— Руби, — представилась она. — И я не анкилозавр. Я — полакантус, понятно?
Она взглянула через плечо и пошевелила хвостом:
— Никаких колючек, только шипы на спине — от шеи до конца туловища.
— О господи, — пробормотал Фил. — Мне очень жаль. Я…
— Все в порядке, — сказала Руби. — Правда, теперь это немного стесняет. Когда млекопитающие пошли вверх, со мной попытался спариться глиптодон. С этой мордой грызуна и волосатыми лапами — бррр! Хотя у него забавный панцирь… Я могу понять твое замешательство.
— Все это было так давно, — вздохнул Фил.
— А я, честно говоря, никогда не разбиралась в названиях, — сказала Руби. — Я просто жила, не думая об именах. Ты — тираннозавр?
— Нет, дейнонихус. Что-то вроде этого, но гораздо меньше: я тринадцать футов высотой, и еще у меня есть костяные отростки для нападения и защиты. Вот здесь, видишь? — Фил взглядом показал на передние лапы.
— Я была не в духе, извини, — сказала Руби. — Ты очень милый.
— Да нет… Просто я встречал слишком много тираннозавров.
— Господи! — вдруг воскликнула Руби и улыбнулась, показав коренные зубы. — Кажется, прошло несколько миллионов лет, с тех пор как я видела другого динозавра!
Фил улыбнулся в ответ. Они сидели и улыбались друг другу, и более того — Фил чувствовал себя довольно легкомысленно. Давно у него не было такого настроения!
— Я Фил.
— А я по-прежнему Руби. Купишь мне салат?
— Как же ты уцелела? — спросил Фил после нескольких коктейлей и вазочек салата.
— Уединение. Я из места Ла Бри, там есть несколько укромных уголков, которые почти не изменились за это время. Я ушла туда, когда мои родственники стали болеть. Осталась одна; никто меня не трогал, и вот теперь я здесь. Было одиноко, но я сказала себе: это не важно, главное — что ты выжила. А как ты здесь оказался?
— Я из Евразии. Просто-напросто обманул судьбу. Я видел, как гибли мои друзья, горел лес и все вокруг стонало и крушилось. Я убежал на поиски метеора, который принес с собой смерть. Хотел вырвать у него горло. Но я так и не нашел его, а потом пыль осела, голова остыла… Так и я остался жив.
— И как ты добрался до Америки?
— По земляной косе. Сейчас это уже невозможно.
— Конечно, Евразия, — сказала Руби. — Кажется, я узнаю этот акцент.
Еще коктейли. Новый салат.
— Мы были не очень-то и велики для того мира, чтобы выжить в нем, — сказал Фил. — Это сейчас он стал слишком маленьким. Куда меньше, чем в те времена, когда живые существа не боялись быть огромными. Сначала все становится по-настоящему величественным, а потом приходит в упадок. Энтропия.
— Я думаю, что на самом деле мир стал больше, — ответила Руби. — Все эти люди ютятся в зданиях, которые с каждым годом становятся выше. Словно горы. В газетах такое количество информации, которое невозможно переварить. Пойми, Фил, мы вымерли не из-за энтропии — просто так было надо. Мы с тобой вернулись слишком рано: люди забыли нас, как дети забывают родителей, когда учат что-то новое в колледже. Но дети вспомнят о родителях, когда кончатся уроки, а о нас… мы больше не нужны. Даже размерами мы теперь никого не удивляем.
— Но мы всегда можем надеяться на новый метеорный дождь, — сказал Фил. — За метеоры!
— За метеоры!
Виски и коктейли. Еще салат.
— Знаешь, почему хорошо быть динозавром? — спросила Руби.
— Сегодня? Ненавижу! Ничего хорошего. Люди тебя игнорируют. Невозможно взять такси. Комнаты маленькие. Нигде не достать сырой еды. Если ты плотоядный — забудь об охоте: оштрафуют или просто убьют. А эти дрянные подземные водопроводы и канализация!..
— Динозавром быть хорошо, потому что никто тебя не знает, кроме тебя самого. Никто ничего от тебя не ждет, и ты можешь жить по-своему.
Руби поерзала на стуле, глядя на Фила чуть затуманенными глазами.
— Например, раньше бы ты наверняка попробовал меня съесть. Я бы стала прятаться или сразу же распорола твою пасть шипами. А теперь мы можем запросто сидеть и разговаривать. Здорово!
Она взглянула на отражение Фила в зеркале.
— Интересно, со сколькими твоими друзьями я пыталась сладить? Готова поспорить, тебе понравилась бы моя мама. Она была бойцом, как и ты.
— Помнишь птеродактилей? — спросил Фил. — А папоротниковую рощу? А закат над болотом, когда солнце было больше и ярче и воздух дышал свежестью? Я помню радугу — по десять раз на дню. Десять раз!. — Фил ударил лапой по стойке и встряхнул головой. — Десять раз… Будь прокляты эти воспоминания!
— То были хорошие дни, — сказала Руби. — Не слишком ли много ты выпил? Ты большой, а у нас слишком медленно протекает обмен веществ.
«У нас…» Она имела в виду всех динозавров! Услышав это слово, Фил замер и слезы градом покатились из его глаз.
— Что с тобой?
— Я… прости! — Фил не мог справиться с рыданием. — Прости за своих братьев, сестер, мать, тетю… Я отвратительное плотоядное животное. Я не знал…
— Ты просто делал то, что было необходимо, — возразила Руби. — И ты не убил
Фил успокоился, хотя все еще фыркал и утирал глаза. Он посмотрел на нее сквозь пелену слез.
— Руби, ты… Как бы лучше сказать… Ты — первое травоядное, которое я… понимаешь, ты кажешься мне неубиваемой. — Фил нахмурился и добавил: — Это комплимент.
— Странно: я чувствую то же самое. Просто потому, что ты здесь, — она усмехнулась, — мой остроумный плотоядный…
Фил не знал, что ответить. Он замер с приоткрытой пастью.
— Что так смотришь? Я уже взрослая и могу говорить, что хочу.
Вокруг все сильнее пахло шампанским. Толпа шумела громче и громче.
— Сколько времени мы разговариваем? — спросил Фил.
— Не знаю. Но я слышала, как кричали: «С Новым годом!»
— Да, это праздник, — пожал плечами Фил. — Но все-таки, расскажи мне о своей семье.
— Где ты живешь?
— Недалеко.
Они пробирались домой к Филу — через лабиринты улиц, ворохи разбросанных газет, под темным, пустынным небом с редкими звездами.
— Вот мой дом.
Щелчок замка. Шарканье. Лифт, и вновь шарканье. Пока они шли друг за другом по холлу, Фил заметил, что ее шипы стали теплыми…
— Пришли, — сказал он. — Добро пожаловать!
— У тебя мило.
Фил начал возражать, хотя и не очень уверенно, что нет, здесь не мило, а убого…
— Может, и так. А вот и кровать!
Скрип, скрежет. Шипы застряли в матраце… Возня и снова скрип и скрежет…
