А я остался.
Через несколько минут я услышал шум двигателя и музыку, играющую из, видимо, очень мощных, купленых за еврокредиты, колонок.
С вероятностью в девяносто процентов это дилер, мелькнула у меня мысль. Любят они врубить музыку на полную и помчаться с огромной скоростью по перегону, разделяющему города. Думаю, они тащатся с тех моментов, когда проносятся мимо плетущихся карет и видят унылые рожи пассажиров, у которых не хватает возможности приобрести подобное чудо техники, да еще и наворотить его под самое «нехочу». Что ж… богатство — не порок.
Я не ошибся.
Он зашел в мастерскую во всем своем великолепии — всё блестит, всё наманикюрено и набриолинено, типа да и всё такое… бля, охренеть, круть какая! Зашел и остановился у входа, глядя на меня, присевшего на корточки возле стенки и курящего папиросу, затем осматривая тех, кто был еще в помещении.
Я смотрел на его Панцирь Злости и Щит Пророчества, думая только об одном — сколько жизней можно было бы спасти, будь у меня такие шмотки.
Мечты… мечты…
Приторный запах анаши сразу же добрался до ноздрей дилера, который осмотрел весь холл ремонтной мастерской и притихших типов, а затем громко сказал, не глядя впрочем на меня:
— Ньюбы вообще оборзели… с анашой уже не в параше сидят, а в местах, где нормальные люди появляются.
Я спокойный. Я терпеливо сношу все наезды — на крайняк, обращаюсь к паладинам за молчанкой…
Но когда эта сытая рожа назвала меня ньюбом, я сдержаться не смог.
— Слышь! — окликнул я его, глядя на сверкающий Шлем Развития осоловелым взглядом.
Дилер свысока глянул на меня.
— Нагнись. — попросил я его. Громко попросил, чтобы остальные услышали. — Нагнись, я не слышу.
Когда до него дошло, что я имел ввиду, он побагровел. Потом обнажил меч. Меч Кромуса.
Не знаю, что бы было дальше, задержись Малик в комнате перезарядки на несколько секунд. Но он вышел вовремя. И успел остановить. Не дилера. Он остановил меня, решившего с обычным топором дать отпор этой машине для убийства.
Потом он говорил с дилером, потом со мной… конфликт был улажен в самом начале…
Но с тех пор я не люблю дилеров. Когда я вижу их значки, я вспоминаю Кабана, вспоминаю тех, кого он пытался спасти… вспоминаю ремонтную мастерскую.
Я пользуюсь их услугами, но в это время я стараюсь представить, что общаюсь не с человеком, а с банкоматом. Я не люблю тех, кто зарабатывает деньги на этой войне. На моей войне.
Русский сын китайского народа.
Не все гибнут именно в боях. Большинство, но не все.
Как-то раз я общался с одним писакой и он попросил меня дать интервью. Не знаю, почему пал выбор именно на меня, я ничем не отличаюсь от тысяч форматников… может потому что читателям его газеты надоело читать истории про великих и могучих, может, потому что я напоил его чистым армейским спиртом, угостил демонской травой и его переть начало не по-детски… хрен его знает.
Суть в том, что я не смог ответить на первый же его вопрос.
— Боишься ли ты смерти? — спросил он.
Дурацкий вопрос. А кто ее не боится? Безбашенные психи-камикадзе, кидающиеся в первую попавшуюся заявку? Философы, которые любят поумничать о том, что смерть неизбежна и боятся ее не стоит?
Что они знают о смерти?
Что ВЫ знаете о смерти?
Я не смог ответить на этот вопрос. Потому что смерть — это такая штука, про которую нельзя сказать просто «боюсь-не боюсь».
Те, на кого прыгали кровавым полноформатники с намного выше уровнем, те поймут меня.
Те, у кого осталось не больше десятка НР, стоящие без всякой брони перед элементалью и не имеющие возможность сменить ее на более слабого противника, те поймут меня.
Те, кто не побоялся высказать в лицо элите БК всё то, что думают… они бы поняли меня. Если бы были живы.
Я не буду приводить примеры из личной жизни — их так много, что я, наверное, мог бы убить форум Кэпитала, рассказывая свой каждый подобный случай в отдельном топике.
Я расскажу вам про Хитачи. Про его жизнь, про его смерть…
Только не судите его. Не надо. Это может случиться с каждым из нас и кто знает, кто как поступит. Не дай, конечно, Бог.
На самом деле у него был другой ник. Сейчас уже и не вспомню, какой, кажется что-то вроде Кхи Тан Чи… не помню. Кто-то назвал его Хитачи и с тех пор он превратился из китайца в японца.
Интересным был тот факт, что он действительно жил в Китае. Малик говорил, что лично проверял это — у него был пекинский айпишник. Но он свободно разговаривал по-русски, про себя рассказывал, что он русский сын китайского народа. Классный был парень. Веселый, общительный… каждый день новый прикол, каждый день новый анекдот или оригинальный стёб. Безотказный — он помогал всем и вся в любой ситуации. И если даже не получалось помочь — что бывало крайне редко — он искренне расстраивался, словно проблема была не у того, кто к нему обратился, а у него самого.
У него была огромная куча друзей, инфа была забита списками виртуальных родственников, он жил и наслаждался жизнью даже в боях против шакалов, которые, впрочем, зачастую обходили его стороной. Не потому, что боялись. Хитачи был не из тех, кого можно или нужно боятся. Он был другим… Невозможно было представить себе, что по отношению к Хитачи можно будет сделать что-то плохое.
И все же сделали.
Его взломали.
И ладно бы взломали для того, чтобы слить шмотки. Шмотки — херня. Мы бы ему помогли. Скинулись бы мы все, все его друзья, по полтора-два кредита, и Хитачи снова был бы при параде. Сумма получилась бы внушительная.
Да только взломали его не для этого.
От его имени разослали всем знакомым ссылки… те, по которым не стоит ходить.
Затем взломщики назанимали денег у тех, кто был прописан у Хитачи в инфе, еще в паладинском банке, еще у каких-то артефактников, и все эти деньги слили на строительство портала, откуда деньги вернуть просто невозможно. Много денег. Действительно, много.
И преспокойно вышли.
Я не знал про взлом. И Витек не знал. Мы с ним, нашим замкомвзвода, сидели в блиндаже и пили водку. Вдвоем. Просто так, без повода. На войне для бухалова причин искать не нужно.
Хитачи зашел внутрь и, ни слова не говоря, сел на кровать и обхватил голову руками.
Витек поинтересовался, что случилось.
И Хитачи рассказал.
Все его друзья взломаны. Общая сумма долга превышает все мыслимые и немыслимые пределы. И, что больше всего добило, это статья какого-то мудака, которую опубликовали в какой-то центральной
