для нас по методологическим и фактическим основаниям неприемлемым и что, напротив, выступает в этих течениях как оправданное (с этой целью мы используем материалы дискуссий, проводившихся нами на протяжении последних лет со сторонниками неофрейдизма и психосоматической медицины). Мы попытаемся, однако, не ограничиваться подобной критикой, а охарактеризовать также (это является нашей
Наконец, мы затронем более подробно вопросы, относящиеся к современному пониманию физиологической основы «бессознательного» и к теории отношений между сознанием и неосознаваемыми формами высшей нервной деятельности, поскольку именно здесь особенно четко выступает разграничительная линия между идеалистическим и диалектико-материалистическим пониманием интересующих нас проблем.
На заключительных же страницах книги мы подведем итоги длившихся долгие годы дискуссий о природе «бессознательного» и сформулируем некоторые соображения по поводу перспектив дальнейшей разработки этой важной и сложной проблемы.
Таковы задачи нашего дальнейшего изложения.
Теперь мы попытаемся подробнее охарактеризовать формирование представлений о «бессознательном» на ранних этапах истории этой проблемы. Мы остановимся на концепциях, которые складывались в западноевропейской философии и психологии в период, на много опередивший создание теории фрейдизма, и проследим течения, которые сосуществовали одно время с идеями психоаналитической школы, чтобы в дальнейшем в этих идеях раствориться или перед ними отступить.
Мы хотели бы показать, что все это движение мысли долгое время не имело характера подлинного развития идей. Оно сводилось скорее к формулировке некоторых основных вопросов, постановка которых по разным поводам изменялась. Только в конце XIX века в нем проявляется тенденция к использованию экспериментальных методов и клинического наблюдения.
Представление об активности, которая одновременно является и психической, и неосознаваемой, долгое время оставалось совершенно чуждым европейской философии. Еще Descartes и Locke утверждалась прямо противоположная точка зрения, более приемлемая для обычного понимания— понимания с позиции «здравого смысла»: «...иметь представления и что-то осознавать, это одно и то же» (Locke. Опыт человеческого разума, II, гл. 1, §9). «О протяженном теле без частей можно думать в такой же степени, как о мышлении без сознания. Вы можете с таким же успехом, если того требует ваша гипотеза, сказать: человек всегда голоден, но не всегда имеет чувство голода» (там же, §19). Эти высказывания отчетливо свидетельствуют о приверженности их автора к этому обычному пониманию. Hartmann, напоминая их, указывает, что Locke был, по-видимому, одним из первых, кто философски сформулировал эту точку зрения и тем самым открыл возможность дискуссии.
Противоположная позиция связана с именем Leibnitz. Допуская в своей «Монадологии» возможность неосознаваемого мышления, он придал проблеме «бессознательного» резко выраженное идеалистическое звучание, поскольку для него «бессознательное» превратилось в основной вид связи между «микрокосмом» и «макрокосмом», в механизм, который обеспечивал разработанный им телеологический принцип «предустановленной гармонии монад». С другой же стороны, как метко замечает Hartman, Leibnitz всю свою психологическую теорию неосознаваемых «малых восприятий» построил по аналогии с гениально им же развитым представлением о бесконечно малых величинах, явившимся в дальнейшем основой одного из важнейших отделов современной высшей математики. Разрабатывая теорию «малых восприятий», — переживаний столь малой интенсивности, что они ускользают от сознания,—Leibnitz впервые по существу пытался утвердить в западноевропейской философии идею реальности неосознаваемых психических процессов. Он ссылался при этом на смутные ощущения, возникающие во время сна, и т.п.
У Kant эта идея выступает уже в гораздо более отчетливой форме. В «Антропологии» (§5,
В более позднем периоде идея «бессознательного» входит как важный элемент во многие федеистские и идеалистические системы, созданные Fishte, Hamann, Herder, Jacobi и др. Особенно значительную роль она играет у Schelling. В этой фазе представление о «бессознательном», понимаемом как одно из проявлений психики человека, которое можно было проследить хотя бы в противоречивом виде у Leibnitz и Kant, постепенно отодвигается на задний план. Ему на смену все более отчетливо выступают толкования, превращающие «бессознательное» в своеобразную иррациональную основу бытия. Такой эволюции способствовал во многом объективный идеализм Hegel. Последний неоднократно подчеркивал (в «Философии истории» и в других работах) свою близость в отношении всей этой проблемы ко взглядам Schelling. Очень близким к представлениям этого типа оказывается и принцип «неосознаваемой воли», который положил в основу своей системы Schopenhauer, и целый ряд других идей, сформировавшихся в рамках западно-европейской идеалистической философии XIX века.
Начало обратного качания маятника философской мысли можно проследить у Herbart. Идея «бессознательного» принимает у этого автора формы, заставляющие вспомнить о Leibnitz. Herbart говорит о представлениях, которые, существуя в сознании, тем не менее как таковые не воспринимаются, не связываются с «Я»; о представлениях, находящихся под порогом («unterhalb der Schwelle») сознания, о психических актах, которые не осознаются потому, что в них находят свое выражение не столько подлинные, сложившиеся представления или чувства, сколько своеобразные «тенденции», «стремления» к формированию определенных переживаний (нельзя не отметить, что указывая на подобные тенденции, Herbart предвосхитил в какой-то мере важные направления в истолковании «бессознательного», сформировавшиеся в более четкой форме в европейской психологии лишь многие десятилетия спустя).
При всей своей неопределенности эти построения означали какой-то возврат к представлению о «бессознательном» как о скрытом элементе нормальной психики, без учета которого многое в этой деятельности остается непонятным. Такое толкование настойчиво проникает на протяжении второй
