любопытства. Или потому, что держать мертвых собак и кошек стало бы модным. Из экономии наконец - кормить-то не надо. И какая-нибудь очередная ушибленная гламурностью «звезда», держа перед камерой своего мопса, щебетала бы: «Ой, Ричи у меня мертвенький, да-а-а... Такой лапусик!»
В небе летали бы мертвые птицы, а в реках плавали мертвые рыбы. И крокодилы. Которым, в их мертвом состоянии, совершенно пофигу были бы сибирские морозы, и сожрать они никого не могли бы.
Бог, сидя на небе и взирая на очередную хрень, которой маются его, по образу и подобию, создания, выщипал бы себе всю бороду, в тысячный раз сожалея о той субботе, в которую ему взбрело в голову замесить глину и вылепить из нее Адама...
А ведь есть повод в очередной раз подумать о пресловутых «секретных разработках военных», о том, что иммунорм - это вырвавшийся из секретных лабораторий демон. Или не вырвавшийся, а - выпущенный специально, исподтишка...
Я неправильно использовал добытый на лесопилке автомат. Нужно было избавить от пустоты Анну и себя.
Тогда наша смерть обрела бы свой высший полноценный смысл.
12
На восходе солнца я останавливаюсь у синего придорожного щита с надписью «д. Волковатово». Несколько минут я тупо смотрю на него, пытаясь осознать, нужно нам идти в деревню или нет. С одной стороны - нужно, потому что бутылка давно пуста, а лужи еще не оттаяли с ночи. С другой стороны - давит понимание того, что ничего хорошего из визита к Илье не выйдет. В конце концов, можно набрать воды из колодца в любом дворе и двигаться дальше.
Анна берет меня за подбородок, поворачивает мою голову к себе.
- Что? - спрашивает она.
- Здесь живет мой давний друг, - отвечаю я. - Думаю, стоит к нему идти или нет.
- Нет, - категорически утверждает она.
- Хорошо, - соглашаюсь я. - Просто дойдем до ближайшего колодца и наберем воды.
Девушка задумчиво пожимает плечами.
Жажда ощущается уже давно, от нее никуда не деться. Хочешь, не хочешь, а в деревню идти надо.
- Ты можешь подождать меня здесь, если боишься, - говорю я.
Она отрицательно машет головой.
Тогда я сворачиваю вправо, на дорогу, уводящую к деревне.
Когда мы подходим к первым домам, нас обгоняет «Нива». Машина проезжает метров тридцать и вдруг резко останавливается. Дверь открывается, и на дорогу буквально выскакивает и бросается к нам бородатый мужик в толстой куртке, в сапогах до колен и в вязаной шапке на голове.
- С ума сойти! - орет он. - Это что за явление Христа народу?!
Илья. Еще прежде, чем разглядел и узнал в этом раздобревшем бородаче своего друга, я узна
- А я смотрю и ничего понять не могу! - продолжает Илья, приближаясь к нам. - Вроде, думаю, Серега. Но откуда, думаю, ему тут взяться. Ничего не пойму.
Мы останавливаемся, а он подходит к нам, изумленно глядя на девушку в одной тонкой блузке.
- Что случилось? - спрашивает он, протягивая мне руку для рукопожатия. - Что за черт? Вы в таком виде... спозаранку... на дороге... Вас грабанули, что ли?
Я пожимаю его руку.
- Ни хрена себе! - восклицает он. - Да у тебя рука как лед! А ну, давайте в машину, быстро! Потом все расскажете. Девушка же пневмонию заработает, ты че!
Из машины выходит молодая женщина, останавливается, смотрит на нас. Это, наверное, ильюхина жена.
- Машка моя, - кивает в ее сторону Илья, улыбаясь. - Мы с ней на выходные в город мотались... Ну, давайте, чего стоите!
Он хватает за руку Анну, тянет ее к машине. Девушка с мольбой смотрит на меня, но что я могу сделать.
- Давайте, ребя, давайте! - торопит Ильюха, увлекая ее за собой. - Серег, она ж ледяная вся, твою мать!.. А ты чего молчишь-то, как неродной?!
- Илья! - окликает его жена, которая все это время стоит, не сводя с Анны глаз. - Илья!
- А? - бросает он.
- Отпусти ее! - строго произносит женщина.
- В смысле? - не понимает мой друг.
- Какой тебе еще смысл! Ты не видишь?.. Глаза-то разуй!
Я уже сделал несколько шагов за ними, но теперь останавливаюсь и жду, что будет дальше.
Ничего не понимающий мой друг подводит Анну к машине, но жена встает у них на пути, перед дверью, к которой он протянул руку, не давая ему открыть.
- У нас не труповозка! - произносит она железным голосом.
- Чего? - Ильюха оторопело смотрит на супругу. - Ты че, Мань, сдурела?
- Ты в глаза-то ей посмотри, - отвечает та. - На лицо, на руки...
Илья поворачивается к Анне, всматривается.
Кажется, до него доходит. Он отпускает девушку, поворачивается ко мне. Минуту или две смотрит на меня.
- Серег?..
Я молча киваю.
- Как же это... - читаю я по его губам.
Аня отходит в сторону, встает не глядя на нас.
- Серег... Как же это?..
Я пожимаю плечами, потом показываю на бутылку, подношу ее к губам, делая вид, что пью.
- Садись в машину, поехали, - командует Мария мужу. - Руки спиртом протри.
- Да подожди ты! - кричит Илья. - Может, им обогреться надо и...
- Ты идиот?! - она дергает его за плечо, толкает к машине. - У тебя ребенок дома, а ты туда трупы потащишь?!
Илья жалобно смотрит на меня. Наверное, он еще надеется: сейчас я докажу, что жена его ошибается.
Я улыбаюсь. Потом поднимаю бутылку, стучу по ней пальцем, снова подношу ее к губам.
Мария открывает машину, достает початую полторашку воды, бросает под ноги Анне.
- Садись, поехали! - командует она мужу.
- Подожди ты! - морщится Ильюха.
Но она не ждет. Садится в машину, яростно захлопывает за собой дверцу.
Я делаю несколько шагов вперед, останавливаюсь напротив друга. Анна поднимает брошенную бутылку, подходит, встает за моим плечом.
Мы с Ильей несколько минут молча смотрим в глаза друг другу.
Когда Мария жмет на клаксон, Ильюха вздрагивает, а в глазах его я вижу (или мне показалось?) облегчение. Он бессильно пожимает плечами, поворачивается и молча садится в машину.
Уже отъехав метров на десять, «Нива» пронзительно и долго сигналит; сигналит, пока не скрывается за поворотом...
