с другой планеты, они пропускали всё сказанное Вудро мимо ушей и желали знать только одно; давал ли президент согласие госсекретарю Лансингу на передачу Циндао японцам или нет.
Злой и раздраженный от такого поведения сенаторов, Вильсон начал терять самообладание, путаться в ответах и, в конце концов, сославшись на плохое самочувствие, покинул заседание комиссии. Всё подробности встречи сенаторов с президентом стали достоянием газетчиков, которые выплеснула на первые страницы своих газет, сообщение о плохом состоянии здоровья президента. Так началась травля американского пророка, именно этим титулом наградила президента «Нью-Йорк Таймс».
Белый дом немедленно откликнулся сообщением на запрос сенатской комиссии, объявив главным виновником по передаче мандата на Шаньдунь госсекретаря Лансинга, неправильно понявший распоряжение президента, но дело было сделано. Хорошо проплаченные журналисты ещё в течение двух недель полоскали имя Вильсона, стремясь подорвать его имидж руководителя страны.
Стоически выдержав подлый удар, президент все же выехал в Балтимор, где была должна состояться его первая встреча с простыми американцами. К этому времени, состояние его здоровья благодаря стараниям лечащего врача улучшилось и он с трудом, но все же мог вставать с инвалидного кресла.
Главный город Мэриленда встретил Вильсона 6 августа, цветами и рукоплесканием, что очень обнадежило президента. Отбросив в сторону листы заранее приготовленного текста, он говорил, обращаясь прямо в толпу, словно призывая людей к единению с его мыслями.
- Я желаю доложить своим соотечественникам о состоянии дел в мире, который нуждается в переустройстве – так он начал свою первую агитационную речь. В течение получаса, Вильсон терпеливо разъяснял американцам, что Лига наций является благом для великой Америки, которая благодаря своей высокой тарифной сетки выведет и без того процветающую экономику на ещё более высокий уровень. Для этого, нужно лишь убедить сенаторов согласиться взять на себя великую мировую роль опекуна остального мира.
- Жизнь великих призывает нас к великому пути, чтоб в песке времен остался след и нашего пути – так закончил своё выступление Вильсон, процитировав великого Лонгфелло. Просвещенные в литературе балтиморцы восторженно восприняли упоминание американского классика и наградили Вильсона бурными овациями.
Все сопровождающие Вильсона искренне радовались этой первой ласточке большого успеха, за исключением доктора Грейсона. Он с опаской наблюдал за приливами крови к лицу президента во время его эмоционального выступления.
- Боюсь, что для него всё очень плохо закончиться – сказал врач личному секретарю президента мистеру Тьюмалти – если раньше все удары носили преходящий характер, то теперь дело может закончиться полной парализацией.
Напуганный секретарь попытался переговорить с Вудро, но только навлек на себя его гнев. Получив столь необходимую для себя поддержку, он и слышать, ничего не хотел о том, чтобы хоть как-то поберечь своё здоровье. Так же неудачей закончилась попытка жены Эдит уговорить мужа снизить накал своих выступлений.
- Как ты не понимаешь Эдит, что сейчас решается судьба всего мира, и я обязан дойти до конца, с честью выдержав все испытания, которые всемогущий послал мне – высказывал Вильсон супруге, оставшись вдвоем в купе президентского поезда
Оппоненты Лиги нации, вяло отреагировали на речь президента заметкой в «Вашингтон Пост», сообщив, что на встрече с Вильсоном была небольшая толпа, в основном состоящая из зевак и привезенных из Филадельфии сторонников президента. Подобное сознательное принижение его успеха, моментально взвинтили президента, и он потребовал от Тьюмалти, чтобы на следующей встрече в Колумбусе, столице Огайо присутствовало ни как не менее десяти тысяч человек. Узнав об этом, Хаус только радостно потирал руки, поскольку он прекрасно знал все слабые стороны своего бывшего друга.
