А дома его ждал еще один сюрприз.
В квартире не было никаких следов разгрома. Все стояло и висело на своих обычных местах: люстры — на потолке, цветочные горшки — на подоконниках… И даже остывшая яичница лежала на сковородке.
Ну это был полный отпад!..
А как же Черная рука? Она что, не прилетала? А за кем Генка гонялся по всей квартире?.. Следовало немедленно сообщить обо всем майору Гвоздю.
Самокатов уже собрался связаться с майором по телепатической связи. Но тот сам с ним связался. По телефону.
— Геша?
— Да.
— Майор Гвоздь беспокоит. Я хотел узнать…
Генка возбужденно перебил:
— Петр Трофимыч, здесь ничего нет!
— Чего «ничего»? — не понял майор.
— Ну, все на месте… — И Самокатов объяснил ситуацию.
— Вот так номер, чтоб я помер, — сказал в трубку Гвоздь.
— Может, у нас была коллективная галлюцинация? — предположил Генка.
— У нас с тобой? — снова не понял майор.
— Да нет! У меня с Максом и Любкой. Они ведь тоже видели весь этот разгром.
— Не думаю, — подумав, ответил Гвоздь. — Это скорее похоже на серую магию.
— На какую еще «серую»? Бывает же только черная и белая… — Самокатов уже начинал понемногу разбираться в магиях.
— Нет, есть еще и серая, — сказал майор.
— А она хорошая или плохая?
— Так, серединка на половинку. Зла от нее особого нет. Но и добра особого не жди… Ладно, парень, с этим мы потом разберемся. Я вот чего звоню. Ты говорил, что, кроме Курочкиной, в твоих кошмарах присутствовали еще учительница с директором. Верно?..
— Верно. Нестерова с Купоросовым.
— А ты не помнишь, они как-нибудь друг друга называли?
— В смысле — по именам?
— Нет. В смысле — прозвища, клички…
— Да, называли! — вспомнил Генка свой самый первый кошмар. — Купоросов называл Нестерову Петлей, а она его — Бритвой…
— Вот так номер, чтоб я помер! — воскликнул Гвоздь и бросил трубку, оставив Самокатова в полном недоумении.
На улице между тем разразилась настоящая буря. Дождь хлестал как сумасшедший. Ветер бился в окна как припадочный.
Генка, чтобы хоть немного отвлечься от серо-бело-черных магий, включил телик. Но по всем каналам гоняли сплошную муру. Тогда Самокатов решил пойти на кухню и съесть утреннюю яичницу. Не пропадать же добру.
В эту минуту зазвонил телефон.
— Слушаю? — сказал в трубку Генка.
— Добрый день, Геннадий, — раздался в ответ женский голос. — Это Екатерина Васильевна.
— Какая Екатерина Васильевна? — дрогнувшим голосом спросил Самокатов, хотя отлично понял — какая. Та самая, что умерла.
— Нестерова… Ты готов?
— К-к ч-чему?
— К тому, чтобы исправить двойку по русскому.
Генка аж вспотел.
— Но… но вы же умерли.
— Да, я умерла, — подтвердила учительница. — Но мы ведь с тобой договорились. А я всегда держу свое слово.
Самокатов молчал, потрясенный.
— Сейчас я к тебе приду, — продолжала Нестерова. — Я тут неподалеку лежу. На Волковом кладбище. Ты меня слышишь, Геннадий?
Генка облизал пересохшие от волнения губы.
— Ага.
«Что же делать… что же делать…» — стучало у него в голове.
Наконец он нашелся:
— Екатерина Васильна, но ведь ваша оценка будет недействительна.
— Почему?
— Ну, вы же умерли. Все подумают, что я в дневнике за вас расписался.
Учительница рассмеялась дребезжащим смехом, от которого у Самокатова по спине побежали мурашки.
— Не беспокойся. Я поставлю оценку позавчерашним числом. Тогда я еще была жива.
— А… э… — Генка не знал, что сказать.
— До встречи, — попрощалась Нестерова и положила трубку.
Самокатов лихорадочно набрал номер Особого отдела. Блин! Занято!.. Только тут он вспомнил о телепатическом канале.
«Беркут, Беркут! — вышел Генка на телепатическую связь. — Я Сокол. Ответьте…»
«Я Беркут», — тотчас отозвался у него в голове майор Гвоздь.
«Началась чертовщина, — сообщил Самокатов. — Сейчас ко мне придет мертвая учительница».
«Не понял. Поясните».
Генка пояснил:
«Нестерова позавчера умерла. Вчера ее похоронили. Сегодня она мне звонила».
«Понял. Тяните резину».
Теперь не понял Самокатов:
«Какую резину?»
«Задержи ее как можно дольше, парень. Мы выезжаем».
И телепатическая связь прервалась.
Генка в волнении заходил по квартире. Он был, конечно, напуган. Но уже не до такой степени, как раньше. Человек ведь ко всему привыкает. Даже к кошмарам и ужасам.
И все же Самокатов содрогнулся, когда дверца стенного шкафа со скрипом отворилась и появилась мертвая Нестерова.
Впрочем, ничего в облике учительницы не указывало на то, что она мертвец. Одета Нестерова была как обычно, и лицо у нее было обычное, а не зеленое.
— Здравствуй, Геннадий.
— Здрасьте, Екатерина Васильна.
— Напомни, пожалуйста: за что я тебе поставила двойку?
— Я не смог сделать синтаксический разбор предложения.
— Тогда бери ручку, тетрадь… Пиши. — И Нестерова продиктовала: — «Отдай свое сердце».
У Самокатова перехватило дыхание. Но он написал.
— Я тебя слушаю, — сказала учительница, не спуская с Генки мертвых глаз.
«Тяни резину», — вспомнил Самокатов указания майора Гвоздя.
И начал тянуть:
— Сделать синтаксический разбор, да, Екатерина Васильна?
— Да.
— То есть разобрать по членам предложения?
