Сразу же после своего назначения Вознесенский начал реорганизацию статистического аппарата и попытался создать новую, децентрализованную систему найма рабочей силы. Он поставил вопрос о децентрализации системы управления (бывший наркомат тяжелой промышленности распадался на 17 отдельных наркоматов) и о придании большей независимости предприятиям. Однако руководство, опасаясь еще больше расшатать и так сильно ослабленную чистками систему управления экономикой перед лицом растущей угрозы международного конфликта, затормозило робкие попытки реформ.
В начале 1938 г. были предприняты и некоторые действия по исправлению политической ситуации с целью предотвращения полного беспорядка в стране. Пленум ЦК партии, проходивший с II по 20 января, принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально–бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Это «исправление» не означало, однако, прекращения репрессий. Новая кампания носила двойственный характер. С одной стороны, направленная против кляузников, карьеристов — этих «скрывающихся врагов», создававших атмосферу недоверия в партии, обвиняя честных коммунистов в недостатке бдительности и в сношениях с врагами, с другой стороны, она ударила по части сотрудников НКВД, прокуратуры и судебных органов, возложив на них ответственность за «ошибки», допущенные в 1937 г.
Именно в этой обстановке неуверенности и замешательства проходил со 2 по 13 марта 1938 г. третий Московский процесс. Как и во время предыдущих, обвиняемые (21 человек) представляли собой неоднородную группу лиц разных направлений. Среди них были известные в прошлом руководители большевистского движения — бывшие лидеры «правой оппозиции» Бухарин и Рыков, бывший троцкист Крестинский (все трое при Ленине — члены Политбюро) и известный деятель европейского революционного движения Раковский. Рядом с ними на скамье подсудимых находились четверо бывших наркомов, руководители Узбекистана Икрамов и Ходжаев, несколько врачей и… Ягода, бывший шеф НКВД и главный режиссер первого Московского процесса. Основные пункты обвинения также представляли большое разнообразие: убийство Кирова, отравление Куйбышева и Горького, заговор против Сталина и его ближайших сподвижников, саботаж в промышленности (бывший нарком) финансов якобы приказывал директорам предприятий выплачивать зарплату рабочим позже срока; бывший нарком земледелия отдавал приказания своим подчиненным истреблять крупный рогатый скот и т. п.), шпионаж в пользу Германии, Японии, Великобритании, Польши, разработка украинскими, белорусскими, (закавказскими и среднеазиатскими националистами при пособничестве вышеназванных государств планов расчленения Советского Союза.
Во время слушаний Крестинский, обвиненный в шпионаже в пользу Германии, предпринял попытку отказаться от своих предыдущих показаний. Бухарин, признавая за собой в принципе «общую ответственность», отрицал конкретные обвинения, в частности приписываемую ему неправдоподобную попытку покушения на Ленина в 1918 г. то, однако, не повлияло на общий ход процесса. Все обвиняемые подтвердили свои признания, которые снова, как и в предыдущих процессах, были единственным основанием для их осуждения. Процесс завершился вынесением смертного приговора восемнадцати обвиняемым; трое были приговорены к тюремному заключению.
Как и оба предыдущих, этот процесс преследовал несколько целей: прежде всего он должен был поддерживать в людях ощущение высокого драматизма переживаемого момента, необходимости борьбы с происками подпольной вражеской организации, уходящей корнями еще в дореволюционное прошлое, так как многие обвиняемые являлись в свое время «агентами царской охранки». В обширном обвинительном заключении Вышинский постарался надлежащим образом продемонстрировать массам, насколько ощутимо сказывались последствия. существования заговора на повседневной жизни советских людей. Он заявил: «В нашей стране, богатой всевозможными ресурсами, не могло и не может- быть такого положения, когда какой бы то ни было продукт оказывается в недостатке. Именно поэтому задачей всей этой вредительской организации было — добиться такого положения, чтобы то, что у нас имеется в избытке, сделать дефицитным… Теперь ясно, почему здесь и там у нас перебои, почему вдруг у нас при богатстве и изобилии продуктов нет того, нет другого, нет десятого».
