Буря Жнеца

– И тогда он убьет тебя.

– Ну, если сможет поймать. Если я что-то и умею делать, так это скакать.

Старик зарычал и поспешно ушел.

– Мужество, – пробурчал Тук. – Да, так и есть. Может быть, трусость таится в самых костях. «Если подумать, Анастер не был холодным железом. Да и горячим железом тоже».

Где-то в ночи жалобно завыл волк.

Тук хмыкнул: – Но ведь мне не предоставили право выбора, не так ли? Вряд ли кто-то из нас его имеет. Всегда так было… – Он возвысил голос: – Знаешь, Ливень – да, я вижу, ты спрятался вон там – мне пришло в голову, что именно вам, овлам, придется наутро обдумать вопрос собственной трусости. Не сомневаюсь, Красная Маска, если сейчас думает о чем-то, то именно об этом. Гадает: а можно ли положиться на вашу честь?

Смутно видимый Ливень побрел прочь.

Тук замолчал, подбросил в огонь еще один кусок помета родара. Он думал о старых, пропавших друзьях.

***

Одинокая строчка смазанных следов присела наконец к фигуре, бредущей по далекому глинистому, покрытому щебнем склону. «Так всегда бывает, когда идешь по следу», – напомнил себе Еж. – «Легко забыть, что проклятые отпечатки принадлежат кому-то реальному. Особенно если охота заняла недели».

Т’лан Имасс, как он и думал. Кривые костистые ноги косолапят, а подъем у существа такой высокий, что след разбит на две части – носок и пятку. Правда, подобные следы моги бы оставить некоторые кривоногие виканы, но ни один викан не шагал бы так широко, что Еж никак не мог догнать его. Ни шанса. Но самое странное – что древний неупокоенный воин вообще ходит.

Пустынные пространства легче преодолевать в виде горсти праха.

«Может, тут слишком сыро. Может, ему не нравится становиться грязью. Надо бы спросить. Если он не убьет меня сразу. То есть не попытается убить. Все время забываю, что я уже мертвый. Если мертвец что и должен помнить, так именно эту важную деталь. Не так ли, Скрип? Ба, тебе откуда знать? Ты еще живой. И ты не здесь.

Возьми меня Худ! Недостает компании.

Дурацкий ветер – шептун не больше не суется. Хорошо, что он пропал. Разорвало в клочья, едва он попытался приблизиться к Т’лан Имассу. Хотя у того только одна рука. Побитый парень, да уж…»>

Еж был уверен: Имасс знает о его присутствии тут, в тысяче шагах позади. «Может быть, он знает, что я дух. Потому и не потрудился напасть.

Думаю, я начал привыкать».

Еще треть лиги – и Ежу удалось приблизиться настолько, чтобы привлечь взгляд немертвого воина. Он встал и не спеша обернулся. Клинок в единственной руке походил скорее на саблю, нежели на меч; конец был странно изогнут. Гарду эфеса сделали из плоского разветвления оленьего рога; от времени кость стала бурой. Половина лица когда-то была жестоко сплющена, но вторая сторона тяжелой челюсти осталась нетронутой, отчего казалось – существо зловеще ухмыляется.

– Изыди, дух, – хриплым голосом произнес Т’лан Имасс.

– Я бы с радостью, – ответил Еж, – только, кажется, мы идем в одном направлении.

– Не может быть.

– Почему?

– Потому что ты не знаешь, куда я иду.

– О, совершенная имасская логика. Другими словами – полный идиотизм. Нет, я не знаю в точности, куда ты идешь, но, несомненно, я направляюсь в ту же сторону. Что, для тебя это слишком глубокая мысль?

– Почему ты держишься за плоть?

– Полагаю, по той же причине, по которой ты цепляешься за остатки своей. Послушай. Меня звать Еж, я был солдатом из Сжигателей Мостов. Малазанская морская пехота. А ты изгнанник из клана Логроса?

Воин помедлил и проскрипел: – Я была среди Т’лан Имассов Крона. Рождена в сезон Крови Гор в клане Эптр Фината. Моя собственная кровь потекла на берегах Джагра Тил. Зови меня Эмрот.

– Женщина?

Плечи неуклюже дернулись.

– Ну что же, Эмрот… зачем ты бредешь по Худом забытой ледяной яме?

– Здесь нет ямы.

– Как скажешь. – Еж огляделся. – Это сюда попадают заблудшие Т’лан Имассы?

– Не сюда, – отвечала Эмрот. Ее сабля поднялась, указывая направление.

Вперед. Туда, где Еж решил расположить север. – Значит, мы движемся к громадной куче мерзлых костей?

Эмрот отвернулась и двинулась в путь.

Еж пошел рядом с неупокоенным существом. – Ты была прекрасна, Эмрот?

– Не помню.

– Мне с женщинами не везло, – продолжал Еж. – Слишком большие уши. Да, именно поэтому я ношу кожаную шапку. И колени узловатые. Потому я и стал солдатом. Чтобы встретить женщин. Но обнаружил, что все женщины – солдаты ужасны. Еще ужаснее, чем обычные женщины – а это что-то значит. Полагаю, среди вас, Имассов, все были солдатами?

– Понимаю, – произнесла Эмрот.

– Понимаешь что?

– Почему ты остался без подружки, Еж из Сжигателей Мостов.

– Ты не намерена обернуться кучкой пыли?

– В этом месте не смогу. А жаль.

Еж что-то буркнул и продолжал: – Конечно, я не помер девственником. Даже уродливые ублюдки вроде меня… ну, когда монеты есть в руке… Но хочу сказать тебе, Эмрот, это не настоящая любовь. Верно? Так что, если подытожить, я ни с кем ее не разделил. Любовь то есть. Со дня взросления до смерти.

Ну, была однажды одна солдатка. Большая, крутая. Звали ее Деторан. Она решила, что любит меня, и доказала, избив до потери памяти. Знаешь, не сработало. Она была еще меньше способна вызывать любовь, чем я. Бедная старая корова. Жаль, что я сразу не понял. Был слишком занят, прячась от нее. Ну разве не смешно, а?

Она тоже умерла. И мне выпал случай потолковать с ней. Мы же в одном месте оказались. У нее проблема: не может сложить слова в осмысленное предложение. Не то чтобы тупая, но косноязычная – точно. С такими людьми не догадаешься, что у них на уме. Они сказать не могут, ты начинаешь догадываться, и по большей части попадаешь впросак. В полный просак. Да ладно, мы более – менее объяснились. Вроде. Хотя в призраках она оказалась еще неразговорчивее.

Но в том-то и суть, Эмрот. Большой взрыв, все бело, потом черно, а потом ты снова живешь. Чертов дух, которому некуда податься. Вспоминаешь всё снова и снова, понимаешь и сожалеешь. Список желаний длиннее, чем у Худа…