точке равновесия, как мне показалось, а чуть в стороне от нее. Для Павла это не имело значения, — он уже и в тот момент был недоступен спасению. Но положение Жанны