Требование президента увеличить его аудиторию слушателей отрицательно сказалось во время его нового выступления. Замкнутое пространство местного университета, до отказа забитое людьми буквально давило на Вильсона во время его выступления. Моментально подскочило давление, которое отрицательно сказалось на его речи. Продолжая говорить без подглядывания в текст речи, из-за сильного напряжения президент стал ошибаться и допускать ряд неточностей, что было нетрудно обнаружить. Описывая положение в мире, он поместил Багдад в Персию, а местом гибели кронпринца Фердинанда вместо Сараево назвал Белград.
Продолжая играть на патриотизме, приводя личный пример, он назвал своих предков борцами за американскую независимость, хотя мать Вудро была уроженкой Англии и в 1833 году иммигрировала в Канаду.
Все эти огрехи немедленно прокомментировала газета «Нью-Йорк геральд», которая подробно описала всю родословную президента, заканчивая статью ехидным вопросом «Что заставило президента Вильсона претендовать на звание потомка отцов пилигримов, тогда как вся его родня появилась на территории Соединенных Штатов после Войны за независимость».
Руководимые Хаусом газетчики, умело сводили, на нет успехи президента от прямого общения с народом, ловко затушевывая его основные идеи, выпячивая на первый план всевозможные огрехи оратора. И все же успех президента был явно на лицо, никто из его предшественников с таким энтузиазмом и решимостью не общался с простым народом напрямую.
Это наглядно продемонстрировала его третья встреча в Сент-Луисе, когда собравшаяся на встречу, толпа общим числом в 15 тысяч человек в торговой палате города, встала с овациями в едином порыве, едва только Вильсон показался в проёме прохода.
Видя это, Вильсон в лучшей форме евангелического проповедника задал присутствующим вопрос относительно того, как разграничить внутренние дела от внешних:
- Кто сможет сказать, что наши интересы отделены от интересов остального мира в торговом плане, промышленном, финансовом? Разрешите мне быть практичным. Становясь партнером других стран, мы будем главенствовать в этом союзе. Финансовое превосходство будет нашим. Индустриальное превосходство будет нашим. Торговое превосходство будет нашим. Страны мира ждут нашего руководства.
Услышав эти слова, зал восторженно рукоплескал президенту, твердо стоявшего за столь грандиозное величие Америки. Обрадованный столь бурным ответом на своё начало, Вильсон воодушевленно продолжил свою речь
- Вся сложность и важность нынешнего момента, заключается в верном выборе Америки, куда ей идти и что делать. Никогда ранее за всю свою историю американская нация не стояла перед подобной дилеммой. Сейчас, после наступления долгожданного мира в Европе, в котором есть большая заслуга нашей страны, нам следует решить, кем нам быть, спокойными страусами или гордыми орлами.
Если первое, то следует довольствоваться достигнутым положением и спокойно жить дальше, проедая приобретенный капитал. Если же нас привлекает второй путь, то нужно смело вложить его в новое дело и, встав во главе всего мира идти вперед, ведя остальные страны за собой, подобно статуи свободы освещая путь факелом свободы и демократии.
Я глубоко и искренне уверен, что величайший националист является тот, кто желает своей стране быть величайшей нацией, а величайшей нацией может быть лишь та нация, которая наилучшим образом исполняет свои обязанности в семье народов.
Новый шквал аплодисментов и оваций сотрясли стены «Колизея» от этих слов. Подобно мифическому Антею, Вильсон буквально насыщался этими криками, становясь с каждым разом всё увереннее и увереннее, с легкостью скользя от одного абзаца текста своей речи к другому.
Этот день был его триумфа, и никто из его спутников не пытался оспорить это утверждение. Всем казалось, что худшая страница президентских страданий перевернута и теперь наступают хорошие времена.
Не в силах преуменьшить явный успех Вильсона, оппозиционные газеты разразились кричащими заголовками, порой переходя грань приличия. Так «Лос-Анджелес экземайнер» прокомментировал выступление Вильсона такими словами: «Следующая война будет оплачена американской кровью и американскими деньгами – так сказал пророк, совершенно не желающий знать, что американская нация устала от европейских дрязг. Простой народ желает хорошего питания, денег и постоянного присутствия
