Майор Гвоздь, послав окурок в форточку, приступил к рекогносцировке Генкиной комнаты. Проще говоря — к осмотру.
— Так-с, — по ходу дела отдавал Гвоздь распоряжения. — Ты, Жора, займешь боевую позицию под столом.
— Слушаюсь, товарищ майор! — козырнул Кипятков.
— Ты, Максим, спрячешься под кровать. И чтоб даже носа оттуда не высовывал! Уразумел?
— Уразумел, Петр Трофимыч.
— Ты, Геша, понятное дело, ляжешь на кровать.
— А как ложиться — одетым или раздетым? — поинтересовался Самокатов.
— Конечно, раздетым. У Руки Смерти не должно возникнуть ни малейшего подозрения… Ну а ты, Люба, посиди в соседней комнате.
Крутая от возмущения даже жвачку жевать перестала.
— Почему это я — в соседней комнате?!
— А потому, дорогуша, — объяснил ей майор, — что на флоте существует примета: женщина на военном корабле — к несчастью.
— При чем тут военный корабль?
— А при том, что у нас в ФСБ тоже такая примета имеется. Женщин мы на боевые операции не берем. Чтобы они ничего не сглазили.
— Но мне же всего четырнадцать!
— Все равно можешь сглазить.
— Ну хоть в шелку-то можно посмотреть? — попросила Любка.
— В щелку можно, — милостиво разрешил ей Гвоздь.
— Петр Трофимыч, а вы куда спрячетесь? — спросил Генка, потому что прятаться майору было решительно некуда. Под кроватью — Горохов. Под столом — Кипятков. А в узкий шкаф круглый Гвоздь точно бы не поместился.
— А вот куда, — забрав у капитана сумку, сказал майор.
Ребята заулыбались, решив, что это шутка.
Но Гвоздь и не думал шутить. Поставив сумку на стол, он принялся вытаскивать из нее всякую всячину: морской бинокль, блок «Беломора», противотанковую гранату, авторучку, компас, два водяных автомата… Затем пошли исключительно съестные припасы: банка рыбных консервов, сгущенка, жареная курица, пакет лапши, майонез, масло, творог…
— У вас прямо бездонная сумочка, — хихикнула Любка.
— У сотрудника ФСБ во время боевой операции все должно быть под рукой, — наставительно сказал майор. — Никогда заранее не знаешь, что может пригодиться.
Наконец сумка опустела. Гвоздь поставил ее на пол и со словами: «фокус-покус» — залез внутрь, застегнув над головой замок-«молнию».
Самокатов, Горохов и Крутая были, конечно, поражены.
— Как это вы так ловко сложились, Петр Трофимыч? — спросили ребята, когда майор вылез из сумки.
Гвоздь с усмешкой подкрутил усы:
— Поживете с мое, орлы, еще и не так научитесь складываться.
Время между тем приближалось к полуночи.
— Ну что ж, сейчас закусим — и по местам, — объявил майор.
— Ой, а у меня ничего нет, — смутился Генка.
— Зато у меня есть. — Гвоздь кивнул на свои припасы.
— Хотите я вам что-нибудь приготовлю?! — предложила Крутая.
— А ты умеешь? — спросил у нее Кипятков.
— Еще бы. Пальчики оближете.
И Любка с ходу приготовила лапшу с курицей, рыбный салат с майонезом, сырники со сгущенкой… Словом, и в кулинарии Крутая оказалась крутой.
Все ели и пальчики облизывали. А Любка, раскрасневшись от хозяйственных забот, поминутно спрашивала:
— Кому еще добавочки?
Вскоре с едой было покончено.
— По местам, орлы, — приказал майор Гвоздь.
Все полезли кто куда. Макс — под кровать. Кипятков — под стол… Любка ушла в соседнюю комнату, чтоб не сглазить боевую операцию.
А Генка лег на кровать. На душе у него было тревожно. А что, если Рука Смерти успеет вцепиться ему в горло до того, как Гвоздь с Кипятковым начнут поливать ее из водяных автоматов? Самокатов нервно заворочался… Интересно, о чем там Горох под кроватью думает? Наверное, о том же.
Но Горохов думал совсем о другом.
— Самокат, — тихонько позвал он.
— А?
— А что такое любовь?
— Чего-чего? — переспросил Генка.
— Да я вот лежу и думаю: что ж такое любовь?
Самокатов, несмотря на свое тревожное состояние, пошутил:
— Это такая игра, Горох. Типа футбола.
— Нет, я серьезно. Ты вот как считаешь?
— Отвали, Макс. Мне сейчас не до фигни.
— Любовь не фигня, — сказал Горохов. — Любовь — это… любовь.
Генка свесил голову с кровати.
— Что это на тебя накатило?
Макс мечтательно вздохнул.
— Кажется, я влюбился, Самокат.
— Как влюбился?
— По-настоящему. Без всякой туфты.
— А в кого?
— В Любку Крутую.
— А с чего ты взял?
— Да я о ней постоянно думаю.
— Летит, летит! — послышался из-под стола взволнованный голос Кипяткова. С помощью портативного перископа капитан наблюдал оперативную обстановку за окном.
— Готовность номер один! — приказал из сумки майор Гвоздь.
— Есть готовность номер один, — откликнулся капитан. И тут же смущенно прибавил: — Виноват, товарищ майор. Это ворона летит.
— Отставить готовность номер один!
— Есть отставить!
— Внимательнее надо быть, Жора.
— Слушаюсь, товарищ майор.
…Прошел час, другой. Рука Смерти не появлялась.
«Может, сегодня и не прилетит», — с надеждой подумал Генка, лежа на кровати.
— Когда же она появится? — с досадой проговорил Горохов, лежа под кроватью.
— А что, если Нестерова нас обманула? — подал голос из-под стола капитан Кипятков.
— Спокойно, орлы, — ответил им из сумки майор Гвоздь. — Рука Смерти всегда прилетает к своим жертвам от полуночи до трех. В так называемое дьявольское время.
— А уже без одной минуты три, — сказала в дверную щелку Любка Крутая.
ДЗИНЬ-БРИНЬ-ДРИНЬ!.. — разлетелось вдребезги оконное стекло. И в комнату ворвалась Рука Смерти! Словно молния, она ударила Самокатова кулаком в челюсть, а затем сомкнула на его шее костлявые