Еще один важный урок процесса, скрытый от широкой публики, но совершенно очевидный для заинтересованных, заключался в том, что новое поколение партийных кадров не имело ничего общего с «осовремененным» образом врага. Враги как группа прежних оппозиционеров, агентов охранки, предателей, ведущих борьбу против партии на протяжении уже десятков лет, — определение, немыслимое еще несколькими годами ранее, накануне широкой кампании по переписыванию истории. Такая трактовка должна была успокоить недавних выдвиженцев, вступивших в партию в тридцатых годах. Серия предпринятых сразу же после процесса мер была направлена как раз на то, чтобы продемонстрировать новым работникам лояльное к ним отношение и стремление к некоторой стабилизации кадров как к необходимому условию любого экономического начинания.
В отличие от предыдущего этот процесс не явился сигналом к началу новой волны репрессий. Основная историческая цель его была достигнута: осуждение, окончательное и театрализованное, какое?то время в конце 20–х гг. представлявших альтернативу сталинизму идей Бухарина. Весьма символичным представлялся факт обвинения Бухарина, «любимца всей партии», «нашего Бухарчика» (по выражению Ленина) в тягчайшем из преступлений — попытке «отцеубийства». По словам генерального прокурора, Бухарин принимал непосредственное участие в контрреволюционном заговоре в июле 1918 г., который едва не стоил жизни Ленину, раненному тогда эсеровской террористкой Ф. Каплан. Осуждение Бухарина, а вместе с ним и того течения, которое он представлял, должно было узаконить перед лицом истории деятельность Сталина, способствовать признанию его как единственного продолжателя дела Ленина.
Чистки партии не прекратились с окончанием третьего Московского процесса. Однако признаки некоторого относительного послабления становились все более ощутимыми в течение 1938 г. Уменьшилось количество исключаемых из партии, и одновременно увеличился прием новых членов (более 500 тыс. в 1938 г.). Было освобождено некоторое количество заключенных. Тысячи офицеров, репрессированных в 1937 г., были возвращены в армию. В августе Ежов был назначен наркомом речного флота, что можно рассматривать как первый шаг к его постепенному отстранению от дел. 8 декабря в «Правде» появилось сообщение о том, что он «по собственной просьбе» был освобожден от исполнения обязанностей наркома внутренних дел и заменен на этом посту Берией. В последний раз Ежов упоминался в прессе 22 января 1939 г.
Наметившаяся тенденция к послаблению подтвердилась на ХVIII съезде партии, который проходил с 10 по 21 марта 1939 г., более чем через 5 лет после предыдущего. Новый состав съезда (из 1966 делегатов XVII съезда только 35 присутствовали на нынешнем) был способен лишь на то, чтобы петь дифирамбы Сталину, который остался теперь единственным из крупных деятелей поколения старых большевиков, то есть единственным, кто играл в партии важную роль еще со времени Октябрьской революции. На съезде не было ни обсуждений, ни споров, ни критики происшедшего за истекшие пять лет. Сталин позволил себе признать, что чистки 1933 — 1936 гг., в общем неизбежные и благотворно сказывающиеся на состоянии партии, сопровождались, однако, «многочисленными ошибками». Он заявил, что в новых чистках необходимости не возникло. Жданов всю ответственность за «ошибки» возложил на местные партийные органы. Съезд утвердил новую, более «демократичную» редакцию партийного устава. Условия приема и длительность кандидатского срока становились впредь едиными для всех и не зависели от социального происхождения вступающих. Жданов : вил, что прежняя дискриминация интеллигенции потеряла смысл, поскольку теперь это была интеллигенция совершенно особого типа — дети рабочих и крестьян, сами вчерашние рабочие и крестьяне, которые достигли командных высот. Новый устав узаконивал право на обжалование, а следовательно, и на восстановление в партии. Массовые чистки были осуждены. В то же время усиливалась централизация партийной структуры. Управление кадров ЦК партии должно было пристальнее следить за новыми назначениями, а Политбюро получало дополнительные преимущества по сравнению с остальными органами партийного управления (прежде всего с Центральным Комитетом). Съезд ввел в состав Политбюро Жданова и Хрущева, кандидатами в члены Политбюро — Берию и Шверника, а Маленков, осуществлявший чистку партии в Белоруссии, стал во главе управления кадров.
