так. – Тут он просиял: – Хотите, я снова заеду ему в ухо?
– Позже. Постой, я думаю. Рядом с Имперскими казармами, у крыла Вечной Резиденции. Или между Старым Дворцом и Резиденцией?
Аблала молчал.
– Итак, – продолжил Теол, – мы идем?
– Куда?
– Мне почему-то кажется, нынешняя ночь нам не пойдет на пользу. Но ты просто иди следом.
Окинув взглядом ближайшие улицы, Теол Беддикт двинулся, держась у самой стены. Когда они подошли ближе к Вечной Резиденции, темноты стало меньше – столбы с фонарями на перекрестках, более широкие улицы; солдаты на постах у ворот, на углах – короче говоря, солдаты повсюду.
Теол затащил Аблалу на последнюю сносную улицу, и они снова скорчились в полутьме. – Плохо выглядит, – прошептал он. – Там много народу. Аблала, слушай – это была хорошая попытка. Но повышенная бдительность нас победила. Увы, это так.
– Они стоят в кругах света, – возразил Аблала. – Ничего не видят, Теол. К тому же я замыслил отвлекающий маневр.
– Вроде твоих обычных? Забудь, Аблала. Шерк Элалле мне рассказала о том, когда…
– Да, вроде того. Сработало же, а?
– Но тогда она пробралась в имение Геруна. Она, а не ты. Сейчас именно ты хочешь попасть к поборнику.
– Потому отвлекать будете вы, Теол.
– Я? ты с ума сошел?
– Другого пути нет.
Они услышали на улице стук сапог. Громкий голос проревел: – Эй, там? Кто прячется на улице?
Аблала сжался: – Откуда он узнал?
– Лучше бежать!
Они рванулись, как раз когда копье света ворвалось в устье улицы; под крики бросившихся следом солдат беглецы достигли ее конца.
Там Теол повернул налево.
Аблала направо.
Ночь огласилась тревожным звоном.
Ответ на молитвы оказался не таким, какого ждал Брутен Трана. Он не думал, что ответ придет через гротескное существо – Ханнана Мосага, Короля-Ведуна. Того самого мужа, что толкнул Тисте Эдур на гибельную тропу. Амбиции, алчность, измена – Брутен Трана с трудом стоял перед Мосагом, не пытаясь выдавить из него жизнь.
Однако из уродливых губ вылетела… надежда. Это кажется невозможным. Зловеще – шутовским. Мечты Брутена Траны о героическом спасении осмеяны. Рулад падет – исчезнет весь род Сенгаров – и придет Ханнан Мосаг?
Его не особенно беспокоили судьбы летерийцев. Канцлеру больше не жить. Дворец будет очищен. Истопаты будут сокрушены, их агенты убиты, а несчастные узники, чьим единственным преступлением было несогласие с методами истопатов (Брутен уверен в этом), выпущены все до единого. Нет никакого реального подстрекательства. Нет бунта. Карос Инвиктад использует обвинения, будто они не нуждаются в доказательствах, будто они разрешают ему любое обращение с обвиняемыми. Какая ирония: тем самым он порочит идею человечности, делая себя самым главным предателем.
Но не это главное. Брутену Тране не нравится этот человек; неприязни достаточно, чтобы убить мерзавца. Карос находит удовольствие в жестокости, становясь одновременно и жалким, и опасным. Если позволить ему продолжать в том же духе – возможно настоящее восстание народа Летера. Тогда канавы всех городов империи наполнятся багровой слизью.
Именно это больше всего сердит Брутена Трану. Ханнан Мосаг приказал немедленно отправляться на место смерти солнца. Куда-то. На запад. Нет, не на запад. Король-Ведун неправильно понял свои видения…
Внезапная мысль заставила его замедлить шаг. Вокруг уже были коридоры и комнаты подземной части Старого Дворца. Кто ответил на молитвы? Кто показал тропу? Он намекнул, что это не Увечный Бог. Отец Тень? Неужели Скабандари Кровавый Глаз вернулся к ним?
Нет, не он. Но кто?
Миг спустя Трана скривил губы, тихо выругался и продолжил спуск.
Кроме одного, как напомнил он себе. Удинааса. Но К’риснан знает, где он. Так подозревает Брутен Трана. Они всё знают, но решили ничего не делать.
Подойдя ближе, он смог ощутить горькую вонь магии, расслышать в ее комнате бормотание. Он понял – что-то изменилось в особе, называемой Пернатой Ведьмой, в силе, которой она наделена.
Что же – он не даст ей времени приготовиться.
Пернатая Ведьма в страхе и тревоге глядела на врывающегося в комнату воина – Эдур. Она с визгом попятилась, прижилась к стене, оседая и закрыв лицо руками.
На лице воина читалась неуклонная решимость.
Он схватил ее за волосы и поднял на ноги, потом в воздух. Боль исторгла из ее груди громкий вопль.
Другой рукой Эдур ухватил висевший на груди женщины кожаный кисет. Оторвал. Шнурок, словно удавка, врезался в шею и ухо. Она ощутила, как брызнула кровь; она подумала, что ухо почти начисто оторвано, висит на полоске кожи…
Он швырнул ее на пол. Голова с треском ударилась о каменную стену. Она распласталась, издавая тяжелые вздохи, рыдая. А также прислушиваясь – преодолевая рев крови в голове – к удаляющимся шагам.
Он забрал отрезанный палец.
Он намерен найти душу Брюса Беддикта.
Теол доковылял до единственной комнаты своего дома и шлепнулся возле очага. Он был покрыт потом, он с трудом дышал.