половины XIX века в целый ряд психологических и психофизиологических систем. В очень характерной для своего времени полумеханистической, полуиде- алистической форме оно было развито Fechner в его «Психофизике», Carus в его полузабытых работах «Phyche» и «Physis», Perty [219], Bastian [109] и др.
В конце XIX века эволюция представлений о «бессознательном» еще более усложняется, поскольку интерес ко всему, что связано с этими представлениями, начинает проявляться не только в специальной научной, но и в широкой художественной и художественно-философской литературе. Этому способствовали характерные для духовной жизни западноевропейского общества того времени полумистические, «богоискательские» настроения определенных кругов буржуазной интеллигенции, распространившееся увлечение иррационализмом и волюнтаризмом Nietzsche и Stirner; заострение в художественной литературе Schnitzler, Maeterlinck и др. вопросов психологической символики, проблем интуиции, «бессознательных влечений», «глубин души» и т. п. и особенно неудовлетворенность формализмом и бесплодностью традиционной психологии при огромном, напротив, впечатлении, которое произвели незадолго до того открытые своеобразные изменения психики загипнотизированных и парадоксальные реакции истериков (ставшие известными благодаря работам английского хирурга Braid, клинической школы Charkot, гипнологических школ Сальпетриера и Нанси и др.).
Просматривая научные источники, художественную литературу, труды, посвященные вопросам искусства, и даже публицистику тех далеких лет, нельзя не испытывать чувства удивления перед тем, до какой степени широко было распространено в этот период представление о «бессознательном» как о факторе, учет которого необходим при рассмотрении самых различных вопросов теории поведения, клиники, наследственности (учение о «бессознательных наклонностях» Lombroso), при анализе природы эмоций, проявлений изобразительного и сценического искусства, музыки, взаимоотношения людей в больших и малых коллективах и даже общественного законодательства и истории. Все более ранние представления о «бессознательном», начиная c давно сформировавшихся в рамках спекулятивно-фило софских систем и кончая едва нарождавшимися попытками объективного и экспериментального толкования, самым причудливым образом смешивались в литературе тех лет. И эта пестрая эклектика выразительно показывала, что столкнувшись с проявлениями «бессознательного», исследователи того времени скорее интуитивно почувствовали, что им довелось затронуть какие-то важные особенности психической деятельности, чем сколько-нибудь отчетливо понимали, в чем именно эти особенности заключаются.
В последующий период, каким можно считать годы, близкие к рубежу веков, в кругах, связанных с университетской медициной, наметилось характерное обратное движение — постепенное ослабление интереса и нарастание скептического отношения ко всему, что связано с «бессознательным». Аналогичное изменение отношения стало проявляться и к методу, который сыграл, пожалуй, самую важную роль в обострении внимания ко всей проблеме неосознаваемой психической деятельности, — к методу гипноти ческого внушения. В западноевропейской психотерапии эта скептическая оценка лечебных возможностей суггестии постепенно укреплялась и обнаруживалась в разных формах на протяжении почти всей первой половины нашего века[7]
Однако в те же самые годы в узких слоях, не связанных первоначально непосредственно с университетской наукой, возникает совершенно новое отношение к проблеме «бессознательного», связанное с распространением идей фрейдизма.
Нам еще предстоит несколько позже подробно говорить о том, с какой оппозицией встретились взгляды Freud при первых попытках их пропаганды в клинике. Следует, однако, уже сейчас подчеркнуть, что эта оппозиция не имела чисто негативного характера, не сводилась только к отрицанию идей Freud. В ней звучали нередко и оригинальные трактовки проблемы «бессознательного», которые противо поставлялись их авторами концепции психоанализа. Некоторые из этих трактовок уходили своими логическими корнями в острые дискуссии, имевшие место еще в допсихоаналитическом периоде, широко обсуждались в психологической и клинической литературе на протяжении периода, предшествовавшего первой мировой войне, и еще сейчас представляют в ряде отношений научный интерес.
Поэтому целесообразно, прежде чем мы перейдем к рассмотрению фрейдизма, кратко остановиться на этих трактовках, настойчиво стремившихся перенести в науку XX века представления, возникшие при самых ранних попытках научного осмышления проблемы «бессознательного».
Мы располагаем литературными данными, которые позволяют восстановить основные тенденции в понимании проблемы «бессознательного», характерные для непсихоаналитически-ориентированных течений в психологии и психопатологии начала нашего века. В 1910 г. в Бостоне (США) состоялось совещание, отразившее разные существовавшие тогда подходы к этой проблеме. Труды Бостонского симпозиума [18] при опубликовании были дополнены статьями Hartmann, Brentano, Schubert-Soldern и создали выразительную картину пестроты и противоречивости мнений, преобладавших в предвоенные годы по поводу проявлений «бессознательного». Одновременно они показали, что в центре спора оставались все те же коренные вопросы, которые были поставлены в еще более раннем периоде, но к сколько-нибудь уверенному решению которых участники Бостонского симпозиума были не намного ближе, чем их предшественники.
Мы не будем сейчас задерживаться на толковании «бессознательного», которое дал Hartmann, хотя в определенных кругах иррационалистически настроенной буржуазной интеллигенции конца XIX века эти идеи Hartmann были очень популярны. Являясь типичным представителем идеалистического понимания «бессознательного», Hartmann пошел по пути спекуляций, заранее исключивших для него возможность сколько-нибудь адекватного толкования проблемы, анализу которой он посвятил по существу всю свою жизнь. Он явился, если давать оценку в историческом аспекте, по существу, последней фигурой среди пытавшихся решать вопрос о «бессознательном» с позиций гегелевского
