Проблема «бессознательного»

состояниями соз­нания и с разными фазами его исторического и онтоге­нетического развития.

Касаясь работ

L

e

vy

-

Br

u

hl

и др., мы уже напомнили, насколько трудной оказалась судьба проблемы истори­ческой эволюции сознания. Вместе с тем не вызывает сомнений, что для диалектико-материалистического по­нимания нет другого пути постижения природы созна­ния, как изучение истории его развития. Здесь особенно применим известный гегелевский тезис об «историзме» всякого подлинно научного знания[83] . И вряд ли нужно

подчеркивать, что при таком историческом подходе пред­ метом исследования должен быть не только процесс на­копления информации, но и постепенное видоизменение характера интеллектуальной деятельности, с помощью которой эта информация накапливается, — процесс по­степенного преобразования психологической и логи­ческой структуры соответствующих умственных опе­раций.

Когда мы теперь ретроспективно оцениваем работы, в которых нашел свое выражение этот исторический под­ход, то видим, насколько мы обязаны двум большим на­правлениям в этой области — одному, затронувшему проблему развития сознания в ее преимущественно исто­рико- антропологическом и онтогенетическом аспектах и связанному во многом с именами

Wallon и

Piaget и другому, осветившему эту же проблему не только в онтоге­нетическом, но и в клиническом плане. Мы имеем в виду теорию развития высших психических функций, создан­ную

Л. С. Выготским, А. Н. Леонтьевым, А. Р. Лурия и их сотрудниками — Л. И. Божович, П. Я. Гальпериным, А. В. Запорожцем и др.

Благодаря исследованиям, предпринятым с позиций марксистской психологии Л. С. Выготским и его школой,

Wallon и некоторыми другими, стал известен ряд законо­мерностей, которые в значительной степени определяют динамику мысли в фазах, предшествующих онтогенетиче­ски появлению нормального сознания взрослого человека. Независимо от того, имеем ли мы дело при этом с феноме­ном мышления в комплексах в исходном понимании Л. С. Выготского, с валлоновским законом «бинарных структур» (парных представлений, являющихся попере­менно то как бы синонимами, то антитезами), с «подста­новками», при которых часть воспринимается как эквивалентная целому, с замыканиями, происходящими на ос­нове допонятийных, «синкретических» сближений, или с рядом других аналогичных соотношений, перед нами об­рисовывается широкая картина, говорящая о существова­нии множества качественно очень своеобразных форм ор­ганизации детской мысли. И наиболее характерной чертой этих форм является то, что им почти всегда в той или иной степени сопутствует тенденция к «символизации», т.е. к выражению, а иногда и к непосредственному замещению в смысловом отношении обобщенных психоло­гических содержаний конкретными образами, каждый из которых является в содержательном (информационном) отношении

чем-то большим

,

чем-то

,

что в нем непосредст­венно наглядно дано

. В интересующем нас аспекте этот момент является, как мы это сейчас увидим, главным.

§108

Три фундаментальных факта из области генетической психологии сознания

В настоящее время в генетической психологии сознания можно считать твердо установленными три фундаменталь­ных факта.

Первый из них заключается в том, что структура созна­ния современного цивилизованного человека, закономерно­сти его психики — это продукт длительного развития, ко­торое может быть прослежено как в биологическом и исто­рическом, так и в онтогенетическом аспекте. Поэтому попытки намечать какие-то более примитивные формы ор­ганизации умственных действий совершенно правомерны и отражают тот «историзм», который с точки зрения диа­лектико-материалистической философии является неотъ­емлемой чертой методологически адекватного подхода по существу к любой сколько-нибудь общей философской или научной проблеме.

Второй факт заключается в том, что в процессе конкрет­ного исторического развития сознания человека эти более примитивные формы организации мышления проявлялись только на каких-то весьма ранних, давно для нас отзву­чавших стадиях формирования человеческих сообществ, отражая, по-видимому, как на это обоснованно указывает И. Е. Вольперт, начальные фазы очень медленного станов­ления речи: «...По мере развития второй сигнальной си­стемы и вступления ее в права высшего и главного регуля­тора психической жизни, пралогическое мышление посте­пенно уступает свое место мышлению логическому» [24, стр. 157][84].

Наконец, третий факт, имеющий в интересующем нас аспекте главное значение. Работами школы

Л. С. Выгот­ского было уже десятилетия назад установлено, что в нор­мальном онтогенезе мыслительной деятельности наблюда­ется закономерная смена отношений между мышлением абстрактным (основанными на применении так называе

мых истинных понятий) и мышлением «комплексным» (происходящим на основе использования в качестве функ­циональных единиц конкретных образов). Первое прихо­дит на смену второму лишь на определенном этапе умст­венного развития ребенка. До этого этапа образность, в

и­зуализируемость

психологических содержаний является одной из характернейших черт умственной активности, предопределяющей множество других ее особенностей.

Мы не будем сейчас рассматривать проблему образно­го мышления во всей ее сложности. Для нас достаточно подчеркнуть, что при очень многих (если не при всех) бо­лее примитивных формах мышления совершенно особую

роль играют проявления символического замещения или символического представительства одним психологическим содержанием другого содержания. Подобное замещение ин­тимно связано с образностью мысли и позволяет опериро­вать широким кругом разнородных психологических содер­жаний, несмотря на отсутствие соответствующих абстракт­ных понятий и развернутых словесных описаний.

Пока еще недостаточно ясно, в какой степени тенден­ция к визуализирующей символизации возникает также при разных формах преходящего торможения речи. Одна­ко если мы рассмотрим эту тенденцию с учетом создавае­мых ею возможностей переработки информации, то станет более понятно, почему при ограничении возможностей вто­росигнальной деятельности почти всегда на передний план выступает мышление, широко использующее динами­ку конкретных, наглядных образов. Приспособительная ценность подобных перестроек очевидна.

§

109

Символика сновидений как форма выражения смысловых связей в условиях образного мышления

Выше (§104) мы обратили внимание на то, что представ­ление, по которому сновидения определяются аффективно окрашенными установками, недостаточно для объяснения их специфических черт, их «странности», «алогичности», их хаотического характера и нередкого отсутствия каких- либо понятных связей между ними и тем, что является для субъекта наиболее «значащим». Попытаемся разобраться в этих чертах в свете сказанного в §105—108, уточнив одновременно наше отношение к одному из понятий, кото­рые особенно часто используются психоаналитическим на­ правлением, как объясняющие, — к понятию регрессии.

Если мы соглашаемся с фактом существования на бо­лее ранних этапах онтогенеза психики тенденции к преи­мущественно образному мышлению (а мы обязаны это сделать, коль скоро хотим остаться на позициях современ­ного понимания закономерностей умственного развития), то правомерной становится и гипотеза о возврате в усло­виях сна в какой-то степени к этой инфантильной тенденции. Указывая на это обстоятельство, важно подчеркнуть, что эта же гипотеза может быть сформулирована и по дру­гому (с позиций павловской школы), как предположение о преимущественном подавлении во время сна второсигналь­ной деятельности и об относительной поэтому активации деятельности первосигнальной, с ее образностью и эмотивностью, высвобождающейся, растормаживающейся в условиях такого подавления и, возможно, в какой-то фор­ме последнее компенсирующей[85]