— Приветик!
— Привет!
Они уставились друг на друга, и Фил обратил внимание, какая она маленькая. Чтобы разглядеть его, Руби запрокинула голову. У нее красивая шея… Фил почувствовал, как на его собственной шее пульсирует жилка.
— Что теперь? — спросила Руби.
Фил беспомощно развел передние лапы:
— С чего же мне начать?
— Ты знаешь, что мог бы сделать, — сказала она и прильнула к нему так, что Фил напрягся и опустил голову, чтобы слышать. — Ты можешь укусить меня. Только легонько.
Сердце Фила бешено колотилось; он дышал прерывисто и хрипло. Его глаза покраснели от напряжения.
— Я… Я хотел бы, но боюсь, что могу…
— Только в плечо, рядом с панцирем. Для этого оно и предназначено. Посмотрим, насколько нас хватит.
Фил широко открыл пасть, наслаждаясь болью, пронзившей щеки, осторожно надавил зубами на плечо.
— Фил, — прошептала Руби. Ее дыхание обожгло ему ухо. — У меня крепкая броня и очень острые шипы.
— Кажется… я помню, — ответил он так же шепотом и прокусил ее шкуру.
Руби стала твердой словно камень. Фил сжимал зубы все крепче, пока не почувствовал костяные пластины в дюйме под кожей. Передние зубы утонули в плече, шипы прокололи ему язык. Фила пробрала холодная дрожь, пасть расслабилась. По передней лапе Руби медленно стекала кровь, ее запах наполнил комнату. Фил услышал дыхание Руби и вновь оказался в меловом периоде — словно и не было никаких людей, дыма и асфальтовых улиц. Он жадно глотал ее кровь. Они стояли, не двигаясь, — хищник и жертва; их кровь перемешалась и капала — кап-кап-кап — на простыни Фила. Они дышали в унисон, и Фил представлял, как рушится вокруг город, за ним другие города, за ними — следующие… Он знал, что как бы долго ни существовал мир, в нем больше никогда не будет ничего более мучительного и сладостного одновременно.
М. Т. Андерсон
Не спи и карауль
Около восьми часов вечера в каком-то городишке я наконец-то вышел из автобуса. На многие мили он был первым, где никто не толпился вокруг демонических башен. Весь день я смотрел на населенные пункты, мелькавшие за окном, и во всех одно и то же — подъемные краны, котлованы, опоры эстакады, разрисованные граффити. Голова колотилась о стекло. Мимо проносились деревни, торговые центры, автостоянки, магазины. Я рисовал пальцем на ладони. Между городками разговоры в автобусе стихали, мы проезжали какие-то места без единого огонька, различимые только благодаря лесу, разбитому шоссе, рекламе проката квадрациклов или автомастерским.
Деньги почти закончились, а до дома еще три дня пути. И еще неизвестно, что скажут родители, когда меня увидят.
Городок, где я вышел, оказался совсем маленьким и ничем не примечательным. Пустынные улицы. Два светофора. Пиццерия, парикмахерская и старый ржавый игровой автомат, да еще универмаг с большеголовыми куклами в витрине.
Я выбрался из автобуса, волоча за собой сумку по ступенькам. Поблагодарил водителя. Двери закрылись, и автобус уехал.
Нужно найти, где переночевать. Какую-нибудь комнату с завтраком. Судя по их виду, в одном из старых домов вокруг наверняка можно снять комнату с завтраком. Денег совсем нет, но вдруг удастся уговорить хозяев позвонить моим родителям, чтобы они как-нибудь расплатились по телефону.
Родители удивятся. Может, это и неплохо. Узнают, что еду домой. Мы довольно давно не общались.
Я стоял с сумкой в руке. У входа в пиццерию компания подростков. Ничего особенного — ни приятного, ни противного. У парней прыщей больше, чем у меня, а девчонки выглядят так, словно собрались на дискотеку.
Прошел мимо них. Вошел и сел за столик. Двое за стойкой говорят о проблемах с телефонами дома. У одного на линии большие помехи.
— Такое, знаешь, вроде шипение. Постоянно. Меня это просто достало, — объясняет он.
— Еще бы, — отвечает второй. — На нервы действует только так.
Я поставил сумку на стул и подошел к ним поговорить. Спросил, где в городе можно переночевать.
Один сказал:
— Ну да!
Другой:
— Хорошее дело!
Стою, положив руку на стойку. Выгляжу явно неловко, сбитым с толку.
— Негде, — покачал головой один.
— Было одно место, — добавил другой. — Да закрылось. У них там «тарелка» была — полный отстой.
— Ничего не видать, — сказал первый.
Что теперь делать, непонятно.
Заказал итальянский сандвич с оливковым маслом. Иногда оливковое масло в нем самое то. Те двое посмотрели на меня. Похлопал себя по животу.
Наконец сандвич готов. Сел за столик и стал есть, читая книгу к школе. Подчеркивая важное. Я взял с собой маркер.
Около десяти в пиццерию вошел какой-то человек и спросил что-то у тех, за стойкой. Они крикнули, что мне повезло.
Встал.
— Почему? — спрашиваю.
Пришедшим взглянул на меня. Подошел поближе.
— Я, — говорит, — заплачу, если ты одну ночь покараулишь покойника.
Пожал слегка плечами.
— Зачем? — спрашиваю.